E. Lockhart

Genuine Fraud

Copyright © 2017 by E. Lockhart

© И. Литвинова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Посвящается ТК

18

Третья неделя июня 2017 года

Кабо-Сан-Лукас, Мексика^[1]

Отель был чертовски хорош.

Мини-бар в номере Джул был забит пакетиками картофельных чипсов и шоколадными батончиками четырех видов. В ванной комнате стояла джакузи, а запаса пушистых полотенец и жидкого мыла с ароматом гардении хватило бы, наверное, лет на сто. В холле ежедневно в четыре часа пожилой пианист исполнял на рояле мелодии Гершвина. Спа-центр предлагал процедуры по уходу за телом с использованием горячей глины, если, конечно, вас не коробило от прикосновения чужих рук. После этого Джул целый день преследовал навязчивый запах хлорки, словно въевшийся в кожу.

В интерьере отеля «Плайя Гранде Резорт» в Бахе^[2] доминировал белый цвет: белые шторы, белая плитка, белые ковры, пышные букеты белоснежных цветов. Сотрудники носили белую униформу из хлопка, что придавало им сходство с медиками. Вот уже почти четыре недели восемнадцатилетняя Джул жила в этом отеле одна.

В то утро она потела на беговой дорожке в тренажерном зале «Плайя Гранде», отмеряя километры дизайнерскими кроссовками цвета морской волны с темно-синими шнурками. В этот раз она даже не слушала музыку. Интервальный бег продолжался уже около часа, когда соседнюю дорожку заняла женщина.

На вид – моложе тридцати. Черные волосы собраны в тугой хвост и залиты лаком. Крупные руки, крепкое тело, на смуглых щеках виднелись следы сухих румян. Кроссовки, стоптанные на пятках, были испачканы старой засохшей грязью.

В тренажерном зале они были одни.

Джул перешла на ходьбу, еще минута, и она уходит. Во-первых, Джул предпочитала уединение, а во-вторых – в любом случае сегодня она потрудилась на славу.

– Тренируешься? – спросила женщина и кивнула на дисплей тренажера Джул. – Готовишься к марафону или так просто? – В ее американском произношении слышался мексиканский акцент. Наверное, выросла в Нью-Йорке, но в испаноязычной общине.

– Я занималась бегом в средней школе. Вот и все. – Джул говорила отрывисто и четко, такую манеру речи британцы называют «Би-би-си инглиш»^[3].

Женщина устремила на нее проницательный взгляд.

– Мне нравится твой акцент, – сказала она. – Откуда ты родом?

– Лондон. Сент-Джонс-Вуд^[4].

– Нью-Йорк. – Женщина ткнула себя пальцем в грудь.

Джул сошла с беговой дорожки и занялась растяжкой квадрицепсов^[5].

– Я здесь одна, – заговорила снова женщина. – Приехала вчера вечером. Забронировала этот отель в последнюю минуту. А ты давно здесь?

– В таких местах, как это, всегда будет мало, – сказала Джул.

– И что бы ты порекомендовала? В «Плайя Гранде»?

Джул нечасто общалась с другими постояльцами, но не видела ничего плохого в том, чтобы ответить.

– Можно съездить на снорклинг^[6], – посоветовала она. – Я видела гигантскую кровожадную мурену.

– Не шутишь? Что, правда мурену?

– Наш гид приманил ее рыбьими потрохами, которые притащил в пластиковом бидоне. Мурена выползла из расселины в скалах. Метра два с половиной в длину, не меньше. Ярко-зеленая.

Женщина поежилась.

– Не люблю мурен.

– Ну, тогда забей на снорклинг. Если тебя так легко напугать.

Женщина рассмеялась.

– А как тут с едой? Я здесь еще ничего не ела.

– Попробуй шоколадный торт.

– На завтрак?

– О, да. Если попросить, принесут как спецзаказ.

– Спасибо за наводку. Ты путешествуешь одна?

– Послушай, мне пора в душ, – сказала Джул, чувствуя, что разговор становится очень личным. – Пока!

И девушка направилась к двери.

– У меня отец тяжело болен, – бросила женщина. – Я давно ухаживаю за ним.

Укол сочувствия. Остановившись, Джул обернулась.

