Глава 1

Все персонажи данной книги, равно как локации, названия организаций и события – вымышлены. Любые совпадения случайны. А если вам показалось, что где-то вы подобное уже видели, слышали, осязали или чувствовали иными органами чувств, то вам не показалось. Вы заворожены.

Глава 1

Для Москвы такая весна считалась ранней. Шутка ли – двадцать градусов тепла в первых числах апреля. Когда такое было? Обычно стабильно теплая погода в столичном регионе устанавливается много позже, в начале или даже в середине мая. Тогда же и снег сходит – медленно, неохотно, лениво. Нынешняя же весна могла уже сейчас похвастать готовностью к летнему сезону. А ведь еще пару недель назад прямо тут, в парке на юго-западе столицы, лежал плотный снежный наст. Этот грязный, свалявшийся слоистый снег был утрамбован несколькими внезапными оттепелями, сменявшимися такими же внезапными морозами. Лишь на редких возвышенностях и буграх, в подтаявших проплешинах виднелась пожухлая прошлогодняя трава да ветки, упавшие еще осенью. В овраге, что тянулся вдоль кольцевой дороги и заканчивался небольшим прудом, под тоненькой коркой льда бежал стремительный ручей талой воды, собиравшейся с крутых склонов. Зима в этом году выдалась на удивление снежной, а потому и воды было много.

Сейчас же ничего из перечисленного выше уже не было и в помине: ни снега, ни ручья, ни льда. Уже и листья на березах проклюнулись, и трава начала зеленеть, и птицы сходили с ума, опьяненные столь стремительным наступлением брачного сезона. Да и пахло сейчас по-особенному. Нет, не весной пахло, а точнее, не только ей – в парке сейчас пахло смертью.

Криминалист уже заканчивал осматривать и описывать место происшествия, когда к оцеплению, состоящему из двух ППС-ников, бодрым и пружинистым шагом подошла молодая девушка.

– Вам сюда нельзя, девушка, – буднично пробубнил старший сержант патрульно-постовой службы Рябов, стоявший в оцеплении.

Старший сержант Рябов, очевидно, был человеком простым и недалеким, иначе он быстро смекнул бы, что красивые девушки просто так в семь утра в парковой глуши не появляются. Второй же страж правопорядка, его напарник сержант Козлов, был, напротив, человеком наблюдательным. До появления девушки он задумчиво курил в сторонке, прислонившись к стволу березы, но, завидев ее еще издали, автоматически внутренне подобрался. Быстро, буквально в две крепкие затяжки докурив, он окинул гостью оценивающим взглядом: невысокая, худенькая, одета в простые джинсы, клетчатую рубаху навыпуск, джинсовую же куртку и кроссовки. Простой и неброский макияж. За плечами небольшой кожаный рюкзак. На голове однотонная белая кепка, каштановые волосы убраны в небрежный хвост и торчат из прорези сзади.

«Свои», – подумал Козлов и угадал.

Девушка была готова к тому, что ее не признают, а потому молча поднесла удостоверение к носу старшего сержанта Рябова и поинтересовалась:

– Опергруппа уже на месте?

– Капитан полиции Екатерина Алексеевна Вилкина, – издевательски медленно прочел документ старший сержант и нехотя приподнял ленточку ограждения, давая пройти старшей по званию. – Уже час как работают.

Он указал рукой на еле приметную тропинку, уходящую куда-то в дебри парка. Его напарник выпрямился и метким броском отправил окурок в урну возле лавочки.

– Екатерина, – обратился сержант Козлов к уходящей девушке, – а вы не против, если мы…

– Против, – не оборачиваясь, ответила Вилкина и зашагала в глубь парка, туда, куда указал первый ППС-ник. Назойливых ухажеров она научилась отшивать, не задумываясь, отмахиваясь от них на автомате, словно от назойливых мух.

– Гордая, – ехидно улыбаясь, прокомментировал неудачную попытку подката Рябов.

«Опрокинутый» же сержант Козлов лишь смачно сплюнул на землю, глядя в спину удаляющейся девушке, и процедил сквозь зубы:

– Таких жизнь больнее всего лупит.

