Он начал говорить о моей прозе, а я кончил слушать. Мне было неловко и тошно слушать, когда мне в лицо говорили о моей прозе; я смотрел на него, отмеченного печатью смерти, и думал: ты, обманщик, хочешь охмурить меня своей чахоткой. Я видел батальон в пыли, на марше, треть из них шла на смерть или на кое-что похуже, и никакой особой печати на них не было, только пыль была на всех, а ты, отмеченный печатью смерти, с этого живешь. Сейчас будешь меня морочить. Не обманывай, да не обманут будешь. Смерть не в игрушки с ним играла. Она собиралась к нему всерьез.