Отзывы на книгу «Слабость Виктории Бергман (сборник)»

Мое прыганье вокруг «Слабости Виктории Бергман» надо было видеть. Заметив случайно «Девочку-ворону» и восхитившись обложкой, я подумала, что куплю ее, но тут узнала, что это первая часть трилогии. Впрочем, две других книги тоже отличались интригующими обложками. Однако проблема в том, что жанр вообще-то полностью не мой, и я вполне обоснованно опасалась, что первую книгу-то осилю, но не пойдет ведь – и все, мертвый (и дорогой) груз на полках. Купишь первую, прочтешь – понравится, так по закону подлости две следующих книги уже раскупят. Наконец, решилась брать все, но тут встала новая проблема: выпустили три книги под одной обложкой. После долгих метаний я плюнула на все и купила три книги. Чертовы шикарные обложки и чертовы интригующие аннотации, – думала я, расплачиваясь на кассе.

Как я уже говорила, жанр не мой, но в нем есть интересующие меня элементы – психические расстройства, издевательства над детьми, детская жестокость.

В Стокгольме происходит несколько убийств. Жертвы – дети-мигранты, которых никто не ищет, до которых никому нет дела. Все тела жестоко изувечены. Комиссар полиции Жанетт расследует это дело и в поисках подсказок выходит на психотерапевта Софию. Обе женщины переживают нелегкие времена. У Жанетт проблемы в семье, а София не уверена, что хочет продолжать делать то, что приходится – освидетельствовать преступников, – она чувствует потребность заниматься пациентами, действительно нуждающимися в ней… И слушать голос Виктории Бергман, записанный на пленку. Таинственная Виктория находится, как думает София, на грани диссоциативного расстройства и рассказывает о поражающем количестве травмирующих случаев… София искренне хочет помочь ей, но чувствует, что в Виктории и ее рассказах есть нечто странное. Но что? Почему она никак не может оторваться от пленок? И как получилось так, что Виктория оказалась в поле зрения Жанетт?

Концовка романа могла бы стать шокирующей, но не стала, потому что я постоянно прохаживаюсь по вещам с сюжетами, где задействуются диссоциативные расстройства, и мне легко было сразу предположить, куда дует ветер. Впрочем, менее интересной от этого книга не стала. Она легко читается, авторы умело нагнетают обстановку, интригуют и неспешно, но уверенно подталкивают читателя к ответам на неизбежно возникающие вопросы. Параллельно поднимаются актуальные проблемы общества, хотя и не сказать, что они здесь занимают центральное место. Упомянуты ровно настолько, чтобы читатель ненароком задумался. Насколько преступно попустительствовать насилию? Можно ли оправдаться слабостью? Вообще, имеет ли право человек быть слабым? Наконец, рисуется отвратительная картина – дело об убийстве детей пытаются замять по той простой причине, что убитых детей никто не ищет. Они не шведы. Они мигранты. Они никому не нужны. Чего зря поднимать пыль?

Примечательно то, что, хотя роман написан мужчинами, основные персонажи здесь – женщины, и выписаны очень даже, хотя и не без простой мужской мечты о паре женщина/женщина. Однако глубина характера той же Софии, например, откровенно поражает, причем в самом хорошем смысле этого слова. Хочется отметить и то, что, хотя стиль написания классический скандинавский – короткий, немного рубленый, – детали заставляют полностью погрузиться в происходящее, и если София засыпает, слушая монотонный голос Виктории Бергман, то и ваше сознание заполонит легкая дрема.

К минусам могу отнести изощренные действия детоубийцы, которые объяснены весьма мутно и местами не совсем понятно. С другой стороны, впереди еще целых две книги, и, возможно, именно они прояснят вещи, сейчас кажущиеся неясными.

Роман безусловно понравился. И хотя во мне не утихает чувство, что жанр не мой (что тут поделаешь!), и детали расследования вкупе с чередованием линий полицейский/преступник порядком меня угнетают, Виктория Бергман спасла положение и заставила меня практически влюбиться в эту книгу. С удовольствием прочитаю продолжение. Крайне любопытно, что будет дальше.

Скандинавские детективы не перестают меня радовать. Жестокие, кровавые и крайне натуралистичные, они запросто могут шагнуть за пределы жанра. Так что "Слабость Виктории Бергман" с куда большим правом можно назвать социально-психологическим триллером, нежели детективом, тем более что расследования в первом томе кот наплакал.

