Велик соблазн сравнить Эрнста Юнгера с Борхесом; и дело даже не в позиции «горжусь каждой прочитанной книгой», которую оба разделяли и подкрепляли делом. Скорее, в сочетании пресловутой живости ума и свежести взгляда, наблюдательности и философского любопытства. Того любопытства, что склоняется с трепетным «почему?» над цветком в оранжерее, камушком на берегу, газетным заголовком, — так происходит сакрализация всего, чем бы ни занимался этот удивительный человек: прогулок наяву наравне с прогулками во сне, битв наравне с отступлениями. Но сам вопрос, которым Юнгер освящает даже банальные вещи, остается при этом за кадром — поэтому проза у него убежденная и убедительная, смелая в выдвигаемых предположениях. Можно даже допустить, что такой была бы «Книга перемен», написанная для европейцев европейцем, не терпящим полуфраз и ведомым чувством, что выпавший из гнезда птенец имеет не меньшее отношение к вечности, чем Цезарь.
Самая прекрасная деталь «Сердца искателя приключений» — упоминание мимоходом о том, как автор, проснувшись после красочного сна, переходил из спальни в библиотеку с закрытыми глазами. Это — набросок всей книги, потому что сны, принесенные в горсти, составляют немалую её часть. Некоторые сюжеты не отмечены как сны — не зная подхода к ним, приходится обращаться к чему-то знакомому, снова взывать к Борхесу (сравнить, например, воскрешаюший цветок из «Любви и возвращения» с воскресающим цветком из «Розы Парацельса»). На собственном опыте я к тому же убедилась, что они обладают не только характером снов, но и своеобразной сновидческой отдачей — легко рассеиваясь в памяти, фигуры и каприччо то и дело объявляются на её периферии. Те эпизоды, которые Юнгеру удалось принести, не расплескав, из сонного царства во всей красе потусторонней логики — восхитительны («Старший лесничий», «Прогулка по берегу», «Изобретатель» и др.) Остальное — пережитое Юнгером в реальности и осмысливаемое — вообще какая-то алхимия; он попеременно превращается в тех, о ком только успеваешь подумать: рраз — античный философ, рраз — какой-нибудь француз со своими стихотворениями в прозе, пыщ — евангелист, пыщ — ересиарх. Захватывающе, я вам скажу.