Валера, Амза и баба Тина вышли, когда за Пицундой погасло солнце. Дорога была пустынна. В грузинских домах слышались голоса. В кустах терлась о траву кошка, вдоль изгороди брела корова. Машин не было.
Вскоре слева и справа подступили прочие абхазы. Приветствовав друг друга, они шли вместе, но старались держаться на расстоянии, чтобы их поход не казался шествием. Поглядывали в грузинские дворы.
Из темноты появился многовековой тис. Его кряжистый иссохший ствол представлялся жилистой шеей старика, из которой вместо головы рос десяток ветвей – изогнутых, покрытых дряхлой, местами почерневшей корой.
– Из тиса получается хорошая посуда, – с особым прищуром улыбнулась баба Тина.
– Правда? – спросил Амза.
– У-у! На высшем уровне! Только из нее кормят тех, кому задолжал…
Валера усмехнулся.
Деревья и кустарник обступали со всех сторон. В лесу было темно. Звезды и луна не освещали путь, поэтому идти приходилось медленно – ногой выискивать возможные корни. Впереди уже были заметны отблески костров.
Дубовая роща. В час ночи жрец начал церемонию. Людей было много. Здесь собрались не только жители Лдзаа, но также женщины и мужчины из соседних сел. Перетоптывались быки.
В потревоженном огнями мраке скрывалась тайна. Меж старых дубов долгому взору являлись духи прежних лет. Когда-то сюда шли деды сегодняшних стариков. Слова их были такими же, чувства – схожими. От этой мысли сердцу становилось тесно в груди. Амза подумал, что сейчас не решился бы возвращаться домой один. В темноте ожило нечто губительное и непокорное – то, что пугало древних нартов, живших и плодившихся на этой земле. Могучие наследники Колхиды становились на колени, молили богов, которых не знали, духов, которых не видели, о спасении, о благой судьбе.
Жрец, хранитель святилища Анан Лдзаа-ных, в обычные дни был крестьянином, как и его друзья, – ел рыбу, смеялся грубым шуткам. Теперь он обращался к непостижному началу бытия. Жаркие костры освещали лица, над спинами сгущалась лесная тьма.