Klein Zaches, genannt Zinnober / Крошка Цахес, по прозванию Циннобер. Книга для чтения на немецком языке

Эту сказку посоветовала почитать коллега, сказав, тонко намекнув, что крошка Цахес напоминает другого нашего коллегу. И ведь удивительно, как (КАК?) эти гномы (в переносном смысле) с тремя красными волосами могут приписывать себе заслуги окружающих, завораживать начальство, при этом ужасно себя вести и одновременно быть самыми почитаемыми людьми в обществе?? Вот бы можно было взять и так легко выдрать эти три волоса у них из головы (ух, я злая!), чтобы все разглядели их истинное лицо!

Ладно, тайну крошки Цахеса с пафосным именем Циннобер я Вам до конца раскрывать не буду, ну и победит ли добро (или зло?) тоже не скажу. Намекну лишь, что крошка Цахес сильно мне напомнил Чичикова наоборот: у Чичикова душонка была черная, а у Цахеса - неприглядная внешность.
Так и жили.

Anyway
В общем, книга очень классная, сказка пресмешная и премилая. И мораль, непременно, очень ценна.

Великий Гофман настолько громаден и дик, что, читая его, приходится записывать собственные мысли, которые разлетаются в разные стороны подобно сухому корму моей кошки, когда она ест. Как студент-первогодок, промечтал – проспал пару секунд чтения, все поменялось, мысли приобрели другое направление, а ближе к концу повествования тебя ждет логический коллапс, культурный и эмоциональный шок. Сидишь с отвисшей челюстью, все, о чем писал раньше, уже кажется мелким и малозначимым. В «Крошке Цахесе» всего-то каких-то сто с хвостиком страниц, но устрашающее изображение главного героя помню еще из детства, рядом с Щелкунчиком. Вся людская зависть, невежество, тщеславие воплотились в этом образе, мелком и уродливом. Лет в восемь, ха-ха, пытался читать это произведение. По-моему мне и сейчас оно еще не по зубам.

Итак, урод, которому достаются успешные плоды всех наших начинаний – кто это? Чисто сюжетно все это происходит с помощью волшебства, но сказка, мягко сказать, совсем не детская. Поэт читает свои стихи, а хвалу воздают Цахесу. Композитор срывает аплодисменты, а восторгаются опять же, Цахесом. И т.д. Нет нужды говорить о том, что кроме Гофмана никто такой извращенческий сюжет выдумать бы не смог.
Как говорил какой-то классик, «толкование произведения на 90 процентов состоит из той чепухи, что придумали критики». С этих позиций Гофман бесконечен, потому что толкований может быть сколько угодно. Вот некоторые из них.

Цахес – это слава. Хватив ее совсем немного, человек тут же меняется. По мере ее роста он становится все более уродлив. Гофман изобразил мгновенный переход, показал итоговые результаты начинающим.
Цахес – это зависть. Все те черные злопыхатели, что улыбаются, поздравляют, но таят черную злобу. Злословят по любому поводу, здесь же, ха-ха, и критики.
Цахес – это вообще человеческий ущерб. То, чего мы боимся, то, где нас легко застать врасплох, то, о чем нам приходится всегда болезненно думать.
Цахес – это божеское наказание за грехи наши гнусные.
Цахес – это любая структура, государство, начальство, - все те, кто пристраивает результаты человеческого труда, чужие идеи, чужие мысли. Коммерсанты, китайские смартфоны, скопированные рецензии на других сайтах без ссылок на оригинал.
Цахес – это зеркало любого, кажущегося прекрасным, начинания, которое выдает себя за свет и справедливость, лелея при этом грязные замыслы и меркантильные интересы.
Цахес – это ложь людей, говорящих, что человек прекрасен исключительно своим внутренним миром, хотя их и передергивает от брезгливости.
Цахес – это ложь вообще.
Цахес – это стадные инстинкты, общественное мнение, что прется куда-то за модой.

И т.д. Список этот может быть продолжен сколько угодно так же, как можно углубляться все дальше и дальше в необъятные миры Гофмана. Гофмана любили совершенно разные люди, среди них – Пушкин, Достоевский, Булгаков. Конкретным и прекрасным порождением Гофмана является его ученик – Вильгельм Гауф. Каждое новое произведение Гофмана извлекаешь на свет божий как неизвестный волшебный предмет из вместительного старого сундука, найденного на чердаке школы чародейства. Любовно поглаживая каждую книженцию, предвкушаешь гарантированное удовольствие, а сам текст читаешь торжественно, как священный свиток. Это песнь любви тебе, о, Гофман.

Концовка произведения говорит о том, что Гофман имел в виду все же безбожие. Нежелание людей стремиться к высоким идеалам самим, особенно, если есть видимая часть успеха. Внешний лоск дороже всего остального. А может просто все потому, что любое общественное достижение не подразумевает честного, чистого, прямого восхождения. Каждый пьедестал подпирается реальными кучками дерьма. И чем он выше, тем этого дерьма и больше.

"Крошка Цахес" Гофмана.