С самого начала и безо всяких околичностей скажу, что книга очень крутая. Эти двое шведских рокеров открыто и провокационно вываливают перед читателями проблему, знакомую вообще-то не только современной Скандинавии, но и любой стране во все времена.
Насилие сильного над слабым.
А если сузить, то насилие мужчин над всеми остальными – женщинами, детьми. В том числе собственными. В том числе сексуальное. Когда я вижу недвусмысленное осуждение этого типа святого постулата сиречь вечной отговорки "Я мужчина, у меня потребности", хочется аплодировать – авторы зарезали этого неприкосновенного барана и плюнули в рожу всем мудакам, которые творят злодейства, прикрываясь физиологией.
Еще есть такая фишка как "автор прочувствованно и достоверно изобразил женскую душу". Так вот, Сунды настолько глубоко туда залезли и настолько адекватно прописали обеих своих героинь, как в нормальном состоянии, так и в гендерном стрессе, что у меня даже возникли сомнения в их ориентации. Не, ну серьезно, они говорят о таких вещах, о которых в маскулинном и патриархальном обществе говорить не принято.

В Стокгольме начали находить детские трупы в очень странном состоянии, и этим малопривлекательным делом, пусть и с совершенно разных сторон вынуждены заниматься детектив Жанетт и психолог София. У каждой из них за плечами груз сложной и отнюдь не радужной жизни, и совершенно непонятно, что произойдёт, если они объединят усилия: поможет это следствию и их личным проблемам или только всё усложнит.
И зловещим призраком между ними реет Виктория Бергман. Впрочем, она реет здесь везде, ею пропитана вся книга, она стекает со страниц. Виктория отравила здесь собой всё, своим откровением, своим безумием, своей слабостью. Она, будто полноценный автор, переписывает сюжет под нужды своей больной психики, говоря в открытую всё, о чём остальные персонажи постеснялись бы даже думать.
Пусть многие говорят, что им было очень сложно читать, что книга тяжёлая и давит камнем, я не могла от неё оторваться, потому что давили на меня отнюдь не бесконечные избиения и изнасилования маленьких детей, а гипнотическое безумие Виктории, создающее силой слова альтернативный, сюрреалистичный, противоестественный и извращённый мир, где такое поведение является нормой. Для многих людей норма – позволять себе превращаться в скота, а потом ходить, будто ничего не было и говорить, что у них мол особые потребности. И это затягивает, как загнивающая антиутопия, перемалывает тебя с костями и самосознанием, и я считаю, что это прекрасный пример, как надо писать.

Чем ближе к концу, тем сильнее нарастает напряжение, и уже неотвратима угроза какой-нибудь эпичной катастрофы. Авторы ничего не скрывают и не строят загадок, всё на виду, зрячий да увидит. Если же вы не сможете понять, в чём тут дело, то финал вас просто снесёт взрывной волной.
Так что сногсшибательно в буквальном смысле. Куплен второй том, на низкий старт.

Такие все вокруг обыкновенные... Такие все вокруг странные...
Во дворе дома песочница. Несколько девочек увлеченно готовят песочные блюда своим куклам. Вдруг одна из малышек с криком швыряет ведерко в проходящего мимо мужчину. Интересно, почему? Наверное, он что-то сердитое ей сказал.

А в этом окошке громко играет музыка и слышны отчаянные крики: «Не надо папочка! Пожалуйста! Мне очень больно, папочка!» Наверное, папа воспитывает свою дочь за какую-то провинность. Так подумаем мы для собственного успокоения и ускорим шаг. Заодно наплюем на статистику, которая воет пожарной сиреной о том, что насилие в той или иной форме наблюдается почти в каждой четвертой российской семье. Впрочем, чаще всего семейное насилие проходит под маской тишины и спокойствия. Оглушенные непонятными действиями со стороны отцов девочки считают, что так и должно быть. Что так живут все в этом мире. И строгие слова папочки о наказании дочери, рассказавшей о происходящем в их доме, парализуют беспомощную малышку. Согласно той же бессердечной статистике, сексуальное насилие отцов над дочерью начинается в очень раннем возрасте. Хорошо, если ей исполнится четыре года. Чаще, отцы начинают очень рано испытывать зуд в причинном месте к тельцу ребенка. И избавляются от него уже в полуторагодовалом возрасте девочки.

