Златокудрых богинь, которых так любил писать Тициан, в Италии производит только один город, самый красивый на земле. Да, вы верно догадались – Венеция. Правда, древние жители этой страны говорили: «Экс визу амор», что в переводе с латыни означает: «Полюбить можно, только посмотрев».

Однако Венецию любят и те, кто, вопреки поговорке, никогда в ней не бывал, лишь видел по телевидению или в кино или читал о ней. Случается и иное. Одна уважаемая и симпатичная Дама ехала поездом в Рим. По дороге стоянка в Венеции – час с небольшим. Дама от вокзала Санта-Лючиа в сопровождении спутника прошла к Канале Гранде и поднялась на мраморный мост, перекинутый через канал. Старинные дворцы не повернули к ней мудрые лица, гондольеры на длинных и узких лодках не выкрикнули приветствия, замшевый ветер равнодушно донес запах моря. Дама поморщила хорошенький носик:

– Никогда не приеду сюда специально. Венеция плохо пахнет…

Прошло лет пять. Дама с тем же спутником (такое случается) специально приехали в Венецию, чтобы пожить в ней три-четыре дня и насладиться великим городом. Дама поднялась на мраморный мост, перекинутый через Канале Гранде, остановилась, оглядела дворцы, канал, уходящий в серебряную даль, гондольеров на длинных и узких лодках, замшевый ветер донес опьяняющий запах моря.

– Я остаюсь здесь навсегда! – восторженно воскликнула Дама.

– Никогда! – возразил спутник. – Венеция плохо пахнет!

Лучана Кастеллано родилась в Венеции, ей повезло, хотя она считала иначе:

– Завидую иностранцам. Они приедут и впервые увидят Венецию!

Лучана родилась на шумной улочке, что вела от вокзала, вдоль самого большого канала, Канале Гранде, в глубь древнего города и по которой и днем и ночью бродят шумные толпы туристов. Внизу крохотного домика, по-нашему на первом этаже, у родителей Лучаны была лавка сувениров, а жила семья наверху, над ней. Однажды в лавку заглянул молодой преуспевающий адвокат из Рима. Ему приглянулся керамический кувшин – желтый с зеленой ручкой и зеленым носиком.

– Петух! – вслух решил адвокат.

– Вы правы, но это вовсе груша! – поправила юная продавщица.

Адвокат оторвал взгляд от петушиной груши, обнаружил златокудрую Лучану и погиб.

В роскошном доме, в престижном районе Рима под названием Париоли, керамический петух, похожий на грушу, или груша, которая вылитый петух, занимает почетное место рядом с антикварным фарфором и нисколько ему не проигрывает. Лучана стала женой адвоката, переменила фамилию Кастеллано на Фарини и в роли жены богатого человека чувствовала себя столь же легко и уверенно, как и в сувенирной лавчонке, что неподалеку от вокзала Санта-Лючиа в Венеции.

Однажды, в воскресенье, Лучана разбудила мужа непривычно рано, чуть ли не в семь утра, а может, и раньше:

– Ты обещал меня разбудить, Джан-Франко…

– Я поставил тебе будильник на нужное время! – пробормотал спросонья муж.

– Но ты ведь знаешь, что никакими будильниками меня не разбудить! Я выросла на улице, где кричат, поют и воют туристы! Меня надо тормошить! Почему ты меня не тормошил?

– Ты ведь проснулась, в чем проблема? – Муж приоткрыл глаза.

– Проблема в том, что на тебя нельзя положиться, почему тебе верят клиенты, неясно. А проснулась я потому, что во мне сработал инстинкт ответственности. Возможно, ты позабыл, ты вечно все забываешь, я тебе и жена, и любовница, и секретарша, что бы ты без меня делал?

– Лучана! – взмолился Джан-Франко. – Если ты не перестанешь выступать, то наверняка опоздаешь на самолет!

– А если ты позабудешь принимать таблетки, которые прописал этот бездарный, но зато дорогой врач, то я вернусь, а тебя уже нет на свете. Вот, я тебе написала записку, – Лучана сунула ее мужу, – утром перед едой две желтых, днем после еды одна синяя, вечером перед едой две красных! Повтори!

Муж повторил задание без единой ошибки.

