Отзывы на книги автора «Эрнст Юнгер»

Все прекрасное синонимично: здесь драгоценные камни как живые существа. Морские существа — как драгоценные камни. Окаменелости — как библиотеки. Библиотека — как сад, палитра которого — от бархатных тонов лакфиоли до нежных догорающих красок ночных левкоев. Заурядных или искусственных отождествлений здесь нет, все декоративные детали «Гелиополя» — это не выдувание мыльных метафор, а извлечение скрытого из-под слоя очевидного. Когда Юнгер снимает завесу с наиболее искусно мимикрирующих вещей, он похож на легендарного рыцаря, который из отсеченной головы дракона вынимает карбункул.

Лишнее доказательство того, что хороший писатель — специалист широкого профиля: швец-жнец, ткач, фармацевт, винодел, архитектор, археолог. В последнем деле писателю тяжелее, чем Шлиману, — перед тем, как выкопать и выставить на обозрение, необходимо спроектировать, возвести, одушевить и разрушить. «Города не могут быть абсолютами, они должны быть подобием», — говорит пилот в конце «Гелиополя», и в его словах — объяснение того, почему Юнгер выбрал low fantasy, а не high-; другими словами, почему собрал «Ретроспективу города», а не выдумал с чистого листа.

После «Места льва» я серьезно опасалась, что ни одна библейская развязка больше не обрадует, а развязка с превращением героев в первочеловеков так вообще будет приравниваться к сливу. Тем не менее: Луций со своей Евой вкусили от маккенновского яблока, традиционно «и узнали они, что наги», — но свой рай, свой Город Солнца они покидают добровольно. Фантастически крутой роман, чё. Ах да, сегодня сто семнадцать лет со дня рождения Э.Ю.: auf Dich!

Писать о Эрнсте Юнгере непросто. Все-таки этот немецкий писатель, этот человек, служил в гитлеровской армии и принимал участие в войне против нас. Неудивительно, что на текстах Юнгера сегодня пытаются выехать фашисты, русские (и украинские) в том числе. На фронтисписе удивившего меня издания "Ухода в лес" Юнгера на русском языке, которое я нашел в Сети, с любовью нарисован молодой человек с автоматом Калашникова (!) наперевес. Вероятно, это образ бойца из числа небезызвестных "приморских партизан" (ведь "уход в лес"!). А в предисловии к данному любопытному артефакту издательского дела немецкий писатель выхваляется как консервативный революционер, "вертикальный человек" и видный духовный партизан.

Впрочем, прокатиться на Юнгере у современных фашистов вряд ли выйдет. Как говорится, с немецкого автора где сядешь, там и слезешь. Проехать на его спине не вышло даже у доктора Геббельса. Чем более коричневел политический режим Третьего рейха, тем в большую духовную оппозицию к нему становился писатель. Во время Второй мировой войны Юнгер был близко знаком со многими участниками антигитлеровского заговора и от расправы его спасло лишь то, что Гитлер относился к писателю с определенным пиететом, как к герою Первой мировой войны, участником которой был сам.

В конце Второй мировой войны уволенному с военной службы офицеру, ставшему начальником местного фольксштурма в Кирххорсте, выпал шанс в буквальном смысле "уйти в лес". В том смысле, что самому стать партизаном. Однако, Юнгер этим путем не пошел, распустил подчиненный ему отряд по домам и утопил свой автомат в пруду (чуть не забыв его в последний момент на верху книжного шкафа у себя дома). А вот в соседнем населенном пункте, педантично записал Юнгер в дневнике, все вышло иначе: фанатичные подростки из гитлерюгенда на ж/д переезде повредили из фаустпатрона американский танк. У местных жителей в результате были большие неприятности.

В 1985 году Юнгера, в его доме в немецком городке Вильфлингене, навестил французский президент Франсуа Миттеран. С идеологом фашизма политик-социалист Миттеран, конечно, не стал бы встречаться.