А теперь давайте посмотрим, что происходит с девочкой, воспитанной в такой среде. То, что у нее психика свернута — это и козленку понятно. Сейчас я хочу поговорить о том, как она будет строить отношения с окружающими людьми. Согласно научным разработкам, ребенок проходит следующие стадии психологического становления личности:

1) стадия созависимости — это период до 6-9 месяцев жизни младенца. Ребенок в этом возрасте живет в симбиозе с матерью. Они неотделимы друг от друга, так как ребенок полностью зависит от нее до тех пор, пока не начнет самостоятельно ползать.
2) стадия противозависимости — ребенок пытается доказать свое право на «я сам!», а родители учатся жить не только интересами ребенка, но и своими собственными. Этот период имеет временные рамки в пределах 18-36 первых месяцев жизни ребенка.
3) стадия независимости — ребенок действует сам по себе, но постоянно сверяя свои действия с руководящей ролью родителей. Она длится до шестилетнего возраста.
4) стадия взаимозависимости — она длится до двенадцатилетнего возраста ребенка и готовит его и взрослых к автономному существованию. Ребенок существует независимо, принимает решения в пределах своего уровня компетенции самостоятельно, но с родителями идет постоянная сверка идеалов и ценностей.

Такой вот своеобразный круг развития проходит детская личность. Это, конечно, при условии сохранения нормального психологического климата в семье. Если же этот нормальный климат оказывается в виде кровавого круга сексуального рабства ребенка, то развитие парадоксальным образом останавливается на самой первой стадии. Ребенок, подвергающийся насилию, на всю жизнь становится созависимым.

А что это значит во взрослом возрасте? Такой взрослый не может здраво оценить свои потребности, он не может испытывать истинную привязанность и любовь к другому человеку. Для него существует потребность в постоянном одобрении и поддержке со стороны других людей, он не может жить без постоянных стимуляторов, таких как алкоголь, пища, работа или секс. Он может придумать для отвлечения самого себя от своих переживаний еще что-нибудь веселенькое типа пыток и издевательств над другим человеком. Но, его пытки будут нести другую смысловую нагрузку, чем у его папаши. Не ради удовлетворения своей похоти он будет резать и колоть ребенка. А всего лишь ради того, чтобы почувствовать собственную ценность и нужность! Не среди окружающих его членов общества! А, прежде всего, для самого себя! У этого человека, страдавшего с раннего возраста, границы собственного «Я» остаются незамкнутыми. Саундтрек к этой книге как нельзя лучше показывает состояние души этого человека: окна дома разбиты и гуляет по пустым комнатам ветер, заливает их дождь. Очень холодно и неуютно обитателю этого дома. Только контакт с другим человеком кажется наилучшим способом заткнуть дыры и получить вожделенное душевное тепло. Надо приникнуть к нему, слиться при помощи цепей и ран. Так появится возможность обрести целостность своих границ. Может быть повезет и на короткий миг станет уютнее жить.

И, в очередной раз надевая туфли, натирающие кровавые мозоли, такая вот взрослая девочка как мантру твердит:

– Папа, папа, папа, – бормочет она себе под нос, пытаясь лишить это понятие значения.

Помогает? Иногда. Но, чаще приходится прибегать к более радикальным методам. О них подробно написали авторы этой книги. Тошнотворно. Жестоко. Страшно. Реально.

А знаете, какой самый тяжелый момент в существовании семей, в которых регулярно насилуют девочку? Кроме физической боли, отвращения и страха? Это ежедневное предательство мамы. Ведь, кроме папы и дочери в этих семьях всегда имеется мама. Какова же роль матери, безмолвно потакающей садисту-папеньке? Так ли уж она проста в своей наивной попытке отстраниться от боли дочери? Не бывает ни в одном случае насилия над ребенком мамы, не ведающей того, что творит отец со своей дочерью. Она знает с первых же дней. Знает и молчит. Понятно, что в большинстве случаев она страдает очень сильно, но плевать на ее чувства, ведь она молчит! Делает вид, что ничего не видит и не понимает. Ей так комфортнее. Она уходит в другую комнату и позволяет отцу поиграть с доченькой. Она первой выходит из бани, оставляя разгоряченного папашу с беззащитной дочерью. Она дремлет на заднем сиденье машины, не замечая склоненной головки дочери над вонючей ширинкой отца. Вы заметили, что мне трудно в этих ситуациях писать "мама"?

