11
Фламандка

При виде командира и Моргана, устремившихся к вражескому судну, которому некуда было деваться, флибустьеры, все как один, ринулись за ними.

Побросав огнестрельное оружие, почти бесполезное в рукопашной схватке, и вооружившись абордажными саблями и пистолетами, они лавиной хлынули вперед, сметая все на своем пути.

С помощью своевременно брошенных абордажных дреков моряки стали подтягивать корабли друг к другу, но некоторые смельчаки, сгорая от нетерпения, взобрались на бушприт и, ухватившись за найтовы и кливера или спустившись по канатам, прыгали на палубу вражеского корабля.

Но тут они неожиданно встретили сильное сопротивление. Из люков, яростно размахивая оружием, повалили трюмовые матросы.

Всего их было около сотни. Предводительствовали оставшиеся в живых офицеры, бомбардиры и их помощники.

В один миг рассыпались они по палубе, забрались на полубак, отбросили тех флибустьеров, что оказались на корабле в числе первых, в то время как другие, овладев полуютом, в упор стреляли из палубных пушек, обрушив на пиратский корабль ураганный картечный огонь.

Оба корабля, притянутые абордажными дреками, касались бортами друг друга. Черный Корсар не стал медлить. Перескочив через борт, он бросился на палубу испанского корабля.

– За мной, флибустьеры! – воскликнул он.

Морган последовал его примеру, следом за ними хлынули стрелки, в то время как марсовые изо всех сил швыряли с рей и вантов гранаты, стараясь попасть в толпу испанцев и расстрелять их из пистолетов и аркебуз. Поднялся невообразимый, адский грохот.

Борьба разгоралась со страшной силой.

Черный Корсар трижды водил своих людей на штурм полуюта, где засели около семидесяти испанцев, но трижды их отбрасывали назад, сметая огнем из обеих пушек. Моргану также не удалось овладеть полубаком.

Осажденные сражались с не меньшим пылом, чем нападавшие. Понеся ужасные потери от пуль аркебузиров, испанцы, ряды которых заметно редели, оказывали сопротивление, предпочитая смерть позорному плену.

Они не дрогнули и тогда, когда с мачт пиратского корабля на них обрушились гранаты. Возле них выросла целая гора убитых и раненых, но огромное полотнище испанского стяга по-прежнему реяло на грот-мачте, поблескивая золотым крестом в лучах восходящего солнца. Силы обороняющихся были, однако, на исходе. Разъяренные неожиданным отпором, флибустьеры во главе с командирами, сражавшимися в первых рядах, в последнем порыве устремились на штурм полуюта. Вот они взбираются по вантам, прыгают на врага с бизань-штага, проникают в его стан через кормовые проходы, хватаются за шкоты, перебегают по фальшборту, наседая со всех сторон на последних защитников несчастной шхуны.

И вот Черный Корсар врывается в группу оставшихся воинов. Отбросив абордажную саблю, он обнажает шпагу.

Его клинок со свистом рассекает воздух, парируя удары, направленные ему прямо в грудь, разит и колет направо и налево. Никто не может устоять перед его натиском, его удары неотразимы. В толпе противника образуется брешь, она становится все шире и шире.

Тем временем Морган вместе с толпой флибустьеров теснит своих противников.

Захватив шканцы, он готовится расправиться с немногими оставшимися в живых, с отчаянной яростью защищающими штандарт корабля, развевающийся на бизань-мачте.

– Добьем их, ребята! – восклицает Морган с жаром.

Но его останавливает Черный Корсар.

– Моряки! Врагов убивают, но побежденным даруют жизнь! Сдавайтесь! – воскликнул корсар, приближаясь к испанцам, сгрудившимся возле штурвала. – Отважных ждет пощада!

Боцман, единственный оставшийся в живых из командных чинов, выступил вперед и бросил наземь обагренный в крови топор.

– Мы разбиты, – глухо сказал он. – Мы в вашей воле.

– Возьмите свой топор, боцман, – сурово ответил Корсар. – Доблестные люди, с таким упорством защищающие стяг далекой родины, заслуживают уважения.

Затем он перешел к остальным, не обращая внимания на удивление боцмана, столь естественное, – ведь флибустьеры редко щадили побежденных и никогда без выкупа не отпускали на волю.

Из защитников испанского корабля осталось всего восемнадцать человек, почти все они были ранены. Побросав оружие, они с мрачным видом ожидали своей участи.

– Морган, – сказал Корсар, – прикажите спустить на воду баркас с провиантом на неделю.

