Я таким не был. Мне только казалось, что я был таким. Я был уверен, что всецело предан пантомиме, и именно пантомиме. Теперь-то мне ясно, что я отчаянно и необъяснимо любил сцену, а пантомима чудесным образом вывела меня на неё. Мне казалось, что я прошёл тяжёлые испытания и сохранил преданность этому благородному искусству. Но только через годы я смог признаться себе, что мне повезло влюбиться в пантомиму и я просто ничего другого тогда не желал делать, не хотел исключительно потому, что пантомима у меня лучше всего получалась, давалась легко и позволяла мне выступать на сцене. Сцена давала мне подлинное счастье! Сцена, а не пантомима как таковая.