Вилкина в этом городе была лицом свежим – из молодых, как говорится, да ранних. Выпускница волгоградской академии МВД, за ее плечами уже был кое-какой опыт работы на периферии. Но в столице она работала без году неделя, так что к местным порядкам и предвзятому к себе отношению со стороны коллег по цеху привыкнуть еще не успела. С шутками на тему «девушка-следователь» она смирилась еще в академии и практически не обращала на них внимания. Доказывать свою состоятельность как штатной единицы органов правопорядка ей не приходилось, поскольку по всем физическим показателям курсант Вилкина была на голову выше своих однокашников. Даже в «рукопашке» ее можно было взять лишь массой. Про огневую подготовку и говорить не приходилось – она трижды занимала первые места на первенствах области, после чего ее попросту перестали туда посылать – нужно было все же дать дорогу хоть кому-то из мужчин. Но на новом рабочем месте всегда так. Сперва ты себя показываешь, даешь понять, из чего слеплен, и только потом тебя начинают принимать в коллективе. Или не принимать – тут вариабельно. Все зависит от того, какова твоя цель. У Вилкиной цель в жизни была одна – сделать мир чище.

Сказать, что была она писаной красавицей – нет. Но был у нее какой-то странный рок – западали на нее практически все ее коллеги. И дабы всем работалось нормально и для поддержания здоровой атмосферы в коллективе Вилкина взяла за правило отшивать каждого из потенциальных ухажеров, и уже только после этого налаживала с ними рабочие отношения. Кто был умнее, понимал с первого раза и принимал такие правила игры. Но были и такие, кто соображал потуже или же имел непомерное ЧСВ. Таких Вилкиной приходилось «приземлять» дважды, а то и трижды кряду. Но все одно – на работе Катя никаких шашней себе не позволяла. Впрочем, характер ее профессии не подразумевал личную жизнь даже в свободное от работы время. Да она, собственно, и не стремилась к личному счастью. Оно, это личное счастье, как правило, цели только мешает.

– Итак, что у нас тут? – продравшись наконец через жидкие еще кусты к месту происшествия, спросила Вилкина знакомого опера Витьку Самойлова.

Старший лейтенант Самойлов был из тех, кого капитан Вилкина опускала на грешную землю трижды, а потому, завидев строптивого, но симпатичного следователя, старлей поморщился, как от зубной боли. На кой хрен она вообще таскается на место преступления? Следак в бумажках должен копаться и носа из кабинета не казать. Ее предшественник, к примеру, так и делал. Вилкина же эта… В общем, не было у Самойлова таких слов, какими он мог бы охарактеризовать свою коллегу. Слов не было, одни эмоции водились. Может, стиль работы Вилкиной его раздражал, а может, и что другое. К примеру, то унижение, через которое пришлось пройти Самойлову по ее воле – эта стерва трижды его динамила. И ладно бы кто на работе о том прознал, так нет же, она до его жены добралась и последний, третий его подкат обсуждала уже с ней. Причем делала это у него же на кухне, да под Proseco.

«Насмотрелась сериалов, дура!» – злобно подумал опер, но ради дела натянул на лицо дежурную ухмылку и ответил по существу:

– Труп девушки, двадцать – двадцать пять лет. Бегунья, судя по одежде.

– Скорее, лыжница… – издалека окидывая взглядом труп, возле которого уже крутился судмедэксперт, сказала Вилкина. На немой вопрос Самойлова ответила: – Ботинки, спортивные болоньевые штаны, куртка…

Самойлов еще раз взглянул на покойницу и протянул:

– А, ну да. Просто при ней ни лыж не было, ни палок… Я сразу не обратил…

– Так убить ее могли и не тут. Что еще скажешь?

Вилкина не спешила подходить к телу девушки, хотя уже понимала, что именно будет рассказывать ей Самойлов. Все ее предположения подтвердились уже в следующей фразе неудавшегося ловеласа.

– Классический подснежник, – продолжил он. – Труп нашли вон те бегуны, – и Самойлов кивнул на группу из трех пожилых мужчин с палками. Возле них, переминаясь с лапы на лапу, сидела собака. – Пес свернул с дорожки, видимо, учуял трупный запах, – продолжил рассказ Самойлов. – Хозяин пошел за ним, ну и, собственно, обнаружил тело.

Чуть поодаль свидетелей опрашивал второй опер, кажется, это был Рома Звягинцев.

«Этот как надо опросит», – подумалось Катерине.