Удивительно! В ходе боевых действий в Первую мировую войну Юнгер был ранен 14 раз! Его могли убить неоднократно, он получил сквозное пулевое ранение в голову. Но, родившийся на самом пороге "железного" ХХ века в университетском Гейдельберге в 1895 году, он прожил долгих 103 года и мирно скончался почти на самом исходе столетия, в 1998 году. Кто-то, кажется покойный Эдуард Лимонов, сравнил человечество с коралловым рифом. Мол, как кораллы, поколения людей наползают и растут друг на друге. В 1998 году ваш рецензент уже занимался своей профессиональной деятельностью, а ветеран легендарной битвы при Сомме и кавалер высшего военного ордена давно канувшей в Лету кайзеровской Германии, награды Pour le Mérite, которую на военном жаргоне называли "Голубой Макс", писатель Эрнст Юнгер, все еще был жив! Это впечатляет, конечно.

Юнгер -- это романы "В стальных грозах", "Африканские игры", "Сердце искателя приключений", "На мраморных утесах", послевоенные -- "Гелиополь" и "Стеклянные пчелы", и др. Но также литератор оставил богатую коллекцию интереснейших дневников военного и послевоенного времени, которые вышли в свет под различными названиями: "Излучения", "Сады и дороги", "Время оккупации", "Семьдесят минуло". Я совершенно не знаком с корпусом художественных произведений писателя, но вышедшие на русском дневники внимательно изучил почти все. Конечно, со стороны самонадеянного рецензента известного немецкого писателя это попытка уехать на машине с золотыми слитками в багажнике (дневники -- это писательское золото!), но безо всякого мотора под капотом. Надо все-таки знать автора. Тем не менее, все же, попробуем.

***
Написанное в 1951 году эссе "Уход в лес" (Der Waldgang) -- вещь сложная и многоплановая.

Следует упомянуть об истории с анкетой. В те послевоенные годы Юнгер отказался заполнить обязательную анкету по денацификации, за что подвергся жесткой критике и бойкоту. Писатель в эссе начинает с того, что говорит о тоталитарности современной процедуры голосования, когда бюллетени (а также обязательные анкеты) совпадают на 98 процентов.

Вид огромных, страстно возбуждённых масс – важнейший признак того, что мы вступили в новый век. В этой области господствует если не единодушие, то наверняка единогласие, так как если и раздаётся вдруг несогласный голос, тут же поднимаются вихри, уничтожающие того, кому он принадлежит.

Удивительно, но в ХХI-ом, веке разнообразных всеобщих продекларированных свобод, веке мгновенной связи и свободного доступа к Интернету, изничтожающее иное мнение большинство стало довлеющим. Тенденцию философ тогда угадал весьма точно.

Юнгер рассуждает о роли оказывающего сопротивление духу времени одиночки, которого он называет "суверенным". Впервые в тексте возникает образ Леса, а точнее партизана, Waldgänger (Ушедшего в Лес). Говорится, что сопротивление может быть и пассивным, молчаливым, потенциальным. Но даже и такое, тем не менее, оно все же может быть действенно.

Если во времена господства непосредственного насилия, затянувшиеся, быть может, надолго, обретаются одиночки, хранящие сознание своих прав даже жертвуя собой, то именно здесь нам и необходимо искать. Даже там где они молчат, вокруг них, как над скрытыми под водой рифами, всегда будет волнение. Они доказывают, что превосходство в силе даже там, где оно изменяет историю, не способно создать право.

Пишет о ментальном ничтожестве тиранов. Еще был жив Сталин, но уже мёртв Гитлер, так что, возможно, это камешек в огород СССР, с его практикой оккупации Германии, а не в западный. Но нет, конечно, взгляд Юнгера тут куда шире и универсальнее.

Самое мерзкое в данном спектакле – это сочетание подобного ничтожества с чудовищной функциональной властью. Это мужи, перед которыми трепещут миллионы, от решений которых зависят миллионы. И всё же, нужно признать, что в их подборе дух времени улавливается безошибочно, достаточно взглянуть на них под одним из возможных аспектов – как на дельцов великого опустошения. Все эти экспроприации, девальвации, унификации, ликвидации, рационализации, социализации, электрификации, земельные консолидации, дистрибуции и пульверизации не предполагают ни индивидуального склада, ни характера, поскольку и то, и другое вредит автоматизму. Поэтому там, где в цеховой иерархии требуется ещё власть, предусматривающая дополнительную оплату, неизбежно возвышаются ничтожества, обладающие сильной волей.