– Каждое утро и каждый вечер после работы я провожу с ним, – продолжала женщина. – Сейчас он наконец-то стабилен, и мне так захотелось куда-нибудь сбежать, что я уже не задумывалась о ценах. Я здесь проматываю кучу денег, что для меня непозволительная роскошь.

– А чем болен твой отец?

– РС, – ответила женщина. – Рассеянный склероз. И старческое слабоумие. Он всегда был главой нашей семьи. Настоящий мачо. Такой сильный. А теперь это овощ, да еще лежачий. Он даже не знает, где находится. Иногда принимает меня за официантку.

– Черт.

– Я боюсь его потерять и в то же время находиться рядом с ним невыносимо. Но, когда он умрет и я останусь совсем одна, мне будет бесконечно стыдно за эту поездку, за то, что я его бросила, понимаешь? – Женщина остановилась и, поставив ноги на рейки по бокам беговой дорожки, вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Извини. Слишком много информации.

– Все нормально.

– Ладно, иди. В душ или куда там еще. Может, потом увидимся.

Женщина закатала рукава рубашки и повернулась к дисплею тренажера. Вдоль ее правого предплечья тянулся шрам – рваный, как от ножа, а не ровный, как после операции. За ним явно скрывалась какая-то история.

– Слушай, а ты любишь викторины? – неожиданно для самой себя спросила Джул.

Улыбка. Белые, но кривые зубы.

– На самом деле я дока в этом деле.

– Их устраивают через день, по вечерам, в лаунж-баре внизу, – уточнила Джул. – Правда, хрень полная. Хочешь пойти?

– И что за хрень?

– Да ничего так. Глупая и шумная.

– Ладно. Я согласна.

– Хорошо, – сказала Джул. – Мы всех там сделаем. Ты не пожалеешь, что взяла отпуск. Я сильна в супергероях, фильмах про шпионов, ютуберах, фитнесе, финансах, макияже и викторианских писателях. А ты?

– Викторианские писатели? Вроде Диккенса?

– Да. Впрочем, неважно. – Джул почувствовала, как вспыхнули щеки. Ей вдруг показался странным такой набор увлечений.

– Я люблю Диккенса.

– Иди ты.

– Серьезно. – Женщина снова улыбнулась. – Я рублю в Диккенсе, кулинарии, текущих событиях, политике… ну, что там еще… да, и в кошках.

– Тогда заметано, – сказала Джул. – Начало в восемь вечера, в лаунже рядом с главным холлом. Увидишь там, бар с диванами.

– В восемь. Идет. – Женщина подошла к ней и протянула руку. – Напомни, как тебя зовут? Я – Ноа.

Джул пожала ей руку.

– Я не называла тебе свое имя, – сказала она. – Но меня зовут Имоджен.

Джул Уэст Уильямс обладала довольно миловидной внешностью. Никто и никогда не называл ее уродкой, но и в красотках она не числилась. Ростом не вышла – всего-то метр пятьдесят пять, – да и держалась дерзко. Рваная стрижка делала ее похожей на девчонку-сорванца, и в мелированных прядях темнели отросшие корни. Зеленые глаза выделялись на белой, усыпанной светлыми веснушками коже. Одежда обычно скрывала ее крепкое телосложение. Природа наградила Джул рельефными мышцами, которые выпирали дугами, особенно на ногах, делая ее похожей на персонажа комиксов. Твердая стена брюшных мышц скрывалась под слоем жира. Джул не отказывала себе в мясе, соли, шоколаде и жирной пище.

Она верила: чем больше потеешь в спортзале, тем меньше крови теряешь в бою.

Она верила: лучший способ избежать разбитого сердца – это притвориться, будто у тебя его нет.

Она верила: то, как ты говоришь, зачастую важнее, чем все, что ты пытаешься сказать.

А еще она верила в боевики, силовые упражнения, эффект макияжа, заучивание наизусть, равноправие и в то, что видеоролики на YouTube могут научить тому, чему не научат и в колледже.

Если бы вы заслужили ее доверие, Джул рассказала бы, что целый год проучилась в Стэнфорде, получив спортивную стипендию в легкой атлетике.

– Меня рекрутировали в университетскую команду, – объясняла она тем, кто вызывал у нее симпатию. – Стэнфорд – это первый дивизион. Университет дал мне деньги на обучение, книги и все такое.

Почему же не сложилось?

Джул пожала бы плечами.