– Ладно, пойду, уточню детали у Георгича… – вслух сказала Вилкина, обращаясь скорее к самой себе, нежели к Самойлову.

– Думаешь, наш клиент? – скептически бросил ей в спину Самойлов.

– Сейчас узнаем. Привет, Карпыч. Скажи что-нибудь ласковое.

– Отлично выглядишь, Катерина, – проскрежетал пожилой судмед, делая очередную фотографию трупа.

Льва Карповича Волкова, штатного судебного медика, выезжавшего практически на все трупы отдела, очень не любили за его старомодность и нерасторопность. Большая часть следаков и оперов спали и видели его уход на пенсию, поскольку выезжать на трупы с Карпычем было сплошной мукой. Судмед старой, еще советской школы, он выполнял свою работу на совесть и никому не позволял «следить» на месте происшествия до того момента, пока он не даст на то особое разрешение. Следователям и операм приходилось часами прозябать неподалеку и ждать своей очереди осмотреть место преступления. И ладно бы Карпыч сходу выдавал информацию после своих изысканий, тогда ему бы прощалась и не такая придурь. Но все свои отчеты и выводы он стряпал у себя в анатомичке в строго отведенное на то время и увидеть их можно было лишь спустя сутки, не раньше, что сильно стопорило расследование. Исключение Волков делал лишь для капитана Вилкиной. Руководство было в курсе такой «расторопности» Волкова, но провожать старика на заслуженный отдых не торопилось, поскольку дед, хоть и был медлителен и патологически пунктуален, все же «видел» куда больше своих молодых коллег. Многие дела раскрывались лишь по зацепкам, которые он откапывал буквально из воздуха. За глаза Карпыча называли либо по отчеству, либо просто дедом. Сам же Волков на покой не спешил. Он своей работой упивался и упорно не замечал, что медлительность и обстоятельность, с которой он подходил к делу и которой гордился, сильно раздражали вечно спешащих блюстителей порядка. Вилкину же Карпыч устраивал практически всем. Во-первых, дед был действительно грамотным судмедэкспертом и сходу мог накидать две-три рабочие версии произошедшего, хотя в его обязанности это и не входило. К слову, Вилкина была единственным сотрудником внутренних органов, кому перепадала такая честь, другие же сутки ждали письменного отчета. А во-вторых, (и, возможно, это было главным), он был единственным, кто не подкатывал к Екатерине свои шары. И пусть это было, очевидно, следствием его почтенного возраста, сути дела это не меняло. Девушке было комфортно работать с пожилым судмедэкспертом.

– Спасибо, – выдавила из себя улыбку Вилкина, – но я не об этом.

– Да знаю я, о чем вы все думаете, – задумчиво протянул Волков, ковыряясь каким-то острым инструментом под ногтями умершей. – Сейчас все расскажу, погоди секундочку. Возьму мазки, под ногтями пошурую, в кармашках пошебуршу, опишу все, сфотографирую, проверю все следы, а после и «знаки» поищем.

– Не спеши, Карпыч, – подмигнула деду Вилкина и встала во весь рост. Чуяло ее сердце, что этот «подснежник» все-таки из их серии. Вон, и Самойлов нечто подобное почувствовал.

И действительно, было во всех этих делах нечто такое, что не давало Вилкиной покоя. Да, это была очевидная серия, но к этому выводу следствие пришло не из-за явного сходства всех пяти случаев. Вернее, не только из-за сходства. Была на каждом месте преступления некая странная аура – что-то неуловимое, что-то зловещее. Это чувствовали все оперативники. То ли все дело было в самих местах преступления, то ли в ритуале, непременно сопровождавшем убийства, а может, и еще в чем.

Оставив судмеда в покое, Вилкина решила послушать показания свидетелей. Она медленно прошлась по сухому травяному насту, усыпанному прошлогодними шишками, до места, где их допрашивали.

– …а вы часто тут бегаете? – донесся до слуха Катерины разговор оперативника Звягинцева с одним из свидетелей, видимо, с тем самым заводчиком, чья собака и обнаружила тело.

– Ходим, – уточнил пожилой мужчина в старомодном трико и спортивной курточке времен позднего СССР. – Мы с приятелями скандинавской ходьбой занимаемся. Да, часто – почитай, каждый день.

– Непосредственно этим маршрутом пользуетесь?

