Мы находимся на уникальном историческом перепутье. Во многих культурах базовые ценности, которые формировали семейную жизнь более двух веков, переживают бурную трансформацию. В Скандинавии в авангарде этого движения оказались женщины, вдохновленные прогрессивным социальным законодательством и растущим благосостоянием. В других странах перемены, напротив, вызваны гражданскими войнами или экономическими кризисами. Разными темпами и по разным причинам, но иерархическая авторитарная семья в своей патриархальной или матриархальной форме вымирает. На карте мира появляются новые типы семьи и формы совместной жизни, хотя многие до сих пор отчаянно пытаются сохранить стандарты «добрых старых времен».
Эти перемены можно только приветствовать. Традиционная семейная структура и большинство ее ценностей были деструктивны и для взрослых, и для детей, как показывают следующие истории.
Кафе в Испании
Папа, мама и двое сыновей, трех и пяти лет, только что разделались с десертом. Мама плюет на салфетку, тщательно вытирает младшему подбородок и переходит к его чумазому рту. Мальчик отворачивается. Женщина удерживает его за волосы и сердится: какой же он несносный! Старший брат строит гримасу, но его лицо тут же принимает нейтральное выражение. Папа страдальчески морщится и обрушивается на жену с упреками: почему она не может заставить ребенка вести себя как следует? Почему с ним вечно проблемы?
Когда они выходят на улицу, мальчик уже успел успокоиться и развеселиться. Но тут он замечает в витрине магазина игрушку и энергично показывает на нее. Он хочет, чтобы мама тоже посмотрела. Мать берет его за руку и тащит прочь, не взглянув на витрину. Ребенок начинает плакать, но мама неумолима в своей решимости одержать верх. «Pontela cara bien!» («Веди себя прилично!») – повторяет она снова и снова.
Кафе в Вене
Две молодые пары, одна из них – с пятилетним сыном, садятся за столик кафе после прогулки по магазинам. Подходит официант, и мама спрашивает мальчика: «Мы будем кофе, а ты что хочешь?»
Ребенок в замешательстве отвечает: «Я не знаю».
Мать раздраженно говорит официанту: «Принесите ему яблочный сок».
Когда кофе и сок уже стоят на столе, мальчик вежливо и осторожно произносит: «Мама, я бы хотел колу с лимоном, если можно».
«Почему ты не сказал сразу? – бросает мать. – Пей свой сок!» И тут же обращается к официанту: «Мальчик передумал. Дайте ему колу с лимоном, чтобы мы могли посидеть спокойно».
Проходит десять минут. Ребенок сидит молча, взрослые болтают.
Мать вдруг смотрит на часы и сердито говорит сыну:
«Допивай!»
«Мы уходим?» – удивляется мальчик.
«Да, нам пора домой. Пей!»
Ребенок залпом выпивает колу.
«Вот и все! Мама, правда я быстро?» – спрашивает он радостно.
Но мать не замечает его, продолжая говорить с другими взрослыми. И снова мальчик молча ждет, но через полчаса решается: «Мам, мы скоро пойдем?»
«Закрой рот, негодник! – взрывается мать. – Еще одно слово, и дома ты отправишься прямо в постель. Ты понял?»
Мальчик замирает и вжимается в стул. Остальные взрослые смотрят на мать с одобрением, а отец мальчика кладет руку ей на плечо в знак поддержки.
Автобусная остановка в Копенгагене
Бабушка и двое внуков – четырехлетний мальчик и шестилетняя девочка – ждут автобуса. Мальчик тянет бабушку за пальто и говорит: «Ба, мне нужно в туалет».
«Не сейчас, – отвечает бабушка. – Нам надо домой».
«Но я очень хочу!» – настаивает мальчик.
«Посмотри на сестру, она ведет себя, как большая, разумная девочка», – уговаривает бабушка.
«Да, но я хочу… Очень сильно!»
«Ты слышал, что я сказала? Туалет будет дома. Если будешь себя так вести, я все расскажу маме. И ты больше не пойдешь со мной в город».
