Цитаты из книг автора «Эрнест Сетон-Томпсон»

Вернувшись домой, он съел свой скромный завтрак и накормил небольшую, похожую на волка, рыжую собаку, привязанную тут же внутри вигвама.

койотов. Визжа, как раненые собаки, последние бросились прочь – за исключением одного, убитого, и второго, попавшего в капкан, поставленный неутомимыми охотниками. Ненавистные запахи стали теперь вдвое сильнее, и к ним прибавились те, что внушали ужас. Желтая Волчица скользнула в низину, уводя за собой щенка, но, убегая, они видели, как с той возвышенности, где нос волчицы предупредил ее о человеке, спрыгнул охотник. Он добил попавшегося койота и снова взвел

Питаясь за семерых, волчонок не мог не расти и, когда начал осенью выходить вместе с матерью на охоту, был уже одного с ней роста. В это время им пришлось сменить место обитания, поскольку в округе подросло много волчат. Гору Сентинел, скалистый оплот среди равнин, заняли большие и сильные, а слабым пришлось уйти, и вместе с ними ушли Желтая Волчица и щенок Темногривый. У волков нет такого же языка, как у людей. Их словарь, вероятно, ограничивается дюжиной видов воя, лая и рычания, передающих простейшие эмоции, но у них есть другие возможности доносить свои мысли и один особенный способ распространения информации – волчий телефон. По всему ареалу их обитания разбросан ряд общепризнанных «телефонных станций». Иногда это камни, иногда угол на пересечении троп, иногда череп бизона – подойдет любой заметный объект на главном охотничьем пути. Волк «звонит» здесь так же, как собака у телеграфного столба или мускусная крыса у отдельных кочек, – оставляя свой запах и выясняя, кто недавно был здесь и делал то же самое. Он узнает, откуда и куда они шли, охотились или нет, в каком они состоянии – голодные, или сытые, или же больные. Благодаря этой системе волк знает, где найти друзей, а где врагов. И, следуя за Желтой Волчицей, Темногривый запоминал места и использовал многие сигнальные станции, хотя приемная мать не учила его этому специально. Личный пример и врожденные инстинкты были основой его обучения, но как минимум однажды волчица повела себя так же, как человеческие родители, стремящиеся защитить ребенка от опасности. Темногривый щенок усваивал основы волчьей жизни: чтобы победить собак, надо бежать и сражаться на бегу, не вцепляться в них мертвой хваткой, но кусать, кусать, кусать, не прерывая движения, и уводить на изрезанную оврагами землю, где не смогут пройти лошади со своими всадниками. Он научился не обращать внимания на койотов, следующих за охотящимися волками в надежде поживиться объедками: их не поймать и они безобидны. Он узнал, что не стоит тратить время, бросаясь на приземляющихся птиц; что лучше держаться подальше от маленького черно-белого животного с пушистым хвостом: оно не слишком приятно на вкус и очень, очень плохо пахнет[2]. Яд! О, он никогда не забудет этот запах, с того самого дня, когда в логове не осталось никого из его сводных братьев. Теперь он знал, что, атакуя овец, первым делом нужно разделить их: одинокая овца глупа и становится легкой добычей; а чтобы согнать с места стадо коров, надо напугать теленка. Он научился тому, что на быков следует нападать сзади, на овцу спереди, а на лошадь посередине, то есть сбоку, и никогда, никогда не нападать на человека, даже не приближаться к нему. И ко всему этому прибавился еще один урок: мать сознательно научила его остерегаться скрытой опасности. V. Урок о капканах Теленок умер через некоторое время после клеймения, состоявшегося две недели назад, и теперь, с волчьей точки зрения, был идеален на вкус – не слишком свежий, не слишком перезревший; запах разнес информацию об этом далеко вокруг. Желтая Волчица и Темногривый получили весть о телятине, отправившись на поиски ужина, и побежали вслед за ветром. Теленок лежал на открытом