– Я хотела изучать литературу викторианской эпохи и социологию, но главный тренер оказался извращенцем. Лапал всех девчонок. Когда он подкатил ко мне, я заехала ему куда надо и рассказала о его выходках всем, кто хотел меня слушать. Преподавателям, студентам, редакции «Стэнфорд дейли»^[7]. Я докричалась до самой верхушки чертовой башни из слоновой кости^[8], но вы знаете, что бывает со спортсменами, которые плетут небылицы о своих тренерах.

Потом она сцепила бы пальцы и опустила глаза.

– Другие девчонки из команды все отрицали. Сказали, что я вру и что извращенец никогда никого не трогал. Они не хотели, чтобы об этом узнали их родители, и боялись потерять свои стипендии. Конец истории. Тренера не уволили. Я ушла из команды. И лишилась финансовой поддержки. Короче, вылетела из студентов-отличников.

После тренировки в спортзале Джул проплыла километра полтора в бассейне «Плайя Гранде» и остаток утра провела, как обычно, в бизнес-лаундже, где смотрела учебные видеофильмы по испанскому языку. Она не переоделась, только сунула ноги в кроссовки цвета морской волны. Губы подкрасила ярко-розовой помадой, а глаза – серебристой подводкой. В цельном купальнике цвета вороненой стали, с чашечками на косточках и глубоким вырезом, девушка смотрелась как персонаж Вселенной Марвел^[9].

В лаундже работал кондиционер. Но сюда никогда никто не заглядывал, поэтому Джул задрала ноги на стол и, надев наушники, потягивала диетическую колу.

После двухчасового урока испанского она сжевала «Сникерс» и посмотрела несколько клипов. Получив заряд бодрости, девушка танцевала, подпевая известным певцам, выступая перед рядами вращающихся кресел в пустом зале. Сегодня Джул находила жизнь чертовски великолепной. Ей понравилась та печальная женщина, что сбежала от своего больного отца, женщина с загадочным шрамом и удивительным литературным вкусом.

Она не сомневалась, что вдвоем они порвут всех на викторине.

Джул выпила еще одну диетическую колу. Потом поправила макияж и оценила свое отражение в окне. Она не сдержалась и рассмеялась, потому что выглядела смешно и вместе с тем сногсшибательно. Все это время стук сердца отдавался у нее в ушах.

Бармен у бассейна, Донован, был из местных. Милый здоровяк с прилизанными волосами. Подмигивал клиентам. Он говорил по-английски с акцентом, характерным для Бахи, и знал, какой у Джул любимый напиток: диетическая кола с каплей ванильного сиропа.

Иногда, когда Джул коротала время в баре, Донован расспрашивал ее о жизни в Лондоне. Джул практиковалась в испанском. Болтая, они вместе смотрели фильмы на экране, что висел над барной стойкой.

В тот день, в три часа, Джул сидела на табурете в углу бара, все в том же купальнике. На Доноване поверх футболки был надет белый фирменный блейзер «Плайя Гранде». Бритый загривок покрылся щетиной отрастающих волос.

– Что за фильм? – спросила она, поднимая взгляд на экран.

– «Халк»^[10].

– Какой именно?

– Не знаю.

– Ты же ставил диск. И не знаешь?

– Я даже не в курсе, что есть два Халка.

– На самом деле их три. Хотя нет, беру свои слова обратно. Халков полно. Если считать телесериалы, мультики и все такое.

– Я не знаю, какой это Халк, мисс Уильямс.

Пока шел фильм, Донован сполоснул стаканы и протер прилавок. Он приготовил виски с содовой для женщины, и она, взяв свой стакан, устремилась в дальний конец зоны отдыха у бассейна.

– Это второй лучший Халк, – сказала Джул, когда снова завладела его вниманием. – Кстати, как по-испански «скотч»?

– Escocés.

– Escocés. И какой лучше выбрать?

– Вы же не пьете.

– Ну, а если бы пила?

– Maker’s Mark. – Донован кивнул. – Хотите попробовать?

Он наполнил пять стопок высококлассным виски разных марок. После чего подробно рассказал о том, что есть скотч, и что – виски, объяснил, чем один сорт лучше другого. Джул пригубила из каждой стопки, но допивать не стала.

– Этот пахнет словно потом из подмышек, – определила она.

– Ну вы даете!

– А этот воняет, как жидкость для розжига.

