Цитаты из книги «Дышать больно»

слышишь меня?! Будешь жить и ин

Она остановилась, повернулась ко мне, тяжело дыша, вся в слезах, у нее была истерика, у меня была истерика: – Вот именно, всего лишь подруга! Так что переживешь. Просто обязана, слышишь меня?! Будешь жить и иногда вспоминать меня, но я тебе запрещаю делать глупости! Можешь книгу о нас написать, но умирать… Никогда! – она была очень серьезна, и направив на меня указательный палец, Мари добавила: – Только посмей мне подумать о чем-то таком, я тебя с того света достану. Поверь мне. Поняла?!– Но я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы ты жила, а я причиняю тебе так много боли. – Дурра! – вторая пощечина, но уже от бессилия. – Ты делаешь меня сч

Город ее помнит, ее помнят все каналы, все набережные, все улицы, где Мари оставила часть своей души, мне в подарок, зная, что я буду возвращаться туда раз за разом, я ненавижу ее за это, я люблю ее за это.

Набережная канала Грибоедова, как и любая другая набережная, навсегда запомнила облик моей подруги, облик «постигшей звук», и когда мне становится совсем больно, когда слезы душат, я отправляюсь ее искать, по улицам, где мы гуляли, по клубам, где мы танцевали, по кафе, где мы сидели.

воду она любила так же, как и белоснежные лилии, лилии стояли по всей квартире, пытаясь заглушить запах надвигающегося конца, лилии, конечно же, были бессильны против него. От этого запаха завянет что угодно, не только лилии, даже желание бороться за свою любовь, даже желание жить.

В тот вечер мы снова гуляли по Грибоналу,

по ночам танцевали. Или она задыхалась кашлем.

Но кроме танцев были еще и сигареты. Много сигарет. В день она могла выкурить две пачки тонких сигарилл. – Курить обязательно?! – я только что поднялась с кровати и пришла на кухню завтракать, она уже докуривала пятую сигарету с утра.Июнь близился к концу, я успешно сдала госэкзамен, защитилась, вчера было вручение дипломов.Эти два месяца мы катались на ее мотоцикле по ночному городу, я читала ей свои рассказы, мы совсем как Мия и Эсма, смотри, у меня даже мотоцикл есть, и я умру раньше тебя, со смехом сказала она, когда я закончила читать одну из своих ранних повестей, но больше всего времени мы проводили на набережных каналах города. Над нами было бесконечное небо, мы дурачились, игрались, бегали друг за другом, она, конечно же, курила, спускались к воде, сидели на перилах и смотрели на бездонное синее небо, держались за руки, каждую секунду, и говорили, говорили, говорили. О нас, о нас еще раз и о нашей любви, а еще о том, что будем жить бесконечно долго вместе. Смеялись. Много смеялись. Истерично. А по ночам танцевали. Или она задыхалась

Иногда я думаю, в такие вот моменты по ночам, что лучше бы я тогда посмотрела по сторонам и пропустила ее, она проехала бы мимо, и не было ничего, что лучше было бы, чтобы она сбила меня насмерть, что угодно, лишь бы не было нас, нашего года вместе. Мне не дано такой роскоши: мы были, она курила, она умерла у меня на руках однажды в мае, накануне моего дня рождения, ее последними словами были: «Улыбайся завтра, даже когда меня не будет».Эти слова она говорила мне всегда, на протяжении всего нашего времени, его было так мало у нас, просто непростительно мало. Но до этого мы танцевали, танцевали танго, она стала меня учить ему буквально на следующий день, когда я узнала, что она смертельно больна. Я перестала танцевать в день ее смерти, в день ее смерти я танцевала в последний раз. Страстное аргентинское танго, как признание в любви.

могу представить себе визг возмущенных тормозов, скрежет стального корпуса мотоцикла об асфальт, я слышала это все от Мари, когда она едва не сбила меня, так мы познакомились.