ее верных ноздрей был однозначен. В первую очередь – запах теленка, насыщенный и резкий, семьдесят процентов; запах травы, древесины, жуков, деревьев, цветов, песка и других неинтересных мелочей, пятнадцать процентов; запах щенка и ее собственный, приятный, но не имеющий значения, десять процентов; запах человеческих следов, два процента; запах табака, один процент; запах пропитанной по́том кожи, один процент; запах человеческого тела (не всегда различимый), полпроцента; запах железа, мизерное количество. Волчица слегка наклонилась, принюхиваясь изо всех сил, и волчонок повторил это за ней. Она отступила назад – он остался стоять. Волчица издала низкий вой, и волчонок против воли пошел за ней. Она обошла соблазнительную тушу по кругу и обнаружила новый запах – следов койота, а затем и запах самих койотов. Да, они были здесь, крались вдоль ближайшей горной гряды. И теперь, когда волчица перешла на другую сторону, воздух изменился: из него почти исчез запах теленка, вместо него остались разнообразные обычные и неинтересные запахи. Запах человеческих следов остался прежним, пропал запах кожи, но доля запаха железа выросла до половины процента, а человеческого тела – почти до двух. Исполненная тревоги, волчица передала этот страх и щенку – своей напряженной позой, настойчивым

емена, возможно, поступил бы так же, но непрекращающаяся война привила Желтой Волчице привычку к осторожности, она не доверяла никому, кроме собственного носа, и потому замедлила шаг. Подойдя ближе, она остановилась и втянула воздух, подвергая его тщательному химическому анализу. Она досконально проверила его, выдохнула, прочищая все мембраны, и вдохнула снова, и отчет ее верных ноздрей был однозначен. В первую очередь – запах теленка, насыщенный и резкий, семьдесят процентов; запах травы, древесины, жуков, деревьев, цветов, песка и других неинтересных мелочей, пятнадцать процентов; запах щенка и ее собственный, приятный, но не имеющий значения, десять процентов; запах человеческих следов, два процента; запах табака, один процент; запах пропитанной по́том кожи, один процент; запах человеческого тела (не всегда различимый), полпроцента; запах железа, мизерное количество. Волчица слегка наклонилась, принюхиваясь изо всех сил, и волчонок повторил это за ней. Она отступила назад – он остался стоять. Волчица издала низкий вой, и волчонок против воли пошел за ней. Она обошла соблазнительную тушу по кругу и обнаружила новый запах – следов койота, а затем и запах самих койотов. Да, они были здесь, крались вдоль ближайшей горной гряды. И теперь, когда волчица перешла на другую сторону, воздух изменился: из него почти исчез запах теленка, вместо него остались разнообразные обычные и неинтересные запахи. Запах человеческих следов остался прежним, пропал запах кожи, но доля запаха железа выросла до половины процента, а человеческого тела – почти до двух. Исполненная тревоги, волчица передала этот страх и щенку – своей напряженной позой, настойчивым исследованием воздуха и слегка ощетинившейся гривой. Она продолжила свой обход. В какой-то момент на возвышенности запах человека стал вдвое сильнее, но исчез, стоило лишь спуститься. Затем ветер принес сильный запах теленка со следами койотов и нескольких птиц. Ее подозрительность уменьшалась, пока она приближалась к соблазнительному деликатесу с наветренной стороны, обходя его по малому кругу. Она даже сделала к нему несколько шагов, когда запах пропитанной по́том кожи ударил ей в нос, переплетенный с запахом железа и табака, как нити пестрой пряжи. Сосредоточившись на них, она приблизилась к теленку на расстояние двух прыжков. Здесь, совсем рядом с тушей, на земле лежал клочок кожи, свидетельствующий о присутствии человека, и теперь запах железа и табака, вплетающийся в аромат теленка, казался змеиным следом, пересекающим тропу, по которой прошло целое стадо. Он был таким слабым, что щенок, ведомый голодом и нетерпением молодости, толкнул мать в плечо, призывая поскорее приступить к трапезе. Волчица схватила его за шею и отбросила назад. Камень, который щенок при этом задел, покатился вперед и остановился со странным щелчком. В тот же миг запах опасности стал сильнее, и Желтая Волчица отступила от легкой добычи, а щенок неохотно отправился следом. С грустью оглянувшись на теленка, он заметил койотов, подходящих ближе, – они больше беспокоились о том, чтобы не наткнуться на волков. Щенок наблюдал, как они осторожно пробираются вперед, – по сравнению с тем, как подкрадывалась мать, это казалось необдуманной спешкой. Запах теленка раскрылся во всем своем изысканном великолепии, когда койоты начали рвать его на части, – и тогда же послышался резкий звон и визг одного из них. В то же мгновение