***
Когда Юнгер пишет о Лесе, он имеет ввиду вовсе не природное укрытие, чащобу для камуфлированных убийц с АК-47 или со Sturmgewehr 44 в руках, неважно. Здесь он не говорит даже, а поёт:

Там Эдемский сад, где виноградники, лилии, пшеничное зерно из христианских притч. Там сказочный лес с волками людоедами, ведьмами и великанами, но там же и добрый охотник, и изгородь из розовых кустов Спящей Красавицы, в тени которых застыло время. Там германские и кельтские леса, там гласировая роща, где герои побеждают смерть, и опять же Гефсиманский сад с его оливами.

Так что юнгеровский Waldgänger -- не партизан с примитивным автоматом за плечами, а скорее, культурный герой со стрелами бога Аполлона в одной руке и томиком поэта Гёльдерлина в другой.

А что такое еще лес для немецкого самосознания? Немецкий лес (это уже не Юнгер, а слабенький ассоциативный ряд автора рецензии), все же отличается от русского, который "повернись ко мне передом, к лесу задом". Но это тоже волшебный лес. Томик братьев Гримм, сказка на ночь, румяные детки-близнецы Гензель и Гретель... К слову, лес немецкий -- это широколиственный лес, чернолесье. Там мифологические дубы немцев произрастают, и по сей день их чеканят на мелкой монете ФРГ. А также в немецком лесу имеется благородное дерево бук. Бухенвальд (Buchenwald), это в переводе ведь просто "буковый лес". А также название известного страшного концлагеря в Тюрингии. Вот там, во рву, на качественных буковых, политых бензином дровах и...

Эх, навсегда испорчена немецкая волшебная сказка!..

***
Эрнста Юнгера трудно, невозможно простить за одну дневниковую военную запись. Хоть на военные нравы и делают обычно скидку. Во время командировки на Восточный фронт, в ноябре 1942 года, Юнгер побывал на Кавказе. Близ своих окопов между позициями немецкая солдатня выставила обнаженный и закоченевший труп молодой русской женщины, погибшей советской военнослужащей. Даже мертвой, девушка казалась красивой. Как тогда ее назвал в своем дневничке Юнгер? "Эта дама?.."

При этом в рассуждениях Юнгера, при всей его философской мастеровитости и владении словом, менее в дневниковых записях, больше в этом эссе, есть некий неприятный дух, а именно: сочетание немалого пафоса и гордости с кропотливым немецким копанием и разбором. Некий взгляд, как бы одновременно и с большим достоинством, но и очень внимательный, как у старого опытного кельнера. Русский характер этому гештальту совершенно противоположен.

***
Снижу пафос и завершу на юмористической ноте.

Все-таки о немцах и их мыслях рассуждать трудно. Немецкого языка не знаю, с немцами не знаком. Но наши предки знали их в 1941-1945 гг, а до этого, в ХIХ веке, знавали еще лучше! Тогда российский обыватель на отдыхе был характерной (и выгодной) чертой немецкого города. Германию за год посещали сотни тысяч русских. Как тут не вспомнить искрометный рассказ Антона Чехова "Патриот своего отечества". Русские туристы в курортном городке со вкусом едят и выпивают тоже. Немецкий праздник. Вдруг появляются бурши, факела, шествие! Потом все по очереди взбираются на стол и произносят трескучие речи. Тут решил высказаться и наш выпивший герой.

Петр Фомич умилился. В груди его стало светло, тепло, уютно. При виде говорящей толпы самому хочется говорить. Речь заразительна. Петр Фомич протискался сквозь толпу и остановился около стола. Помахав руками, он взобрался на стол. Еще раз помахал руками. Лицо его побагровело. Он покачнулся и закричал коснеющим, пьяным языком: "Ребята! Не... немцев бить!"

Счастье его, что немцы не понимают по-русски!

Велик соблазн сравнить Эрнста Юнгера с Борхесом; и дело даже не в позиции «горжусь каждой прочитанной книгой», которую оба разделяли и подкрепляли делом. Скорее, в сочетании пресловутой живости ума и свежести взгляда, наблюдательности и философского любопытства. Того любопытства, что склоняется с трепетным «почему?» над цветком в оранжерее, камушком на берегу, газетным заголовком, — так происходит сакрализация всего, чем бы ни занимался этот удивительный человек: прогулок наяву наравне с прогулками во сне, битв наравне с отступлениями. Но сам вопрос, которым Юнгер освящает даже банальные вещи, остается при этом за кадром — поэтому проза у него убежденная и убедительная, смелая в выдвигаемых предположениях. Можно даже допустить, что такой была бы «Книга перемен», написанная для европейцев европейцем, не терпящим полуфраз и ведомым чувством, что выпавший из гнезда птенец имеет не меньшее отношение к вечности, чем Цезарь.

