Пантомима виделась мне как школа аскезы и тяжёлых самоограничений, целью которых было воспитание трудолюбия и серьёзного отношения к сценическому делу. Я, расставшись с пантомимой и взглянув на неё со стороны, понял простую вещь. Я понял отчётливо и ясно, что пантомима – это недоискусство.