– Да. Только тут и ходим.

– А снег давно сошел?

– Уже недели три как.

– А можете сделать предположение, почему до сего дня ваш пес ничего не чуял?

– Так покойница в снегу, видать, была. А теперь отморозилась.

– Так поздно?

– Ну а мне почем знать, чего она так припозднилась.

– Тоже верно. Скажите, а вы ведь с собакой каждый день гуляете?

– Каждый день, утром и вечером. Куда ж мне его деть? – добродушного вида вислоухий кокер-спаниель, словно понимая, что говорят о нем, засуетился под ногами мужчин, начал поскуливать и перебирать передними лапами. – Тихо, Сол, лежи смирно… – натянув поводок, шикнул на него хозяин.

– А другие собачники тут гуляют?

Странное направление допроса выбрал Звягинцев, подумала Вилкина, но вмешиваться не стала. Ей было интересно, куда приведет его эта кривая рассуждений. Хотя уже на следующем вопросе она и сама догадалась.

– А как же, – улыбнулся собачник. – У нас с Солом тут и любовь своя имеется, и дружок по интересам. Сучка Рита из седьмого подъезда, он к ней неровно дышит. Я про собак, если что.

– Да, – кивнул Звягинцев, – я понял.

– Да еще такой же спаниель, только русский, из соседнего дома. Они мячик наперегонки ловят на площадке, там, за турниками. Ну и, само собой, более крупные породы есть. Парк же, – хозяин Сола добродушно улыбнулся и руками развел, – тут полрайона собак выгуливает.

– Ну да, ну да… – записывая что-то в блокнот, процедил опер. – Скажите, а дикие собаки тут водятся?

– Ну, встречаются и такие, – подумав немного, ответил мужчина. – Не каждый день я их, конечно, вижу, но и не так чтобы редко. Бегают стаями по три-четыре особи. В основном мирные, но я своего Сола все одно на поводок при их появлении беру. Мало ли что.

– Сами-то не боитесь?

Старичок потянулся к поясной сумке и выудил оттуда какой-то продолговатый предмет.

– Нет, мы с товарищами уже в таком возрасте, что нам бояться вроде и не положено. А кроме того, есть и вот такие штуки у нас.

– Перцовый? – уточнил Звягинцев, взглянув на средство самозащиты.

– Да, на три метра облако…

– Это правильно. Вам спасибо большое. Проверьте свои контактные данные и распишитесь вот здесь. Мы с вами еще свяжемся.

Вилкина дождалась, когда Звягинцев освободится, и подошла к нему.

– Привет. Тоже заметил, да?

– Привет, – кивнул Роман, заканчивая заполнять протокол допроса свидетеля. – Ты о чем?

– Это же наш… – неоднозначно ответила Вилкина, глядя на то, как чуть поодаль возится с трупом Карпыч.

– Да уж, – неохотно признался Звягинцев, – похоже на то.

– И тебя тоже удивляет, почему тело так долго никто не обнаруживает?

– И даже собаки дикие не растаскивают… – согласился оперативник, убирая аккуратно заполненный протокол в папочку. – Сколько на такие трупы ни выезжал, всегда следы деятельности диких животных имелись. А эти словно… – он запнулся. – Хрен его знает, Кать. Что-то с этими трупами не то. С «нашими», я имею в виду.

– Ну, Карпыч еще работает. Еще не факт, что это прямо «наш».

– Да он это. Ты же и сама чувствуешь эту… как тебе сказать? – и он пощелкал пальцами, выискивая нужное слово.

– Тоску?

– Да, тоску и безысходность какую-то. Я такое впервые чувствую. А я, между прочим, знаешь, сколько покойников уже видел?

– Даже не догадываюсь, Ром.

Застенчивый от природы капитан Звягинцев задержал свой взгляд на умном лице Вилкиной. Он уже несколько месяцев боялся подойти к этой женщине во внеурочное время, зная, как лихо она расправляется со своими поклонниками. Но поделать с собой ничего не мог. Тянуло его к капитану Вилкиной со страшной силой. От того он и заикаться при ней начинал, и не заговаривал первым, и избегал общения без крайнего на то повода. Единственная радость – работа позволяла ему находиться рядом с Екатериной, дышать тем же воздухом, что и она, вдыхать аромат ее кожи и говорить почти на любую тему. Как на свидании. Только свидания эти были исключительно возле трупаков или в душных кабинетах отделения.

