Невероятно болезненны, странны, реалистичны вкрапленные в общую канву повествования мини-истории действующих лиц второго плана. Наверное, именно за их счет получается так, что книга дышит. Хрипло, прерывисто – но дышит. Пытается дышать. Герой идет по жизни, переворачивая страницу за страницей. И в точности как в жизни, время в книге то ползет, как улитка, а то летит со страшной, беспощадной скоростью. Герой принадлежит к «потерянному поколению», герой живет в эпоху безвременья, и самое страшное – эта эпоха не вокруг, а внутри. Дело не в том, что только закончилась мировая война, не в безработице, не в беспорядках, не в болезнях, не в наигранности общества. Дело во внутренней пустоте, с которой герои даже не пытаются бороться.
Это очень тоскливая книга. Неподражаемо смешная, комичная, светлая – и в то же время тоскливая до невозможности. В какой-то момент читать ее становится страшно. Это момент осознания, что дальше будет еще хуже, потому что «лучше» уже было.
После Ремарка нужно заново искать смысл жизни, настолько доходчиво он объясняет: тот смысл, что виделся в жизни раньше – он ложный. А впрочем, очень ясно понимается также и то, что в поисках смысла жизни, в свою очередь, нет никакого смысла. Нет смысла. Мы и не живем ради смысла – и ради смысла не умираем. Потому, наверное, можно хлестать ром стаканами и не бояться врезаться в дерево, выжимая последнюю скорость после очередного вечера в баре. Live fast, die young… И даже если не верна первая часть утверждения, во второй сомнений уже не остается. Потому что лучше умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть.
« – Потому, брат, ты и причастен к одному ордену, – к ордену неудачников и неумельцев, с их бесцельными желаниями, с их тоской, не приводящей ни к чему, с их любовью без будущего, с их бессмысленным отчаянием. – Он улыбнулся. – Ты принадлежишь к тайному братству, члены которого скорее погибнут, чем сделают карьеру, скорее проиграют, распылят, потеряют свою жизнь, но не посмеют, предавшись суете, исказить или позабыть недосягаемый образ, – тот образ, брат мой, который они носят в своих сердцах, который был навечно утвержден в часы, и дни, и ночи, когда не было ничего, кроме голой жизни и голой смерти, – Он поднял свою рюмку и сделал знак Фреду, стоявшему у стойки:
– Дай мне выпить.»