Пролог

– Неужели тебе совсем не хочется развлечься?

– Мне хочется, только возможности такой у меня нет.

– Скажи уж прямо – желания. А завтра в Академии бал… Фейерверк, выступления артистов, танцы…

– Мне там не учиться, а, значит, и не танцевать.

– Насчет учебы не знаю, а вот попасть туда на бал – вполне реально.

– Это как?

– Билет Улы пропадает. А они не именные.

– А если меня не пустят?

– Кто узнает, что ты им воспользовалась? Бал-то маскарад. Кто ни приди с билетом, хоть в маске нашего короля, обязательно пропустят.

– Но мне и надеть нечего!

– Открывай шкаф, разберемся. Вот же симпатичное платье!

– Это старое мамино. Оно, наверное, уже давно из моды вышло…

– Это маскарад, хоть ты в одежках позапрошлого века явись – сочтут, что это карнавальный костюм.

Мамино платье с кринолином было очень красивого серебристого цвета, с серебристой же вышивкой. Мне всегда казалось, что оно сохранило ее особенный, ни на что не похожий запах. Когда было плохо, я пряталась в шкафу и прижималась к платью, вдыхая ее запах, и мне казалось, что она где-то рядом.

– Оно не новое.

– А это моя забота. Завтра будет как новое. А на плечи накинуть… вот! Прекрасно подойдет!

Голубая пелерина, подарок бабушки. Да, пожалуй.

– Но лицо! Меня же узнают!

– Да, лицо лучше не показывать. Хотя… маскарад же! Маску найти никакая не проблема, могу предложить несколько штук, выбирай, что больше нравится.

– Наверное, эта…

– Вот и молодец. И помни, ужасно вредно не получать удовольствия, когда ты этого заслуживаешь!

Глава первая, в которой события приобретают крайне неприятный оборот

Гюнтер Линдворм оттолкнул стопку заключений и раздраженно побарабанил пальцами по столу. Ситуация складывалась непростая. Ох, как не вовремя Мартин умудрился вляпаться, как же не вовремя, просто на редкость. И, главное, помощь получить можно, но каким путем! Огласка неизбежна. А делать нечего, придется идти на поклон к официальным лицам.

– Ты уверен? – в третий раз переспросил он.

– Да уверен я, уверен! – рявкнул сын. – Ты же сам видишь заключения! Я уж к кому только не обращался! Однозначный вердикт – порча! И снять не могут, силенок не хватает.

А ситуация и впрямь было из раздела анекдотических. Правда, очень скверных анекдотов. У Гюнтера Линдворма было трое детей. Младшая дочь Ильзе, замужем за Людвигом Мауром, согласно традициям, не имела права наследования, равно как ее будущие дети. Дитрих Линдворм, второй сын, оказался убежденным гомосексуалистом и идейным наркоманом, и сейчас тихо дотлевал в лечебнице, причем с крайне неутешительными прогнозами, исключавшими возможность продолжения рода. И, наконец, старший сын, Мартин Линдворм, отрада и опора отца, будущий наследник, блестяще закончивший Белианский университет, сидит напротив и показывает стопу заключений, согласно которым у него не просто приключилась импотенция, а еще и бесплодие имеет место быть. А это автоматически исключает из числа наследников концерна его детей, которым уже не судьба появиться на свет. По закону при отсутствии прямых наследников мужского пола по мужской же линии предприятие подлежит переходу в руки государства. Вот прямо сейчас Гюнтер Линдворм кинулся все нажитое и заработанное отдать королю, или, вернее, позволить, чтоб все это отняли уже у Мартина. Но выход есть, не может не быть. То, с чем не могут справиться обычные лекари со стандартным уровнем не выше А-3, могут излечить маги с более высоким уровнем магического потенциала. Правда, работа их на вес золота, но сейчас не время торговаться. Да и очереди к ним такие, что можно успеть состариться, когда она подойдет. В обход не получится, они все давали «клятву мага», и рисковать ее нарушением им совсем не с руки, уж больно неприятным может быть наказание. Тем не менее, лазейка есть. Можно обратиться в Департамент полиции и обставить все как жалобу на того, кто наслал порчу. И мерзавца этого найдут, и лечить Мартина станут как пострадавшего уже без оглядки на очередь, да еще и бесплатно. Но огласка! А и черт с ней, главное сохранить свою империю.

– Придется подавать жалобу в Департамент полиции.