один процент; запах человеческого тела (не всегда различимый), полпроцента; запах железа, мизерное количество. Волчица слегка наклонилась, принюхиваясь изо всех сил, и волчонок повторил это за ней. Она отступила назад – он остался стоять. Волчица издала низкий вой, и волчонок против воли пошел за ней. Она обошла соблазнительную тушу по кругу и обнаружила новый запах – следов койота, а затем и запах самих койотов. Да, они были здесь, крались вдоль ближайшей горной гряды. И теперь, когда волчица перешла на другую сторону, воздух изменился: из него почти исчез запах теленка, вместо него остались разнообразные обычные и неинтересные запахи. Запах человеческих следов остался прежним, пропал запах кожи, но доля запаха железа выросла до половины процента, а человеческого тела – почти до двух. Исполненная тревоги, волчица передала этот страх и щенку – своей напряженной позой, настойчивым исследованием воздуха и слегка ощетинившейся гривой. Она продолжила свой обход. В какой-то момент на возвышенности запах человека стал вдвое сильнее, но исчез, стоило лишь спуститься. Затем ветер принес сильный запах теленка со следами койотов и нескольких птиц. Ее подозрительность уменьшалась, пока она приближалась к соблазнительному деликатесу с наветренной стороны, обходя его по малому кругу. Она даже сделала к нему несколько шагов, когда запах пропитанной по́том кожи ударил ей в нос, переплетенный с запахом железа и табака, как нити пестрой пряжи. Сосредоточившись на них, она приблизилась к теленку на расстояние двух прыжков. Здесь, совсем рядом с тушей, на земле лежал клочок кожи, свидетельствующий о присутствии человека, и теперь запах железа и табака, вплетающийся в аромат теленка, казался змеиным следом, пересекающим тропу, по которой прошло целое стадо. Он был таким слабым, что щенок, ведомый голодом и нетерпением молодости, толкнул мать в плечо, призывая поскорее приступить

Питаясь за семерых, волчонок не мог не расти и, когда начал осенью выходить вместе с матерью на охоту, был уже одного с ней роста. В это время им пришлось сменить место обитания, поскольку в округе подросло много волчат. Гору Сентинел, скалистый оплот среди равнин, заняли большие и сильные, а слабым пришлось уйти, и вместе с ними ушли Желтая Волчица и щенок Темногривый. У волков нет такого же языка, как у людей. Их словарь, вероятно, ограничивается дюжиной видов воя, лая и рычания, передающих простейшие эмоции, но у них есть другие возможности доносить свои мысли и один особенный способ распространения информации – волчий телефон. По всему ареалу их обитания разбросан ряд общепризнанных «телефонных станций». Иногда это камни, иногда угол на пересечении троп, иногда череп бизона – подойдет любой заметный объект на главном охотничьем пути. Волк «звонит» здесь так же, как собака у телеграфного столба или мускусная крыса у отдельных кочек, – оставляя свой запах и выясняя, кто недавно был здесь и делал то же самое. Он узнает, откуда и куда они шли, охотились или нет, в каком они состоянии – голодные, или сытые, или же больные. Благодаря этой системе волк знает, где найти друзей, а где врагов. И, следуя за Желтой Волчицей, Темногривый запоминал места и использовал многие сигнальные станции, хотя приемная мать не учила его этому специально. Личный пример и врожденные инстинкты были основой его обучения, но как минимум однажды волчица повела себя так же, как человеческие родители, стремящиеся защитить ребенка от опасности. Темногривый щенок усваивал основы волчьей жизни: чтобы победить собак, надо бежать и сражаться на бегу, не вцепляться в них мертвой хваткой, но кусать, кусать, кусать, не прерывая движения, и уводить на изрезанную оврагами землю, где не смогут пройти лошади со своими всадниками. Он научился не обращать внимания на койотов, следующих за охотящимися волками в надежде поживиться объедками: их не поймать и они безобидны. Он узнал, что не стоит тратить время, бросаясь на приземляющихся птиц; что лучше держаться подальше от маленького черно-белого животного с пушистым хвостом: оно не слишком приятно на вкус и очень, очень плохо пахнет[2]. Яд! О, он никогда не забудет этот запах, с того самого дня, когда в логове не осталось никого из его сводных братьев. Теперь он знал, что, атакуя овец, первым делом нужно разделить их: одинокая овца глупа и становится легкой добычей; а чтобы согнать с места стадо коров, надо напугать теленка. Он научился тому, что на быков следует нападать сзади, на овцу спереди, а на лошадь посередине, то есть сбоку, и никогда, никогда не нападать на человека, даже не приближаться к нему. И ко всему этому прибавился еще один урок: мать сознательно научила его остерегаться скрытой опасности. V. Урок о капканах Теленок умер через некоторое время после клеймения, состоявшегося две недели назад, и теперь, с волчьей точки зрения, был идеален на вкус – не слишком свежий, не слишком перезревший; запах разнес информацию об этом далеко вокруг. Желтая Волчица и Темногривый получили весть о телятине, отправившись на поиски ужина, и побежали вслед за ветром. Теленок лежал на открытом

