Цитаты из книги «Как брать интервью»

Я знаю, что ему звонят из кремлевской администрации, выражая недовольство, но мне он никогда об этом не говорит, а мне самому они никогда не звонят.

потеряю работу, на паперти не окажусь. Более того, уровень моей жизни не изменится. И начальники это понимают. Я не могу сказать: «Это нельзя говорить». Как это нельзя? С другой стороны, я понимаю, что, если человек покупает мою программу, он же не кота в мешке покупает. Он должен хотя бы знать, кто у меня будет в гостях. И потом я же должен думать, для чего я говорю. Я хочу показать, что я крутой? Я должен идти на определенный компромисс? Да. Вопрос в том, на какой. Это даже не самоцензура, а ответственность. Я могу сказать в прямом эфире, что я категорически не согласен с политикой Путина. Скорее всего, после этого программа перестанет выходить. Это стоит того? Нет. Но если я не могу сказать, что думаю об избирательной системе, при которой невозможно это и это, тогда мне останется лишь извиниться. Конечно, есть допуски. Когда мы изначально договорились с Константином Эрнстом об этой передаче, он сказал: «Есть три человека, которых я прошу не приглашать». Я говорю: «Три человека? Договорились. Но не четыре, не шесть, не

Цензура Конечно, рамки есть всегда. Свобода слова, свобода печати — это коридор. Он может быть очень широкий или узенький, но стены всегда есть. Попытаетесь пробить стены — в лучшем случае лишитесь работы. Я не работаю в штате Первого канала, так что меня вызвать на ковер невозможно. Я посылаю всех подальше. Меня нельзя уволить, нет кабинета, нет шофера, у меня покупают программу. Могут, конечно, отказаться от программы, но орать на меня никто не может. Это важный момент. Я давно принял решение никому не служить. Я независимый человек. За годы заработал достаточно денег, чтобы быть независимым. Если я завтра

Они делают подчас очень опасные для здоровья операции того, чтобы просто проснуться и заняться спортом или йогой. А это говорит в числе прочего о состоянии психического здоровья нации

абсолютная мягкость и в то же время независимость поражают.

я не согласен с тем, что один в поле не воин. Это не так.

В 2003 году, накануне очередных думских выборов, я брал интервью у единороссов. В большинстве своем они казались мне людьми, недостойными представлять мой народ, мою страну. В гримерке перед эфиром они цинично шутили и ничуть не скрывали, для чего им нужна власть, насколько «важен» для них народ российский. Но, заходя в студию, тут же превращались в «настоящих» на

вообще важно для журналиста-интервьюера — не бояться задавать «простые» вопросы, не бояться показаться гостю, а то и зрителю проще, чем ты есть на самом деле. В политической журналистике особенно полезно

политической журналистике особенно полезно прикидываться менее информированным собеседником, чем ты есть, ведь политики — животные эгоистичные и тщеславные. Ты знаешь ответ, но все равно задаешь вопрос.

А вот у меня к Путину есть один вопрос, который меня ужасно интересует. Вопрос следующий. Вот известна история, как Ельцин ему сказал: «Берегите Россию». И уехал. Путин вернулся в кабинет еще премьер-министра, посмотрел на карту России — о чем он тогда думал? Вот это мне интересно. Путину крайне редко задают вопросы, на которые задающие не знают ответа. Он еще всегда блестяще отвечает на вопросы. И всегда побеждает тех, кто его спрашивает.