– Что ты задерживаешь меня дурацкими таблетками, ты всегда был эгоистом, из-за тебя я опоздаю на самолет. Прощай, дорогой!

Лучана чмокнула мужа и кинулась к выходу. На улице шофер предупредительно держал открытой переднюю дверцу машины.

– Откройте заднюю. Я должна проверить, на месте ли клетка?

Шофер покорно открыл заднюю дверцу, добавив при этом:

– Она на месте, синьора!

– Обойдусь без ваших комментариев! Что я, слепая и сама не вижу клетку? Поехали! А то я из-за вас опоздаю!

После отбытия жены Джан-Франко повернулся на другой бок, потянулся всем телом и сладко заснул. Но долго блаженствовать ему не удалось. Пронзительно и противно зазвонил телефон.

Тяжко вздохнув, Джан-Франко снял телефонную трубку. Он так и знал, что это жена звонит из аэропорта.

– Ты опять дрыхнешь?

– Но сегодня воскресенье, – не выдержал муж, – и я имею право!

– Если б ты был приличным человеком, то проводил бы меня…

– Но ты сама не хотела…

– Молчи! Где записка, которую я тебе написала?

– Вот она! – сказал Джан-Франко, судорожно ища записку, куда она подевалась, черт бы ее побрал!

– Тогда скажи, когда надо принимать красные таблетки?

– Днем, перед едой! – наудачу ответил муж.

В будке телефона-автомата Лучана усмехнулась:

– Ты потрясающе врешь в суде, но совершенно не умеешь врать дома. Я знала, что ты потеряешь записку, поэтому я тебе оставила еще одну, в столовой, посередине стола. Я убрала муранскую вазу, положила записку и прижала ее твоим любимым лакированным ботинком! Принимай лекарства вовремя!

Вскоре Лучана уже шествовала по аэропорту Фиумичино в ореоле несравненной красоты и безотказного обаяния. Золотистые волосы рассыпаны по плечам, головка вздернута, подчеркивая длину гордой шеи. Походка уверенной в себе, независимой женщины и, безусловно, богатой, что прибавляет и красоты, и обаяния. Лучана толкала перед собой тележку, на которой рядом с чемоданом стояла клетка, а в ней на бархатной подушке в красном бархатном ошейнике мирно спала собака.

Известно, что с собаками в салон самолета не пускают, и это безусловное хамство и дискриминация собак. Посему Лучана сдавала клетку в багаж, строго выговаривая чиновнику:

– Компания «Алиталия» категорически отвечает за сохранность собаки?

– Да, синьора.

– Это не какая-нибудь обыкновенная собака, это особая собака! У нее шесть золотых медалей!

– Да, синьора!

– Более того, это любимая собака!

– Разумеется, синьора!

– И я решительно настаиваю, чтобы в полете…

– Да, синьора! – не вовремя вставил обалдевший чиновник.

Лучана мгновенно вспылила:

– Что значит «да»? Вы не дослушали до конца, и уже «да»! И почему вы дергаетесь? Это неприлично!

Чиновник почувствовал, что у него от этой милой беседы действительно задергался угол рта.

– Извините, синьора! Это нервный тик. На прошлой неделе меня продуло, и никак не проходит. На Москву выход номер сорок пять.

Стоило Лучане уйти, как чиновник перестал дергаться.

Теперь Лучана вышагивала к самому дальнему выходу, сердясь, что самолет на Москву загнали в самый дальний угол аэродрома. На Лучане был модный жилет с меховой оторочкой и сумка в руке с такой же меховой отделкой. На самой макушке держалась широкополая шляпа, из-под которой золотым потоком лились волосы. Экстравагантно, но привлекательно.

Летела Лучана, естественно, первым классом. Войдя в самолет, отдала шляпу стюардессе:

– Позаботьтесь, чтоб она не помялась!

– Да, синьора!

– Что вы все – сговорились? – неожиданно для стюардессы воскликнула Лучана, отыскала свое место и тотчас сообщила пожилой респектабельной даме, что оказалась ее соседкой: – У меня в багаже летит собака. Как будто она не могла сидеть рядом вместо вас. Я бы ей купила билет!

Дама оживилась:

– Полностью с вами согласна, синьора! Куда только смотрит общество по охране животных! Знаете, у моей приятельницы летел в багаже ручной пингвин! Его тоже не пустили в салон, пингвин – кому он может помешать, он даже теоретически не может укусить! Так он рассказывал, что ему в багаже понравилось, там мороз, как в Антарктиде!