– Как, мы отпустим их на свободу? – спросил разочарованный помощник капитана.

– Да, сеньор. Смелость, даже побежденная, заслуживает награды.

Услыхав эти слова, боцман выступил вперед и сказал:

– Спасибо, капитан. Мы никогда не забудем благородства того, кого зовут Черным Корсаром.

– А теперь отвечайте мне: откуда вы начали плавание?

– Из Веракруса.

– Куда направлялись?

– В Маракайбо.

– Вас ждет губернатор? – спросил корсар, нахмурившись.

– Откуда мне знать, сеньор. Только капитан мог бы ответить на ваш вопрос.

– Вы правы. К какой эскадре приписан ваш корабль?

– К эскадре адмирала Толедо.

– Что у вас в трюме?

– Порох и ядра.

– Можете идти, вы свободны.

Но вместо того чтобы подчиниться, боцман посмотрел на него с растерянностью, не ускользнувшей от глаз Корсара.

– Вы хотите что-то сказать? – спросил он.

– На борту есть еще люди, капитан.

– Это пленники?

– Нет, женщины со слугами.

– Где они?

– В кают-компании.

– Что за женщины?

– Капитан не говорил, но сдается мне, что среди них есть одна знатная дама.

– Кто такая?

– Герцогиня, я думаю.

– На военном корабле!.. – в изумлении воскликнул Корсар. – Где она села на корабль?

– В Веракрусе.

– Хорошо. Она поедет с нами на Тортугу, и если захочет получить свободу, то заплатит столько, сколько захотят мои моряки. Отправляйтесь, храбрые защитники своего стяга. Желаю вам счастливо добраться до берега.

– Спасибо, сеньор.

Флибустьеры спустили баркас на воду, положили в него провиант на семь дней, несколько ружей и немного патронов.

Боцман и восемнадцать матросов сели в баркас, поглядывая на испанский стяг, медленно спускавшийся с грот-мачты вместе с флажком, развевавшимся на вершине бизань-мачты. В это время ввысь взвились черные флаги флибустьеров, приветствуемые залпами палубных пушек.

Поднявшись на полубак, Черный Корсар следил, как быстро удалялся баркас, направлявшийся к югу, туда, где начиналась широкая бухта Маракайбо.

Как только баркас скрылся вдали, капитан медленно сошел на палубу, пробормотав:

– И такие люди служат предателю!..

Взглянув на моряков, оказывавших первую помощь раненым и заворачивавших убитых в брезент, прежде чем опустить их в море, он знаком велел Моргану приблизиться.

– Передайте моему экипажу, – сказал он, – что я отказываюсь от причитающейся мне доли за продажу корабля.

– Сеньор!.. – воскликнул пораженный помощник. – Этот корабль, вы же знаете, стоит несколько тысяч пиастров.

– Какое мне дело до денег? – презрительно ответил Корсар. – Я веду войну из мести, а не ради наживы. К тому же свою долю я получил.

– Это неправда, сеньор.

– Как же, а восемнадцать пленников? Отвези мы их на Тортугу, им бы пришлось просить заплатить за себя выкуп.

– Пустяки! Вряд ли за всех вместе дали бы тысячу пиастров.

– Мне и этого довольно. Спросите потом у ребят, сколько они хотят получить за даму, которая находится на этом корабле. В Веракрусе или в Маракайбо наверняка раскошелятся, если захотят видеть ее на свободе.

– Наши люди падки до денег, но они любят своего командира и с удовольствием отдадут ему пленных из кают-компании.

– Посмотрим, – сказал Корсар, пожимая плечами.

Он собирался было пойти на корму, как вдруг дверь кают-компании распахнулась и появилась юная красавица в сопровождении двух дам и двух роскошно одетых пажей.

Она была высока и стройна. Кожа лица ее отличалась необыкновенной нежностью и тем розоватым оттенком, который так свойствен девушкам северных, и особенно англосаксонских и Скандинавских, стран.

У нее были длинные волосы светло-русого цвета, отливавшие скорее серебром, чем золотом. Они были заплетены в толстую косу, завязанную голубой лентой с жемчугом. Ее красивые глаза, цвет которых нелегко было определить, временами поблескивали вороненой сталью, а тонкие брови были темными.

Девушка была одета согласно моде того времени, и ее платье из голубого шелка с кружевным воротом хотя и было очень элегантным, в то же время отличалось строгостью стиля. На нем не было ни золотых, ни серебряных украшений, хотя у ворота висело несколько нитей крупного жемчуга, наверняка стоившего не одну тысячу пиастров, а в ушах сверкали серьги с двумя крупными изумрудами, столь редкими и высоко ценимыми в те времена. Ее сопровождали две камеристки – красивые мулатки. Их кожа отливала медью. Оба пажа были также мулатами.

