После нескольких лет рядом со смертью вино было не только вином, серебро – не только серебром, музыка, откуда-то проникавшая в зал, – не только музыкой, а Элизабет – не только Элизабет, – все они были символами другой жизни, жизни без убийства и разрушения, жизни ради жизни, которая стала едва ли не мифом и безнадежной грезой.