Самая прекрасная деталь «Сердца искателя приключений» — упоминание мимоходом о том, как автор, проснувшись после красочного сна, переходил из спальни в библиотеку с закрытыми глазами. Это — набросок всей книги, потому что сны, принесенные в горсти, составляют немалую её часть. Некоторые сюжеты не отмечены как сны — не зная подхода к ним, приходится обращаться к чему-то знакомому, снова взывать к Борхесу (сравнить, например, воскрешаюший цветок из «Любви и возвращения» с воскресающим цветком из «Розы Парацельса»). На собственном опыте я к тому же убедилась, что они обладают не только характером снов, но и своеобразной сновидческой отдачей — легко рассеиваясь в памяти, фигуры и каприччо то и дело объявляются на её периферии. Те эпизоды, которые Юнгеру удалось принести, не расплескав, из сонного царства во всей красе потусторонней логики — восхитительны («Старший лесничий», «Прогулка по берегу», «Изобретатель» и др.) Остальное — пережитое Юнгером в реальности и осмысливаемое — вообще какая-то алхимия; он попеременно превращается в тех, о ком только успеваешь подумать: рраз — античный философ, рраз — какой-нибудь француз со своими стихотворениями в прозе, пыщ — евангелист, пыщ — ересиарх. Захватывающе, я вам скажу.

Эта небольшая повесть почти не имеет сюжета. Последний можно описать одним сложным предложением: «Отставной Ротмистр (Рихард) не имея средств к существованию, по рекомендации однополчанина, идет наниматься на сомнительную работу к олигарху и встречает там Нечто…». Ну, вот и все. Но как обычно у писателя воспоминания (героя) перемежаются с размышлениями от его лица. Не нравится Ротмистру (как и отставнику вермахта) мир, наступивший после великой войны. Ох, не нравится! А дальше будет еще хуже. Роботы-манекены, частные армии и крепости, оглупление фильмами и анимацией, потребительские игрушки для взрослых, роботы на всякий вкус и рои «стеклянных пчел». Все очень гадкое и опасное: «Всех нас занимает одна мысль: есть ли еще надежда»?
Пожалуй, по степени точности прогнозов, «консервативный» немецкий писатель даст фору многим профессиональным «прогрессивным» фантастам (вспомним про его «фонофор» для элиты Гелиополя – чем не смартфон!). И его «Пчелы» одно из серьезнейших достижений социальной фантастики (по времени выхода близкое другому знаковому произведению – ефремовской «Туманности Андромеды» – 1957 г.).
Печально, что у нас этот маленький шедевр в жанре дистопии перевели шестьдесят с лишним лет после оригинальной публикации. (Впрочем, с другой стороны, наивно рассчитывать, что в здешних обстоятельствах какие-то «тексты» еще могут сыграть какую-то роль!). Также трудно составить отсюда представление о влиянии фантастики Юнгера и других его книг на Западе. Критика П.Козловски, честно говоря, не вдохновляет.
Что меня привлекло у Юнгера, так это стиль: читаешь и наслаждаешься. Этот стиль резко отличается от того философского канцелярита, на котором часто пишут умные немцы (вспомним Гегеля или Шелера), и который столь мучителен для читателя. Конечно, текст Юнгера все-таки художественный, но и переводы с немецкого худлита весьма часто так заунывны.
При всём этом вовсе не обязательно соглашаться с автором и разделять его пафос. Юнгер всеми силами старается оправдать немцев, своих ровесников. Но разве неизвестно как они старательно убивали на фронтах двух мировых войн или в захваченных странах устраивали убийственный орднунг! «Америнанщина», захватившая мир, примитивный масскульт и поклонение технике, конечно, пошлы, но это все же «уши манекенов», а не живых (убитых) людей. С этим вроде бы даже соглашается в конце сам герой романа. Но «счастливого конца», конечно, нет. Юнгер находился под сильным влиянием «философии техники» (скорее всего, не проверял, испытывал в этих вопросах влияние своего брата). Стоит ли верить автору, который утверждал, что «человеческое совершенство и технический идеал несовместимы». А почему, собственно? Разве техника не освобождает для людей много времени, которое можно не просто убивать, но использовать для самосовершенствования? Далеко, не у всех, понятно, появится такое желание, но ведь потенциально такая возможность есть. Или – нет?
По крайней мере, можно в чем-то разделить подход автора к человеку современной цивилизации, который «попал в историю, из которой не было верного выхода», совсем как персонаж «Стеклянных пчел».
Книга написана уже давно, а много ли книг, за исключением великой классики, написанных до твоего рождения, будешь читать с интересом, а не просто с почтением и скукой. Вот Юнгер интересен.