следы человека. Тысячи раз до этого Желтая Волчица видела и обходила такие ловушки, и тому же она научила своего огромного сына. В жаркий день коровы пришли на водопой. Они спустились по тропе так же, как когда-то бизоны. Крошечные пичужки порхали вокруг них, трупиалы, недаром

Нельзя было подпустить его к дорогому гнёздышку, и, подавив страх в своём сердце, Домино отважно устремился навстречу собаке, между тем как мать увела малюток в нору. Гекла тотчас же пустилась за Домино, но теперь она тоже была в полном расцвете сил, и уходить от погони стало труднее. На мгновение собака остановилась, почуяв след Белогрудки, но Домино смело показался из-за кустов, вызывающе залаял и снова увлёк преследователя за собой. Лис и собака были молоды и сильны. Целый час гонка продолжалась без устали. Наконец Домино надоело бегать, и он попытался отделаться от собаки, как бывало прежде. Однако теперь это оказалось не так легко: Гекла за это время научилась многому и стала опытной гончей. И первая и вторая уловка не удалась. Тогда Домино вспомнил об узком карнизе вокруг скалистого обрыва, там, где Шобан выходит из гор, и помчался туда, увлекая за собой своего неумолимого врага. Неизвестно, было ли это случайностью или обдуманным планом, но только оба неслись прямо к обрыву. Всё ближе и ближе. Уже чёрная пышная лисья шубка замелькала по берегу реки. Домино начал замедлять бег. Гекла напрягла все свои силы и, тяжело дыша всей грудью, стала нагонять лиса. Так они достигли наконец широкой тропинки, Домино пошёл ещё тише, а чёрная собака, уже видя свою жертву совсем близко, удвоила свои усилия. Казалось, вот-вот она настигнет лиса. Между тем тропинка становилась всё у́же и у́же. Собака наседала. Она была уверена в своей победе: ещё один скачок – и усталый лис будет у неё в зубах… Но хитрый зверь уже помчался стрелой по узкому карнизу вдоль скалы. И Гекла, широкогрудая, коренастая, бросившись за ним, ударилась боком о скалу и кувырком полетела по каменистой круче – всё вниз, вниз, вниз, пока наконец, избитая и окровавленная, не скатилась в ледяную воду реки. А сверху этот полёт спокойно наблюдал чёрный лис.

Две недели лисята оставались слепыми, но затем глазки их открылись. Теперь они уже меньше пищали, и мать могла уходить спокойнее. Домино заметил, что теперь она не так гонит его прочь, а ещё через несколько дней и ему было дозволено присоединиться к семье.