– Кто рассказывал? – переспросила Лучана.

– Как кто? Пингвин!

На всякий случай Лучана отвернулась от соседки и обратила взор на стюардессу:

– Милая, пригласите, пожалуйста, ко мне командира корабля!

– Извините, синьора, он занят!

– Чем он может быть занят, когда я его зову! – возмутилась Лучана.

– Он ведет самолет!

– Он что, не может оторваться?

– Боюсь, что для вас будет лучше, – позволила себе легкую иронию стюардесса, – если он этого не сделает!

– Тогда передайте вашему командиру, – снова завелась Лучана, – что компания «Алиталия» несет огромную ответственность за сохранность моей собаки, которая внизу, в багаже!

– Непременно передам, синьора!

– А командир самолета несет персональную ответственность!

– Передам дословно, синьора! Желаете что-нибудь выпить?

– Я желаю, чтоб вы немедленно отправились к вашему главному летчику и предупредили его, что в случае чего ему несдобровать!

Стюардесса вздохнула и пошла выполнять приказание вздорной пассажирки.

Как и положено по расписанию, самолет компании «Алиталия» совершил промежуточную посадку в Милане.

– Послушай, Франческо, – приказал командир старшему стюарду, – пойди проверь, что там с этой проклятой собакой этой проклятой красотки!

Франческо исчез.

– А красотка годится! – со знанием дела заметил штурман и даже облизнулся. – Вполне. Я ее видел.

– Лучше бы она ехала поездом! – отозвался командир и как в воду глядел, ибо в этот момент вернулся Франческо, а на нем, как говорится, лица не было. И трагическим голосом он произнес:

– Собака издохла! Совсем издохла!

– Вот что, Франческо, – командир корабля, как и положено командиру, мгновенно принял решение, – иди и поймай любого бродячего пса и… сам понимаешь! А я договорюсь с наземными службами и задержу вылет самолета по техническим причинам.

… В Москве в аэропорту «Шереметьево-2» Лучана прошла паспортный контроль, а затем ее провели в специальное помещение.

– Обождите, пожалуйста! – Таможенный служащий был предельно вежлив и говорил по-английски. – Сейчас вам доставят вашу собаку!

– Можете говорить по-русски, я понимаю, – с сильным акцентом, но зато без ошибок произнесла Лучана и… обмерла.

Дело в том, что рабочий подкатил тележку, на которой стояла клетка, а в ней испуганно озирался по сторонам несчастный лохматый пес.

Синьора Лучана Фарини застыла как вкопанная. Синьора Фарини впервые в жизни потеряла дар речи, и русской, и итальянской тоже.

– Что с вами? – Таможенник был корректен. – Вам нехорошо? Может быть, воды?

– Questo… questo… questo e non il mio cane… – Хозяйка собаки опомнилась и перевела на русский: – Это не моя собака!

– Не ваша? – искренне изумился таможенник. Любой бы на его месте удивился.

– Не моя. Где ваш начальник? – Лучана пришла в себя и начала скандалить. Любой бы на ее месте скандалил.

– Я начальник.

– Немедленно верните мне мою собаку, иначе…

– Вы только не нервничайте! – перебил таможенник, он же начальник. – Сейчас мы во всем разберемся. Клетка ваша?

– Si – questo e la mia gabbia, mia… моя клетка, но в ней…

Опытный таможенный служака не дал договорить:

– Клетка ваша. А бархатная подушка?

– Подушка? Наверно, il cuscino. Подушка мой.

– Ошейник тоже ваш? – Таможенник перехватил инициативу и не желал ее отдавать.

– Ошейник, поняла, il collare, тоже мой. – Лучана пылала гневом. – Но это живая собака, а я сдавала в багаж мертвую собаку!

Начальник таможенников пошатнулся. Он был немолод, многое повидал на своем таможенном веку, но такое…

– Ну да, – выдавил он, – конечно, была собака мертвая, долетела – стала живая!

– Мама моего мужа, – Лучана стала объяснять, стиснув зубы, – русская. Она была замечательная женщина и прожила девяносто два года. Она уехала из России во время вашей революции!