Дневники немецкого писателя и офицера. Ведущий тихую сельскую жизнь Юнгер отправляется на Западный фронт, где командуя ротой пехоты, проходит немало походов, но так и не вступает в бой.

От какой либо идеологии в книге есть едва заметный силуэт – без увеличительного стекла её не найдёшь. На фоне других авторов, пишуших о второй мировой, тон Юнгера на удивление спокойный и размеренный. Сдержанность и корректность автора не имеет никакого отношения к напускной политкорректности – у него она идёт изнутри.

Тут мы подбираемся к лучшему в книге – это особая авторская позиция, с которой он смотрит на мир. Даже не знаю, как описать это словами, но смотря на мир через призму его дневника, понимаешь, что отношения с этим миром могут быть другими, и тогда, что самое главное, мир будет другим.

Со страданием таких огромных людских масс на узком пространстве мне прежде ещё сталкиваться не приходилось: чувствуешь, что больше не в состоянии распознать отдельного человека. Замечаешь также механическое движение, присущее катастрофам. Мы стояли по эту сторону решетки школьного двора и протягивали наружу банки с мясными консервами и сухари или просто опускали их в гущу рук, сквозь железные прутья тянущиеся нам навстречу.

Пожалуй, даже на войне Юнгер не перестал вести тихую жизнь – это даже большее, чем теория малых дел. Характерная черта – приходя в новый город со своей ротой, он первым делом ищет место расквартирования, которое бы устраивало и местных, и солдат.

Книга представляет собой дневник сорокапятилетнего немецкого офицера. Хочется добавить "молодого" - вполне позволительно, учитывая, что после того, как работа над дневником завершилась, его автор прожил еще 57 лет.

Описанные в тексте события имели место в промежутке между апрелем 1939-го и июлем 1940-го года и целиком захватывают период так называемой "Странной войны" - время немецкого вступления во Францию, встретившего такой незначительный отпор, что напрашивается понятная эротическая аллегория.

Весной тридцать девятого автор переезжает в свой новый дом в деревушке Кирххорст (ныне пригород Ганновера) и проводит остаток весны и часть лета в спокойном и гармоничном, если судить по дневнику, существовании - гуляет, копается в огороде, редактирует текст "На мраморных утесах", романа, ставшего впоследствии широко известным.

В действительности, все было не так уж безоблачно: перед началом войны писать, и, тем более, публиковать роман, где в главном злодее легко опознается Геринг - очень смелый поступок (чтобы почувствовать масштаб, достаточно мысленно заменить Геринга на Берию, а Юнгера на Фадеева - и представить подобный сюжет на советском материале)
Кроме того, в конце лета автор, в ответ на приглашение Риббентропа, едет в замок Фушль, где рейхсминистр иностранных дел собрал немецких писателей, чтобы сделать им всем - и каждому по отдельности, некое "выгодное предложение". В чем бы это предложение не состояло, Юнгер отвечает на него отказом.

Двадцать шестого августа приходит приказ о мобилизации. После непродолжительного обучения автор вступает в должность командира роты и дальше, подчиняясь приказам невидимого начальства, следует по меняющемуся маршруту с неизвестной целью - в сторону Франции, через Бельгию и Люксембург, чтобы, лишь немного прошагав по садам и дорогам Шампани, повернуть назад - так и не вступив в бой.