Взрослые в этих историях – не плохие люди. Они любят своих детей и внуков, радуются их хорошему поведению, умиляются их смешным фразам. Но в их общении с детьми нет любви, потому что они привыкли считать бесстрастную строгость проявлением заботы, а любящие поступки – безответственными. Несколько сотен лет мы учили детей уважать власть, авторитет и силу – но не других людей.
Веками семья оставалась силовой структурой, где мужчина имел абсолютную власть над женщиной, а взрослые – над детьми во всех социальных, политических и психологических аспектах жизни. Иерархия была неизменной: мужчина занимал верхнюю ступень, ниже стояла женщина (если не было взрослых сыновей), далее – сыновья и в конце – дочери. Благополучие брака зависело от умения и желания женщины посвятить себя мужу; воспитание ставило одну цель – приучить детей подчиняться.
Идеалом семьи, как любой тоталитарной силовой структуры, было отсутствие явных конфликтов. Бунт подавлялся физическим насилием или ограничением свободы. Для сильной личности эта модель становилась разрушительной. Возвращая взбунтовавшихся домочадцев на путь истинный, власть имущие – мужья и родители – имели право проявить понимание, любовь и твердость, но не уступчивость.
Тех, кто сопротивлялся слишком упорно, к жизни в силовой структуре приучали педагоги и психиатры. Многие женщины и дети попадали в специальные заведения и подвергались принудительному лечению.
Конечно, эта картина несколько однобока. Традиционная семья тоже дарила людям радость, счастье и любовь. Те, кто успешно к ней приспособился, испытывали такое же чувство защищенности, как лояльные граждане тоталитарных стран.
Некоторые до сих пор ностальгируют по «крепкой семье», успешно встроенной в социум, ведь вред, который она несла, оставался невидимой частью айсберга. Только в конце прошлого[3] столетия мы начали видеть в ребенке личность и обнаружили, что у него есть особые интеллектуальные и психологические потребности, важные для его развития и счастья. Права женщин были признаны еще позже – в 1920-х годах. В первой половине ХХ века семьи стали менее тоталитарными, хотя силовой принцип оставался неизменным.
Наследие традиционной семьи сохранилось даже в языке, поэтому я хочу вложить новый смысл в те термины и определения, которые мы используем, говоря о семьях и детях.
Вплоть до середины 1970-х в Скандинавии считали, что дети асоциальны и скорее ближе к животным; поэтому взрослые должны использовать некие «методы» для их личностного и социального развития. Сами методы могли различаться, но убежденность в том, что они необходимы, сохранялась до недавнего времени.
Представьте, что подобный подход применялся бы ко взрослым отношениям. Например, человек говорит своему другу или психотерапевту: «Я влюблен в высокую черноволосую женщину из Португалии, но у нас много проблем. Ты можешь научить меня какой-нибудь методике, чтобы с ней было не так трудно жить?» Очевидно, никто не примет такую просьбу всерьез. Но именно так мы строим отношения с детьми начиная с XVIII века.
Когда дети рождаются, они уже полностью люди – они социальны, ответственны и способны к эмпатии. Эти качества не приобретенные, а врожденные. Но чтобы их развивать, рядом с ребенком должен находиться взрослый, который ведет себя с ним уважительно и гуманно. Использовать какой-либо метод не только бессмысленно, но и безнравственно, потому что это низводит детей до объекта в глазах самых дорогих и близких им людей. Ребенок – человек, он субъект, а не объект.
Примерно в два года дети постепенно перестают полностью зависеть от родителей. Они вдруг проявляют самостоятельность – это выражается в твердом «нет» в ответ на все ваши слова и просьбы. С радостной улыбкой они говорят «нет», и это означает: «Смотри, я больше не часть тебя! Я – это я, разве не здорово?!»
Они говорят «нет» не для того, чтобы бросить вызов родителям. Они хотят думать, чувствовать и действовать сами.
Вы ни за что не пропустите наступления этой эры независимости. Однажды утром, когда вы начнете одевать свою двухлетнюю дочь, она оттолкнет вашу руку и скажет: «Я!» или «Я сама!».
Как реагирует большинство родителей? Они говорят: «Перестань! Ты не умеешь. Это должен сделать я. Нам некогда играть».
Иными словами, родители бунтуют против независимости детей!
Эта забавная, на первый взгляд, ситуация иллюстрирует
О проекте
О подписке