– Отец, ты с ума сошел! Я буду жаловаться на каких-то наводителей порчи! Да еще объявлять об импотенции!

– Можем объявить о банкротстве. Согласно закону от 2086 года о правах наследования. Подарим все королю, он порадуется.

– Но я не могу позволить такую огласку!

– Можешь. Только не хочешь, а это несколько другое дело. Ты бы лучше подумал, кто нас может так ненавидеть, что «подгрызает» нашу компанию таким окольным путем, хотя… этим отдел безопасности лучше озадачить. А ты прикинь кто и когда на тебя порчу мог наслать, это не делается случайно, да и не быстрое это дело. Зная временнóй интервал, можно попробовать сузить круг потенциальных вредителей. Может через кого-то из баб твоих?

– Моим бабам жаловаться не на что! Они на меня молиться готовы!

– Да-да, знаю, то-то я счета не успеваю из ювелирок оплачивать. Ладно бы, колечки-сережки, но что ж такого твоя последняя (или какая она там по счету?) красотка умеет, что в прошлом году ты ей аграф «Симон» подарил? По цене как годовой доход нашего концерна в Шаранте.

– Ну-у, ты себе даже не представляешь…

– Я рад, что, хотя бы ты себе это представляешь, но интереснее другое: надо понять к кому из следователей лучше обратиться? Чтоб были нашей семье чем-то обязаны, и умели держать язык за зубами?

В результате поисков в Департаменте полиции было решено обратиться к Герберту Шунеману, следователю категории А-2. Оказанная в свое время его семье услуга позволяла рассматривать его в качестве «прикормленного» концерном, или, по крайней мере того, который не станет вредить.

Шунеман оказался невысоким невзрачным человеком с ранней плешью и сутулой спиной. Впечатление от него как от невнятного задохлика портили только глаза: умные, цепкие, неожиданно красивого шоколадного цвета. Он внимательно выслушал Мартина, прочитал заключения лекарей, уточнил потенциальный период наложения порчи «юнай 2175 года?», оформил жалобу и предложил пройти обследование у полицейского диагноста. Диагност в лице пухлой хохотушки предпенсионного возраста ловко прикрепила на тело Мартина датчики и заговорщески подмигнув, прошептала: «Повезло тебе, парень, нам только три дня назад новый комплекс диагностирования поставили!» После всестороннего обследования выгнала его обратно к следователю, мотивировав это тем, что ей еще дешифровывать данные и писать заключение.

Герберт Шунеман за время обследования тоже не терял времени даром, в его кабинете уже закончили установку Ложи Чтения. Нет, Мартину доводилось в ней бывать, так что страха или трепета они не испытывал, просто удивился:

– А это зачем?

Шунеман объяснил, что чтение памяти пострадавшего – стандартная процедура, дабы просмотреть все возможные эпизоды, подпадающие под чужое вредительство.

Мартин улегся в Ложе, подождал, пока штатный Чтец наложит на глаза – повязку, на виски – приемники, подключит экран, куда выводится изображение происходящего и выйдет, а потом весело спросил:

– Что, и сексуальные контакты будем отсматривать? Последний был 31 миана.

– И отсматривать, и записывать, – пробормотал Шунеман, – суду необходимо предъявить запись конкретного эпизода для принятия решения.

Мартин в этой Ложе чуть не заснул, когда ощутил, что вернувшийся Чтец снимает полагающиеся причиндалы. Глянув на часы, подивился, однако! Больше трех часов следователь копался в его памяти – основательно подходит. Снова сев в кресло нетерпеливо спросил:

– Ну, и кто этот гад?

Дальнейшие действия Шунемана ему крайне не понравились. По скрытому сигналу следователя в кабинет ворвались охранники, скрутили ему руки, и по приказу «В одиночку!» вытащили за дверь, невзирая на сопротивление. Перед входом на нижний этаж его обыскали, и отняв все, более-менее ценное, втолкнули в камеру.

Оказавшись в одиночной камере, Мартин озверел. Сначала он долго колотил по двери и стенам, орал «Вызовите моего отца! Вызовите следователя!», пытался вывернуть рукомойник и разбить унитаз, но тщетно. Видимо, чаровал обстановку мастер своего дела. К вечеру открылся люк в стене, где стоял лоток со снедью: миска с матановой кашей, кусок грубого хлеба, кружка с настоем влания. Есть эту гадость Мартин, понятно, и не подумал, но настой выпил – пить уже хотелось. А потом и усталость взяла свое: какая бы ни была койка неуютная, но заснул он мгновенно и крепко, день выдался очень тяжелый.