Это, так сказать, лицевая сторона картинки-перевертыша. В случае с оборотной стороной простым перечислением впечатлений и мыслей не обойтись: Юнгеровская "оборотная сторона", его отношение к миру, к жизни и к ремеслу есть целое, включающее большее, нежели сумму своих частей. Цитаты мало говорят о сути этого отношения. Это перспектива, с трудом поддающаяся описанию, перспектива совершенно особая, и мне самому недоступная - но от того не менее завораживающая.

Одна из лучших книг, когда-либо мной прочитанных. 15/10

Читаешь не запойно, а с известным напряжением и даже пропусками. Трудности создает и перевод с немецкого, и, конечно, понимание того, что автору приходилось прибегать к эзоповому языку. Но, есть заворожённость «лесом» или, по крайней мере, осознание невыносимой муки нахождения внутри корабля-левиафана или неутолимой жажды среды нынешней пустыни духа. Кто так чувствует, тот все понимает. Ведь все мы в современном мире либо рабы (в подавляющем большинстве), либо – партизаны.
Еще бы найти силы и знания, чтобы добраться до воды в период резкого опустынивания.

20% книги - ничего не происходит.

40% книги - все еще ничего не происходит.

60% книги - кажется, что-то затевается!

100% книги - нет, ничего так и не произошло.

Эта книга - воспоминание. Эта книга - ода разрушенных надежд. Эта книга о нестаром еще человеке, который пытается найти себя в изменившемся мире и не находит. Эта книга о человеке, который настолько ничего не добился в жизни, что все самое интересное происходило с ним либо в детстве, либо вовсе не с ним. Так что эта книга - как его жизнь.

Главный герой, как и автор книги, в прошлом - военный. Он начал свой путь в кавалерии, искренне любит лошадей и все с ними связанное. Но ему не посчастливилось жить во времена перемен и технического прогресса, и все его лошади, вместе с кавалерией, канули в небытие. На некоторое время гг заменил лошадок танками, но и это прошло, и вот он без работы, без денег и почти без друзей, со старомодными установками и взглядами на жизнь, вынужден проходить собеседование у технического гения современности.

Сюжет обещает быть интересным сочетанием утопии и антиутопии, но обещание так и остаётся невыполненным. Технический прогресс, миниатюрные механизмы, химический синтез пчелиного мёда и совершенные человекоподобные роботы, практически андроиды, здесь не основа сюжета, а всего лишь фон. И даже главного героя здесь сложно назвать главным героем, потому что речь не о нем, не об отдельном человеке, но об обществе в целом.

Не знаю, хотел ли Юнгер написать фантастический роман и заболтался, или это была изначальная задумка - прикрыть вуалью фантастики рассуждения о социальных трансформациях общества, но вышло то, что вышло. Получились печальные мемуары целого поколения, рассказанные одним человеком.

Эта книга - трагедия работоспособного сильного поколения людей, которые оказались не нужны своей стране и своему времени. Они устарели, не успев состариться. Их твердые жизненные принципы оказались недостаточно гибкими, чтобы измениться вместе с действительностью. Только настоящие гении смогли найти себе новое место, остальных же выкинуло на обочину истории. Блестящие молодые люди, они превратились в посредственную серость на незначительных местах.

Но вот вопрос: в чем именно трагедия? В том, что не нашли себя эти конкретные лица, или в том, что все остальное общество перестроилось? Стало ли человечество в целом лучше с пришествием прогресса? Не уверена, что у Юнгера был ответ. И спустя почти 100 лет его точно нет у меня.

Эрнст Юнгер - крупнейший немецкий автор, философ, консервативный мыслитель.

По сюжету - некий город "Гелиполь", где живут люди с очень развитыми технологиями. Во время очередного всплеска борьбы за власть герой Луций понимает неполноценность жизни до того, как нашел свою любовь. Роман "Гелиполь" интересно рассмотреть с социальной и философской позиции.

Социальная сторона. Конечно, роман отчасти отражает события 1918-1932 гг. в Германии, когда стоял остро вопрос борьбы между национализмом и коммунизмом. Князь и Проконсул - это националисты, Ланфогт - коммунист (в современной Юнгеру жизни). Парсы - скорее всего евреи. В романе те же лагеря, медицинские опыты, ущемление прав, в некотором роде геноцид этой народности. С этой стороны Юнгер последовательно рисует утопию, которую должна принести консервативная революция.