Донован наклонился над стопкой и принюхался.

– Возможно.

Девушка указала на третий сорт.

– Как будто собака нассала, причем очень злая собака.

Донован рассмеялся.

– А остальные чем пахнут? – спросил он.

– Засохшей кровью, – ответила Джул. – И еще порошком для чистки ванн. Чистящим средством.

– Так какой вам больше всего понравился?

– Засохшая кровь, – ответила девушка, макнув палец в виски и снова пробуя его на вкус. – Скажи, как это называется.

– Это и есть Maker’s Mark. – Донован опустошил стопки. – Кстати, забыл сказать: какая-то женщина недавно о вас спрашивала. Или, может, не о вас. Наверняка что-то перепутала.

– Что за женщина?

– Мексиканка. Говорит по-испански. Интересовалась юной белой американкой с короткими светлыми волосами, которая путешествует одна, – сообщил Донован. – Она еще упоминала о веснушках. – Он коснулся своего лица. – На носу.

– И что ты ей сказал?

– Сказал, что это большой курорт. Здесь много американцев. Я не знаю, кто путешествует один, а кто в компании.

– Я не американка, – заметила Джул.

– Я знаю. Поэтому и сказал ей, что не видел никого похожего.

– Так и сказал?

– Да.

– Но все-таки сразу подумал обо мне.

Бармен устремил на Джул долгий взгляд.

– Я действительно подумал о вас, – сказал он, наконец. – Я не дурак, мисс Уильямс.

Ноа знала, что Джул американка.

Из этого следовало, что Ноа – коп. Или что-то в этом роде. Иначе и быть не могло.

Своим трепом она заманила Джул в ловушку. Больной отец, Диккенс, близкое сиротство. Ноа знала точно, что сказать. Она ловко закинула наживку – «мой отец выжил из ума», – и Джул жадно ее заглотнула.

Джул почувствовала, как пылает лицо. Одинокая, слабая и просто чертовски глупая, она попалась на удочку Ноа. Все эти байки были лишь уловкой, необходимой для того, чтобы Джул увидела в Ноа ту, кому можно довериться, а не противника.

Джул вернулась в свой номер, стараясь сохранять невозмутимый и расслабленный вид. Но едва за ней захлопнулась дверь, она бросилась к сейфу и выгребла все ценные вещи. Потом натянула джинсы с футболкой, сменила кроссовки на ботинки и набила вещами маленький чемодан – сколько смогла запихнуть. С остальными пришлось распрощаться. На кровати она оставила сто долларов чаевых для Глории, горничной, с которой иногда болтала. Девушка выкатила чемодан в коридор и припрятала его в углу, у автомата со льдом.

Вернувшись к бару у бассейна, Джул сказала Доновану, где стоит ее чемодан. Протянула ему двадцатидолларовую банкноту.

Попросила об услуге.

Добавив еще двадцатку, объяснила, что надо делать.

На служебной парковке Джул огляделась по сторонам и отыскала маленький голубой «седан» бармена. Машина была открыта. Девушка забралась в салон и легла на пол под задним сиденьем. На полу валялись пустые целлофановые пакеты и стаканчики из-под кофе.

Пришлось ждать целый час, пока Донован закончит свою смену в баре. Девушка надеялась, что ей повезет и Ноа ничего не заподозрит, а спохватится, лишь когда Джул порядком опоздает на викторину – возможно, около половины девятого. Тогда Ноа начнет шерстить списки пассажиров шаттлов до аэропорта и такси, прежде чем додумается проверить персонал гостиницы.

В машине было душно и жарко. Джул прислушивалась к звуку шагов.

Ломило плечо. Ужасно хотелось пить.

Но ведь Донован ей поможет, верно?

Обязательно. Он уже раз прикрыл ее. Сказал Ноа, что не знает никого похожего на ту американку. Он предупредил Джул, пообещал забрать чемодан и отвезти ее куда нужно. К тому же она ему заплатила.

И, самое главное, Донован и Джул были друзьями.

Джул вытянула одну ногу, потом другую, и распласталась под задним сиденьем.

Она вспомнила, что на ней надето, затем сняла серьги и нефритовое кольцо и запихнула их в карман джинсов. И постаралась успокоиться.