Надежда, что произошла какая-то ошибка, что скоро все выясниться, что отец вытащит его из любой передряги, постепенно таяла.

Утром вместо отца или хотя бы следователя появился тюремный служитель, который небрежным жестом сунул ему для ознакомления какую-то бумажку, из которой Мартин узнал, что:

– На него наведена не порча, а наложено проклятье уровня А-1.

– На него заведено уголовное дело по факту изнасилования. Передача дела в суд осуществлена. Заседание суда состоится завтра.

Мартин снова попытался разгромить тюремную камеру и вновь безуспешно. На суд его даже вызывать не стали. Окончательный приговор передали в камеру.

«25 финнея 2176 года слушалось дело № И-457032/76 по обвинению Мартина Линдворма об изнасиловании неизвестной 4 юная 2175 года. Ответчик Мартин Линдворм признается виновным по статье 128, пункт 2, и должен отбыл наказание в течение шести лет в бригаде штрафников».

Когда в камеру к Мартину вошел отец, Мартин был готов убивать. Прощальный разговор отца и сына прошел на повышенных тонах.

– Отец, что вообще происходит? Что творит твой «прикормленный» Шунеман? Каким образом я из потерпевшего оказался обвиняемым? Почему не ищут эту девку? Почему никто не расследует как она меня преследовала? И почему никто не заикается о том, что с меня будут снимать эту порчу, тьфу, проклятье? С чего я должен переться в какую-то штрафкоманду?

– Мартин, послушай меня внимательно. Шунеман и так сделал, все, что мог. Ты в Ложе Чтения был? Твои показания, как ты с ней по пьянке кувыркался, официально зафиксированы? Даже захоти Герберт их скрыть, у него нет ни права, ни возможности «стереть» твои признания. Чтоб не вылететь с работы и самому не оказаться обвиняемым, ему пришлось немедленно брать тебя под стражу и отправлять в суд.

– Но это девка…

– Мартин, Герберт немедленно объявил ее в розыск. И знаешь, что интересно? Ее нет в нашем мире. Понимаешь, чем это пахнет?

– Не понимаю, что значит нет?! Плохо искали?

– Сын, включи мозги! Ее. Нет. В мире. И если бы кто-то заинтересовался этим фактом, выводы были бы простыми: либо ты ее довел до самоубийства, либо где-то прикопал труп. Ты какую статью предпочтешь добавить к статье изнасилование?

– А… эээ… вот, значит, как…

– Поэтому Шунеман быстро провернул предъявление обвинения и организовал тебе заочную сессию суда, чтоб ты не болтанул лишнего. Потому и в одиночку запихнул, чтоб лишняя информация не просочилась. Он даже устроил тебе отбывание срока как «подселенцу».

– Как кому?

– Да уж, откуда тебе знать такие подробности… Твое тело останется здесь, в заморозке. А личность на время отбывания срока «подселят» в расходное тело. Отбудешь срок – вернешься в свое.

– Это в смысле, чтоб не покалечили?

– И в этом смысле тоже. Знаешь, как «любят» заключенных с твоей статьей? Лучше тебе не знать. Магию штрафникам блокируют, так что весь расчет только на ресурсы доставшегося тела. В штрафбригаде все, как и ты, «подселенцы», попадают туда по самым разным причинам, там о твоей статье никто знать не будет, если сам сдуру не расскажешь. Вести себя следует тихо и не отсвечивать. А наши стряпчии попробуют через годик-другой осторожно выяснить как там по поводу досрочно выйти за хорошее поведение.

– А что там насчет снятия порчи, в смысле проклятья?

– Во-первых, проклятье уровня А-1, это еще побегать придется, поискать лекаря среди высших магов. Да и лечить тебя прямо сейчас смысла нет. На кой тебе склонность потрахаться среди кучи мужиков? Вернее, зачем она здесь твоему замороженному телу? Вернешься, разберемся. К тому моменту, глядишь, и нужный лекарь быстрее отыщется, лечебная магия развивается быстро. А пока…Держись, сынок, сейчас тебя поведут на «переселение», увидимся после возвращения.