Мне показалось, что это вовсе не сказка, и уж тем более — не детская. Это меткая, едкая и довольно смешная сатира, если знать реалии того времени. Лоскутное одеяло, которое до 1806 года носило гордое название "Священной Римской империи германской нации" после смерти, разлагаясь, оставило тяжкое наследство в виде диких и уродливых явлений.

Крошка Цахес — министр Циннобер. Иллюстрация Сергея Алимова

Отсюда и главный герой — уродец телом и душой, дослужившийся до полномочий министра, ведь для этой должности требовалось лишь человекоугодие:

Князь Барсануф ... нежно любил своего министра, ибо у него на всякий вопрос был наготове ответ; в часы, назначенные для отдохновения, он играл с князем в кегли, знал толк в денежных операциях и бесподобно танцевал гавот.

Как мы, читая Салтыкова-Щедрина, угадываем не столько общечеловеческие пороки, сколько именно наши, так и немцы до сих пор, словно в зеркале, могут узнать в "Крошке Цахесе" свои национальные недостатки. Русскоязычные читатели, вникнув, тоже отчасти могут увидеть их.

Например, как не "пройтись" по немецкой одержимости соблюсти точность, да еще и оправдывать ее государственной пользой (полно таких случаев и сейчас):

В этом, равно как и во всех других делах, касающихся подлинного благополучия государства, князь был весьма щепетилен. Орден Зелено-пятнистого тигра надлежало носить на ленте в косом направлении между бедренной костью и копчиком, на три шестнадцатых дюйма выше последнего. Вот этого-то и не могли добиться. Камердинер, три пажа, сам князь немало потрудились над этим; но все их старания были напрасны.

Пресловутая немецкая ученость снискала стране славу. Но слишком часто она становится вещью в себе, и врач у постели умершего, упиваясь диалектическими построениями, не может сформулировать ясно, что с тем случилось.

Лейб-медик весьма заботливо осмотрел малыша, ощупал все места, где раньше бился пульс, провел рукой по голове усопшего, откашлялся и повел речь: - Мой всемилостивый повелитель! Если бы я должен был довольствоваться только видимой поверхностью явлений, то я мог бы сказать, что министр скончался от полного отсутствия дыхания, а это отсутствие дыхания произошло от невозможности дышать, каковая невозможность, в свою очередь, произведена стихией, гумором, той жидкостью, в которую низвергся министр.

Замечательно отражена склонность немцев на собрании заниматься выяснением полной ерунды. Пик этого явления, пожалуй, приходится на Имперский Сейм (в историографии также - Рейхстаг), который, заседая по много часов в Регенсбурге, выяснял порядок воздаваемых почестей для представителей разных государств. И сейчас, собираясь, немцы не могут удержаться от подобного...

Дабы измыслить, каким искусным способом приладить к министру Цинноберу ленту Зелено-пятнистого тигра, пришлось по повелению князя созвать капитул орденов, коему были приданы еще два философа и один заезжий естествоиспытатель, возвращавшийся с Северного полюса. ...
Семь дней напролет, с раннего утра до позднего вечера, длились совещания, но все еще нельзя было и помышлять о каком-нибудь решении. Князь в совершенном нетерпении то и дело посылал передать им, что должны же они, черт подери, наконец измыслить что-нибудь путное. Но это нисколько не помогало.

Словом, в книге множество намеков и отсылок, даже  в незначительных описаниях и диалогах.  Текст пересыпан аллюзиями, аллегориями и шутками. Узнавая явление, то и дело улыбаешься и посмеиваешься. Так сложилось, что хорошо знакома с обстановкой в Германии конца XVIIΙ века, иначе поняла бы гораздо меньше. Но конечно,  "выловила" далеко не все.

Многие пассажи сродни тонким подколам Лескова и Салтыкова-Щедрина. А иностранцу до конца их никогда не понять.

Однако упомянуто и разобрано много такого, что проистекает из самого сословного общественного устройства, человеческой природы, женской или мужской сущности.

Отлично прошелся Гофман по женской переменчивости в образах Кандиды, феи и матери Крошки. Пошутил и о том, что женщина будет уклоняться от правды с чистым взором, убедив саму себя, что не врет...

Иллюстрация к первому немецкому изданию. Художник Hans Stubenrauch

Но самым чудовищным и глупым показан полный отрыв государственных мужей от реальности. И где я постоянно о таком слышу? "Слуги народа" буквально взирают на неприглядность жизненного явления, но воспринимают, мыслят и высказываются так, будто реальности не существует. И тут, конечно же, смеяться и умиляться уже не тянет.

Европоцентризм нашего сознания отрицать трудно. Поэтому, считаю, полезно поразбираться в недостатках других народов, чтобы трезво оценивать их поступки. Они такие же люди, и ошибаются не меньше нашего.

С удовольствием и пользой прослушала, много улыбалась, иногда смеялась. Но читать это как сказку не советую. Покажется злой и чудаковатой абракадаброй.

Чтец Karlsson справился очень хорошо, ясное четкое "классическое" немецкое произношение, иногда по ролям, но в меру.