Наконец послышался характерный стук колесиков чемодана. Хлопнула крышка багажника. Донован уселся за руль, завел мотор и выехал с парковки. Джул продолжала лежать на полу. Дорогу освещали редкие уличные фонари. По радио звучала мексиканская поп-музыка.

– Куда вас отвезти? – спросил Донован спустя какое-то время.

– Куда-нибудь в город.

– Ну, тогда я еду домой. – В его голосе вдруг прорезались хищнические нотки.

Черт. Неужели она ошиблась, когда забралась в его машину? А что, если Донован – один из тех парней, которые думают, будто девушка, попросившая об услуге, обязательно должна расплатиться натурой?

– Высади меня по дороге к своему дому, – резко бросила она. – Я сама о себе позабочусь.

– Не говорите так, – сказал он. – Я делаю все, чтобы вам помочь.

Представьте себе: милый домик на окраине города в штате Алабама. Восьмилетняя Джул просыпается в ночной темноте. Кажется, она слышала шум?

Возможно, ей просто показалось. В доме тихо.

Одетая в тонкую розовую ночную рубашку девочка спускается вниз.

На первом этаже она вздрагивает от ужаса: в гостиной все перевернуто, повсюду разбросаны книги и бумаги. В кабинете картина еще страшнее. Картотечные шкафы опрокинуты. Компьютеры исчезли.

– Мама? Папа? – Малышка Джул бежит наверх, в спальню родителей.

Их кровати пусты.

Теперь она по-настоящему напугана. Она рывком открывает дверь в ванную. Родителей нет и здесь. Она выбегает из дома.

Двор окружен кольцом деревьев-великанов. Малышка Джул бредет по дорожке, когда вдруг до нее доходит, что она видит там, в круге света от уличного фонаря.

Мама и папа лежат на траве, лицом вниз. Тела скрюченные, обмякшие. Под ними чернеют лужи крови. Мама застрелена в голову. Должно быть, умерла мгновенно. Папа тоже мертв, но у него изранены только предплечья. Он истек кровью. Папа обнимает маму, как будто в свои последние минуты думал только о ней.

Джул бежит обратно в дом, чтобы позвонить в полицию. Телефонная линия отключена.

Девочка возвращается во двор, хочет прочитать молитву или хотя бы попрощаться – но тела родителей уже исчезли. Их забрал убийца.

Она не позволяет себе плакать. Остаток ночи Малышка Джул сидит в том самом островке света от уличного фонаря, и ее ночная рубашка пропитывается густеющей кровью.

Две недели Малышка Джул проводит одна в разоренном доме. Она старается быть сильной. Сама готовит себе еду, перебирает оставшиеся бумаги в поисках зацепок и улик. Читая документы, она мысленно воссоздает жизни, полные героизма, силы и секретов.

Однажды днем девочка забирается на чердак и просматривает старые фотографии, когда вдруг появляется женщина в черном.

Женщина делает шаг вперед, но Малышка Джул проворна. Резким быстрым движением она бросает в нее нож для вскрытия конвертов, но женщина ловит его левой рукой. Малышка Джул взбирается на кучу коробок, хватается за балку чердачного перекрытия и запрыгивает на нее. Потом бежит по балке и, протискиваясь сквозь узкое высокое окно, попадает на крышу. Паника все сильнее охватывает ее, сердце грохочет в груди.

Женщина бросается за девочкой. Джул спрыгивает с крыши на соседнее дерево и отламывает острую ветку, чтобы использовать ее как оружие. Спускаясь по стволу на землю, она сжимает ее в зубах. Потом пулей несется в кусты, но тут женщина стреляет ей в лодыжку.

Боль нестерпима. Малышка Джул уверена, что это убийца родителей, которая пришла, чтобы ее прикончить. Но женщина в черном помогает ей подняться и осматривает рану. Потом извлекает пулю и обрабатывает рану антисептиком.

Бинтуя ногу, женщина объясняет, что она – вербовщик и последние две недели наблюдает за Джул. По словам женщины, Джул – не только ребенок двух исключительно талантливых людей, но обладает выдающимся интеллектом, отличной физической подготовкой и ярко выраженным инстинктом выживания. Она хочет тренировать Джул и помочь ей отомстить убийце. Женщина в черном хорошо знала и любила родителей Джул. На самом деле, она оказывается кем-то вроде дальней родственницы, с которой редко общались. Она знает секреты, которые родители хранили в тайне от своей любимой единственной дочери.