Увидев залитую кровью палубу, убитых и раненых, сломанное оружие и пушечные ядра, девушка отшатнулась, отступив назад, словно собираясь вернуться в кают-компанию, но, бросив взгляд на Черного Корсара, остановившегося в двух шагах от нее, она нахмурила брови и сурово спросила:

– Что произошло здесь, сеньор?

– Нетрудно догадаться, сеньорита, – ответил Корсар с поклоном. – Ужасное сражение, в котором испанцам не повезло.

– А вы кто такой?

Бросив в сторону шпагу, которую он не успел вложить в ножны, Корсар галантно приподнял широкополую шляпу с пером и любезно представился:

– Заморский дворянин, сеньорита.

– Это мало о чем говорит, – сказала девушка, несколько смягченная любезностью Корсара.

– Тогда добавлю, что меня зовут Эмилио ди Рокканера и я – владелец Вальпенты и Вентимильи, но здесь ношу совсем другое имя.

– Какое же, кабальеро?

– Меня зовут Черный Корсар.

Лицо незнакомки исказилось ужасом, румянец мгновенно схлынул со щек, ставших бледными, как алебастр.

– Черный Корсар… – прошептала она, глядя на него в растерянности. – Ужасный корсар с Тортуги, заклятый враг испанцев…

– Ошибаетесь, сеньорита. С испанцами я воюю, но у меня нет причин ненавидеть их, и вы только что видели доказательство этому – я отпустил на волю оставшихся в живых защитников вашего судна. Взгляните туда, где море сливается с небом. Видите точку, которая кажется затерянной в бесконечном пространстве? Это баркас, на котором плывут к берегу восемнадцать испанских моряков, хотя по военным законам я мог бы их убить или лишить свободы.

– Значит, мне лгали, когда говорили, что нет никого ужаснее вас на Тортуге?

– Да, лгали, – ответил флибустьер.

– А как вы поступите со мной, кабальеро?

– Разрешите, прежде чем я отвечу, задать вам один вопрос.

– Спрашивайте, сеньор.

– Кто вы такая?

– Фламандка.

– Как мне сказали – герцогиня.

– Да, кабальеро, – ответила она, опустив голову, словно не хотела, чтобы Корсар знал о ее высоком положении в обществе.

– Не можете ли вы назвать свое имя?

– Это необходимо?

– Мне надо знать, кто вы такая, если вы хотите обрести вновь свободу.

– Свободу!.. Ах да!.. Ведь я совсем забыла, что теперь я ваша пленница.

– Не моя, сеньорита, а всех флибустьеров. Будь на то моя воля, вы немедленно получили бы лучшую шлюпку и самых надежных матросов, которые отвезли бы вас в ближайший порт, но я не властен над законами морского братства.

– Спасибо, – сказала она, улыбаясь. – Иначе было бы не понятно, как рыцарь из рода герцогов Савойских опустился до такого занятия, как морской разбой.

– Вы хотите обидеть флибустьеров, сеньорита? – сказал Корсар, нахмурив брови. – Морские разбойники!.. Гм… А сколько среди них тех, кого принудили стать мстителем! Разве Монбар воевал не из мести за бедных индейцев, доведенных до нищеты ненасытной жадностью испанских авантюристов? Как знать, быть может, в один прекрасный день вам станет известно, по какой причине дворянин из рода герцогов Савойских оказался в водах Мексиканского залива… Ваше имя, сеньорита?

– Онората Виллерман, герцогиня Вельтендрéмская.

– Хорошо, сеньорита. Удалитесь пока в кают-компанию, ибо нам предстоит невеселая церемония погребения отважных героев, павших в борьбе, но сегодня вечером я жду вас к ужину на борту моего корабля.

– Спасибо, кабальеро, – сказала фламандка, протягивая ему маленькую, как у ребенка, руку с тонкими пальцами.

Отвесив легкий поклон, девушка медленно направилась к себе, но, не доходя до кают-компании, обернулась и, увидя, что Черный Корсар по-прежнему стоит со шляпой в руке, приветливо ему улыбнулась.

Флибустьер не шелохнулся, но глаза его, по-прежнему устремленные к кают-компании, заволоклись дымкой печали, а лоб еще больше нахмурился.

Минуту он стоял неподвижно, словно отгоняя от себя мучительное видение, затем двинулся с места и, покачав головой, прошептал:

– Безумие!