– М-много, в общем, я их видел, покойников, в смысле, – запнувшись от смущения, закончил мысль Звягинцев.

– Ясно, – о симпатии Звягинцева Екатерина, конечно, знала, а потому решила перейти к обсуждению дела. Это всегда выводило бедного парня из ступора. – А что еще дедушка рассказывал? Видел он тут кого до сегодняшнего утра?

– Да! – Роман оживился. – Говорит, вчера вечером тут ошивались какие-то странные люди. Прямо на этом самом месте. Им с тропинки хорошо видно было. Просто для пикников еще рановато, обычно в это время никто из горожан шашлыками не занимается. Да и время было позднее, половина девятого. Уже стемнело. А эти крутились в кустах, что-то обсуждали на повышенных тонах. Один даже орал что-то нечленораздельное.

– Так, вот тут поподробнее, – оживилась Вилкина, памятуя о знаменитом постулате: преступник всегда возвращается на место преступления. К слову, именно этим маньяк, которого они уже третий месяц разыскивали, и был отличен от себе подобных. Он всегда возвращался к своим жертвам спустя какое-то время и оставлял на трупах клеймо. Никто не мог понять, зачем ему это нужно. Так рисковать и подставляться… Казалось бы, убил и убил. Оставь клеймо сразу да беги, прячься. Нет, он именно что выжидает и только после возвращается на место преступления. И это еще не самое странное во всем этом деле. Но обо всем по порядку.

– Священник какой-то и молодой парень лет тридцати. С ними еще кот какой-то нереально большой был.

– Большой кот? Мейн-кун, что ли? – предположила Вилкина.

– Не знаю, – пожал плечами Звягинцев, – я в них не разбираюсь. Да и темно уже было, старик ничего толком не разглядел. Они потому и запомнили эту парочку, что котяра их был размером с крупную собаку. Спаниель свидетеля на того кота кинулся было, да огреб знатно. Эти двое с котом ходили тут долго, а после спешно парк покинули, словно убегали от кого-то.

– А как они их разглядели в темноте?

– Так собака от того кота знатных люлей огребла и побежала к хозяину. А на дорожках тут фонари, как видишь.

Вилкина осмотрелась. Действительно, вдоль беговой дорожки тянулась гирлянда фонарных столбов. Для маньяков, кстати, самое оно, чтоб маньячить. Ночью те, кто на дорожке находятся, из-за света не видят того, что в метре от них делается в лесу. А те, кто в лесу, наоборот, прекрасно видят то, что происходит на дорожках.

– Ну, уже хоть что-то. А с чего свидетели взяли, что эти ходили долго?

– Парк-то большой, но они ходят одним и тем же маршрутом. Круг за кругом и так три раза. На круг выходит минут двадцать в среднем. Так вот, эту парочку они видели трижды. На закате, а после и в потемках. То есть минут сорок-шестьдесят эта парочка тут точно ошивалась.

– Троица, – поправила опера Вилкина, – ты про кота забыл.

– Я его и не считал. Хотя, думаю, пустое это, – махнул рукой Звягинцев. – Видели их тут вчера, а трупу месяца два, а то и три. Ты же видела состояние кожных покровов. Эти двое могли увидеть покойницу и, попросту испугавшись, сбежать.

– А могли вернуться к месту преступления, чтобы какие-то улики уничтожить и клеймо на трупе оставить.

– Священник?

– Да хоть мусульманка в никабе! Ты же понимаешь, что в Москве можно кем угодно вырядиться и никто внимания не обратит.

– Так и я про то. Куртка с капюшоном, балахон там, маска на худой конец – и ищи свищи подозреваемого с такими приметами. А тут священник и молодой парень безо всяких головных уборов и с таким приметным животным. Странно это.

– Ну, ты же знаешь, некоторые маньяки жаждут славы и сами делают все, чтобы их поймали.

– А тебя не смущает, что их двое было? Это уже не сильно на маньячество похоже. Это уже группой лиц и по предварительному сговору получается.

– Или мы имеем дело с какой-то сектой, – задумчиво высказала мысль Вилкина, – или же эти двое действительно не имеют никакого отношения к этим убийствам. Что, кстати, с фотороботом?