Пока его вели по коридору в тюремную лабораторию, Мартин убеждал себя успокоиться. Лежа в «саркофаге» и глядя на потолочные лампы Мартин ощущал одно-единственное чувство – дикой ненависти. Ко всем, кто загнал его в эту ловушку. Он, наследник одного из богатейших концернов страны, перспективный маг с высоким потенциалом, красавец, любимец женщин, должен провести ни за что шесть лет в чужом грязном теле без привычных удовольствий. Свободы нет, секса нет, магии нет, развлечений нет, про то, какая там еда – лучше даже не задумываться! И во всем виновата эта шалава. Ладно, он терпеливый. Он дотерпит и дождется. Но когда у него появиться хоть малейшая возможность – он спросит. Ох, как он спросит! Многократно за каждую секунду своего унижения. Он заставит ее очень пожалеть, что она посмела перейти дорогу Мартину Линдворму. «Клянусь!» – с этой мыслью мозг отключился.

А включился оттого, что какая-то неприятная личность в очередной раз попыталась шлепнуть его по физиономии. Мартин мгновенно пробил ему в челюсть, за что немедленно был наказан: удар дубинкой по затылку не порадовал от слова наоборот.

– Бешеный какой-то Франц попался, – констатировал потирающий подбородок лекарь, да теперь Мартин отчетливо видел, что побудчиком оказался неказистый мужчина средних лет в форме целителя. – Вы там с ним поосторожнее, унтер-офицер, не ровен час, кидаться начнет…

– Как начнет, так и закончит, – мрачно ответил здоровенный детина с дубинкой. – Тело по любому расходное, жалеть некому.

Мартин уже хотел ответить этим производным слизней, что никакой он им не Франц, что не им решать, когда и что именно ему начинать и заканчивать, но тут вспомнил и про свою статью, и совет не отсвечивать, и прикусил язык. Но насчет имени следовало разобраться.

– Почему Франц?

– Это тело звали Франц. Пока жив был. Он у нас и по документам так проходит. Поэтому, всех, кто в него попадает на отбытие срока, зовут Франц. Не запоминать же каждый раз новое имя. Так ты, Франц, у нас, значит, Бешеный?

– Какой есть, – Мартин аж оскалился от злости.

– Слушай сюда, Бешеный Франц. Попал ты в знаменитую 13-ю штрафбригаду Рыжего Пса Крамма. Она на все войска одна такая. И Лоренц Крамм – ее бессменный командир. Он для вас теперь и король, и бог, и папа, и мама. А конкретно для тебя и всего третьего взвода – я, унтер-офицер Харвитц. Кто из вас и что накосячил на гражданке – наплевать, но здесь вы все отбываете наказание, кто в своем теле, а кто в чужом. Отбудете как вменяемые – вернетесь. А будешь нарушать – задержишься в арестантштальте на год-другой, или больше, смотря на сколько нарушишь. Уж я за этим прослежу. А сейчас, Франц, на санобработку и получать обмундирование.

Попав в «свой» взвод под начало унтер-офицера Эриха Харвитца, Мартин понял, что на свете бывают места похуже преисподней. Построения, тренировки, муштра и постоянные издевательства. Взвод из преступников в расходных телах рядовых солдат пытался «задавить» любого вновь прибывшего, уничтожить в нем даже личность. Не было дня, чтоб он не сцепился с кем-то из своего барака. Не менее раза в декаду он попадал либо в арестантштальте, либо в госпиталь. Зато научился давать отпор, даже если пытались напасть двое-трое. И уже через полгода весело откликался на прозвище Бешеный, а желающих с ним подраться оставалось все меньше. Противников он молотил «в мясо», не жалея, вымещая на них всю ненависть, которая неуправляемо росла внутри. И с удовольствие наблюдал как пугаются соперники из других подразделений, когда выяснялось, что на подпольных боях командиры решили выставить против них именно его. Сколько они сумеют заработать на его победах, ему было неинтересно. Сам он считал дни до освобождения и до мельчайших подробностей представлял себе сцены мести. Он дождется.

Глава вторая, в которой выясняется, что жизненные трудности никогда не уменьшаются, только увеличиваются, причем возможно именно потому, что окружающие их для вас искусственно увеличивают

Жизнь, конечно, бьёт ключом, только вот чаще всего гаечным, и аккурат по маковке. Хочу в мизантропы. Нет, не так, наверное, я уже мизантроп. Хочу в ненавистники человечества. Чем дольше живу, тем чётче ощущаю себя белой вороной, не приспособленной к общению с подавляющим большинством окружающих. Реально раздражают.

***