Почему это так трудно? Почему так трудно отпускать человека? Принять чужое «нет». Принять факт, что лично ты, вот такой какой есть, не подходишь другому ни по каким параметрам? Почему так трудно поставить точку…
К черту.
Можно ведь не отпускать, правда? Можно ведь сохранить где-то в душе, в сердце, не знаю, где там оно живет, это проклятое чувство, в какой утробе? Оставить его там, запереть в камере-одиночке, как зверя. Выпускать эту нежность порциями, в текстах или стихах, давать похожие имена своим героям, переворачивать и переиначивать историю, выводить призрачные диалоги, спрашивать о том, о чем не успел спросить, говорить то, что не смог сказать. Рассыпать куски своих и чужих слов как хлебные крошки, по которым этот зверь найдет дорогу, стоит его выпустить наружу. Но нет. Просто намордник нужен покрепче. И всё.
Евгений Алёхин выпустил этого зверя из камеры-одиночки своей памяти. Вывел его погулять без намордника. И вспомнил всё. От первого свидания до последнего. «Девственность» – роман о большой любви.
Это даже странно, но писать «любовь» по отношению к тем чувствам, что описывает автор в своем автобиографичном романе мне трудно. Это слово кажется пошлым, избитым и банальным. Каким-то глупым и неподходящим. Потому что отношение к той девушке… было особенным. Потому что она сама была особенной. Потому что мы увидим в тексте самое откровенное, самое-самое важное, личное, терпко-горькое. Нежность, которую вот именно, что достали из самого дальнего края души, оттуда, где это чувство хранилось долгие годы, оставаясь невинно нетронутым, чистым, ничем не запятнанным. И никакие ошибки, грехи, другие женщины, жены, алкоголь (много), суицидальные мысли, мечты о детях, случайный секс и грязные мысли, ничего из этого не коснулось, не исказило памяти о ней. И если что есть в жизни дорогого – та история. И да, ну если вам так уж хочется придираться к фактам, не была она его первой девушкой, не с ней он потерял свою девственность. Но кого волнует чисто технический вопрос? (не, ну кого волнует, в романе вы найдете подробности первого раза). Потому что первой. Самой первой. Была она. А не вот это вот все.
Я никогда не читала таких книг. Сколько я вообще за свою жизнь не общалась с мужчинами, оказалось, я и понятия не имела, что значит реально откровенный разговор по-мужски о… Да о чем угодно. Ну вот о сексе, например. Сама вера в то, что если во время первого секса ты был пьян, поэтому можно его не считать, немало меня развеселила. Примерно 99% моих подруг могли бы тогда положа руку на сердце отречься от первого раза. Потому что были в разной степени алкогольного опьянения. Или описание мужского проживания одиночества. Или потребности в алкоголе. Или отношения с отцом. Или… Я читала, удивлялась, иногда поражалась, иногда смеялась, иногда откладывала книгу подальше, потому что на душе так скребли кошки, выдержать такое сил не было. Язык, кстати, соответствующий. С матами. А еще заметила тот уровень брутальности, когда не стыдно писать о своем страхе или слабости. Истинную мужественность невозможно утратить, проявив чувствительность/ чувственность.
Знаете, пока читала, выписывала себе какие-то фразы, цитаты.
Пока читала, думалось – как же много всего! Какой силы эти чувства, как я смогу рассказать о них (о книге)? Это же невозможно! Этого же слишком много.
А теперь, вот когда прошло время, месяц прошел, как я дочитала книгу, вся сила этих чувств, всё, что проживала вместе с героем (автором), пока читала, словно утрамбовалось, ассимилировалось. Накрыло сердце как культурный слой… Не хочу никаких цитат. Не хочу препарировать эти чувства. Хочу оставить как есть.
***
Кто сказал, что мы вообще кого-либо отпускаем от себя? Что если никого и никогда мы не отпускаем? И каждый остается с нами. Просто кто-то на легальных правах, вслух и официально. А воспоминания о ком-то (читай – чувства к ним) в камере хранения покруче Пентагона. Запертыми на тысячи замков.
Чтобы не потерять, чтобы сохранить и оставить как самое ценное. Почему бы и нет?