– Как-то раз один охотник отправился в джунгли, чтобы подстрелить обезьяну. Подойдя достаточно близко, он укрылся за деревом, поднял ружье и прицелился. Как раз когда он собирался нажать на курок, обезьяна проговорила: “Если ты убьешь меня, умрет твоя мать, а если ты не станешь стрелять, умрет твой отец”. Обезьяна уселась поудобнее, смакуя еду и удовлетворенно почесываясь. Что бы ты сделал на месте охотника?

Героиня книги ответила очень предсказуемо. Но на такую простую задачку может быть целых три ответа.

У меня обычно книги долго отлеживаются-обдумываются перед рецензией, чтобы впечатление не было поспешным. Иногда — слишком долго. Но тут не могу молчать: обещали детектив, всем детективам детектив, а подсунули фуфло. Всем фуфлам фуфло, однако это почему-то не примиряет.

1. Иво Андрич. Да-с, так зовут одного из персонажей «Девочки-вороны»: патологоанатома, по национальности боснийца, единственного из большой семьи пережившего бойню в Сараево. Как я надеялась, что очиталась. И всё же Иво Андрич. Поясню. Босниец-мусульманин по имени Иво Андрич — всё равно что сельский парень-тракторист с Рязанщины по имени Боря Пастернак или Ося Бродский. Даже хуже. Если сельского парня, по крайней мере, могут звать Борей, да и Осей, почему нет, то Иво мусульманина звать не могут. Иво — это христианское имя. Великий Андрич, лауреат Нобелевской премии, действительно родился в Боснии, но боснийцем по национальности не являлся. Хорват, крещён в католической церкви, переписку вёл на кириллице, что позволяет сербам также считать его своим. Но не суть. Важно другое: назвать единственного персонажа-югослава Иво Андричем... как если бы я написала, не дай Бог, роман, и героиню-шведку назвала бы Сельма Лагерлёф. Да меня бы тухлыми яйцами забросали и были бы во многом правы. В этом «Иво Андриче» интуитивно ощущается презрение: кто, мол, этих балканцев разберёт? Сербы плохие, боснийцы хорошие, а остальное нас, цивилизованных людей, не касается. А самое главное, что сведения, например, об Африке, в изобилии рассыпанные на страницах «Девочки-вороны», тоже теряют достоверность. Может быть, все перечисленные африканцы — такие же липовые «Иво Андричи».

2. Интонация. Сколько мне попадалось в последнее время скандинавских детективов, у них одна общая черта: много деталей. Очень много деталей. У некоторых эпилептоидная манера «выстреливает», например, у Лэкберг, но дуэт, выступающий под псевдонимом Эрик Аксл Сунд, безнадежно вязнет в вялых подробностях, как в трясине. И нет различия, подробности ли это жестоких убийств, надругательств и пыток, достойных по изобретательности испанской инквизиции, половых актов, недостойных испанской инквизиции, или походов в уборную — всё одним тоном: «и не повернув головы кочан, и чувств никаких не изведав...» Цель — заполнить страницу. Чем — спутанными кишками или выпитыми коктейлями — экая я несовременная, разницы нуль.

Злые спойлеры, осторожно!

3. Центральный образ. Ребята, ну хватит уже демонизировать психически больных людей. Вы думаете, достаточно покрутить пальцем у виска, чтобы не продумывать ни мотивацию убийств, ни последовательность действий. Старо ведь! Профессор Толкин всё давно написал: с большим знанием дела и, заметьте, с большим сочувствием. Если у Васи тяжкая психологическая травма, это не означает со стопроцентной вероятностью, что Вася станет младенцев разбивать о камни. Как раз наоборот. Постоянное душевное страдание ещё и не оставит места причинению страданий другим. Кстати, о страданиях. Почему у Софии нет супервизора? С трудом представляю, как психолог такого уровня, постоянно имеющий дело с ПТСР, работает без супервизии, без малейшего контроля, без обратной связи. Нонсенс же. Фантазия о всемогущей матери-паучихе постепенно подменяется фантазией о всемогущем терапевте-косиножке. С этим не в литературу, с этим в терапию. Отдельно хочется отметить преступную идеологию «страслый и ужаслый феминизЬм», который предписывает уничтожать муЩЩин. Что-то руки стали зябнуть, не пора ли нам дерябнуть?

Раздел «Благодарность» состоит из одной фразы: Благодарность не выражаем ни единому гаду. И вам, господа соавторы, не спасибо. Вышел у вас пшик. Из такого материала — и пшик, как обидно.