Философская сторона. Логично предположить, что Юнгер - ницшеанец (да и у парсов религия - зороастризм). Поначалу он предлагает нам сценарий, в котором сверхлюди живут в городе-утопии. Но постепенно его искаженная ницшеанская модель терпит крах, потому что люди так и не стали сверхлюдьми. Они точно также воют, насилуют, уничтожают. Тут показательна сцена путешествия Луция в мир грез, где он увидел себя с другой - отрицательной стороны. Но самое интересное, что Юнгер предлагает и другую трактовку Ницше. В лице высокразвитых, высокодуховных людей, которые когда-то улетели с Регентом в далекие космические пространства.

В сущности Юнгер верил в возможность консервативной революции, видел все её минусы, считал их неизбежными и верил в возможность эволюции до сверхчеловека (если судить по этому роману). Но как показывает практика утопия, что с правой стороны, что с левой застревает где-то на середине и приносит в реальной жизни только беды.

Вот реально страшно. И дело даже не в отрезанных ушах или описания того, как кости вылезли наружу из бедра при падении человека из окна. (Надеюсь, что уже заинтриговала) Книга меня реально в какой-то момент напугала не хуже качественного ужастика, где не банальные инопланетные существа, появляющиеся с эффектом неожиданности, а действительно те элементы произведения, что вызывают мурашки по коже.. Я имею в виду саму атмосферу. Мир, в котором живёт наш главный герой - Рихард.

Рихард - отставной ротмистр, который старается найти работу. А после войны сделать это трудно. Тут уж выбирать не приходится. И даже вопрос о том стоит ли идти на работу к некому подозрительному мистеру Дзаппарони, который проворачивает чуть ли не весь технологический прогресс, стараясь таким образом победить саму Природу (да, всё правильно, с большой буквы), отпадает сам собой. Собственно сам сюжет здесь представляет один большой монолог главного героя, который не столь описывает "здесь и сейчас", а зачастую рисует нам обрывки своего прошлого. Словно этакая мозайка - вроде бы сначала задаёшься вопросом "и как всё это связано?", а уже потом понимаешь, что связано ой как сильно. И в очередной раз убеждаешься, что не зря на уроках истории тебя просили обрисовывать причинно-следственные связи (сама я это дело не любила, муторно), ибо вот они какие нужные оказывается.

Немецкая проза вообще богата на глубокую философию, которая выплывает в метких афоризмах в сочетании с лирическими отступлениями. Вот и Эрнст Юнгер, как писатель, мыслитель не стал исключением. В произведении действительно поднимается очень остро-социальная тема: технологии и их постоянное усовершенствование, а также становление неотъемлемой частью нашей жизни - это хорошо или всё же нет? Вот и Рихард приводит нам доводы, что возможно мы поторопились громко возвестить о самом, что ни возьми, положительном их влиянии на нашу постепенно развивающуюся цивилизацию. Но в то же время есть и огромные плюсы... Именно поэтому книга совсем немного не дотянула до оценки 5/5. В конце отношение главного героя (такого прям окончательного) я не уловила, для меня оно смазалось, хотя может в этом и есть сама суть, что хотел донести автор.

Книга действительно потрясла, даже напугала, как уже было сказано. Я ставлю ещё на тот факт, что написан роман был аж в 1957. А перевели его и издали у нас только вот, сейчас в 2019. 62 года - чуть больше половины века. Неплохо так, да? Особенно осознание того, что всё что там написано до боли заставляет сравнивать с нашим миром в рамках времени "сейчас". Очередное предсказание? Предостережение? Не знаю. Да и никто не знает.

Читать! Однозначно.

Человеческое совершенство и технический идеал несовместимы. Если мы стремимся к одному, то приносим в жертву второе. Либо одно, либо другое. Тот, кто это осознал, будет работать только над чем-то одним. Технический перфекционизм стремится к предсказуемости, просчитанности. Человеческое совершенство непредсказуемо. Поэтому идеальные механизмы так блистательно страшны и притягательны, они вызывают ужас и одновременно титаническую гордость, а за этой гордостью следует не понимание, но катастрофа. Ужас и восхищение при виде идеальных механизмов - как раз полная противоположность тому удовольствию, которое мы испытываем перед совершенным произведением искусства. Мы со страхом ощущаем, что покушаются на нашу целостность, безопасность, симметричность. И повреждение руки или ноги - это ещё не самое страшное.