– Извините, – вмешался таможенник, – но какое отношение имеет революция к вашей собаке?

– Прямое! – воскликнула Лучана. – Мама моего мужа любила мужчин, у нее было столько романов!

– Пожалуйста, короче! – строго попросил начальник.

Но Лучане было плевать на все его просьбы:

– Она любила мужчин и собак! Когда умерла, не собака, а мама моего мужа, согласно завещанию, я ее похоронила в Москве. Сейчас, три года спустя, когда ушла из жизни ее любимая собака, я решила, что справедливо похоронить ее тоже в Москве. Вам, наконец, все понятно?

– За что? – простонал начальник таможенников. – Что я вам сделал плохого?

– Верните мне мою мертвую собаку! – закричала Лучана. – У нее было шесть золотых медалей! Они до сих пор висят у меня в гостиной.

Начальнику надоела вся эта идиотская канитель:

– Хорошо! – Он повысил голос. – Эй, кто тут есть поблизости? Принесите мне нож! Сейчас мы зарежем вашу живую собаку, и она снова станет мертвая!

– Вы мерзавец! – вспыхнула Лучана. – Я давно знаю – в таможенной службе работают исключительно мерзавцы. Запомните, я это так не оставлю! Поехали, randagio!

На русский это слово переводится – «бродяга».

Лучана поставила чемодан на тележку рядом с клеткой и потянула тележку к выходу. Обернулась, чтобы напоследок сказать таможеннику еще парочку крепких слов, но тот уже благополучно исчез.

– Что там у вас в клетке? – машинально спросил другой таможенник, чином поменьше, дежуривший на контроле.

– Разве не видите – индийский слон! – Лучана проследовала дальше по зеленому коридору. Так именуется проход через таможню, где нельзя задекларировать валюту, но зато не надо предъявлять багаж.

Стоило Лучане появиться в зале ожидания, как ее тотчас же атаковали шустрые, хваткие охотники за пассажирами.

– Do you wont the car? – Всех опередил пышноволосый малый в короткой кожаной куртке; не дожидаясь ответа Лучаны, решительно взялся за ручку тележки и резко бросил конкуренту, пытавшемуся пристроиться к Лучане с другой стороны: – Отваливай! Дама с собачкой моя!

– Гостиница «Советская»! – уже не по-английски, а вовсе по-русски сообщила адрес иностранка.

Нельзя сказать, чтобы Гриша, так звали водителя, обрадовался. Знает русский, меньше заплатит. Но ничего не попишешь. Гриша изобразил на лице улыбку радости:

– Как это ни странно, я тоже говорю по-русски!

Он уже выкатил тележку из здания аэровокзала и теперь направлялся к автостоянке.

– Мы легко договоримся – сорок пять долларов!

Это был проверенный Гришин прием – называть некруглую цифру, что удивляло иностранцев и сбивало их с толку. Однако Гриша не предполагал, что перед ним итальянка, а для нее торговаться – привычное дело.

– Двадцать! – автоматически больше чем вдвое скинула цену Лучана.

– Тридцать пять! – как бы нехотя произнес Гриша.

– Двадцать пять, или я беру другую машину! – Ледяной тон Лучаны исключал дальнейшую дискуссию. – Да, я беру другую машину! Решено!

Они стояли у странного сооружения, которое по замыслу его автора должно было называться автомобилем, но состояло с ним лишь в отдаленном родстве. Кузов принадлежал когда-то какой-то шикарной иномарке, может быть, даже «роллс-ройсу», верх… верха не было. Это был открытый драндулет на высоких, здоровенных шинах, будто снятых с трактора, и с длинным капотом, на котором сверкали великолепные фары, которые ставят на гоночных машинах экстра-класса.

– Вам не нравится мой «мерседес»? – невинно вопросил Гриша. Он уже привык к подобной реакции клиентов.

– Вы называете вот ЭТО «мерседесом»? – с издевкой переспросила Лучана, оглядываясь в поисках другой, нормальной машины.

– Пожалуйста! – Гриша пожал плечами. – Пусть будет «БМВ», если вам так больше нравится! Вы когда-нибудь ездили на подобном…

– Катафалке… – вставила Лучана. – Я знаю это слово, мне еще рано на катафалке!

За этим разговором с явным интересом наблюдал другой шофер и, понимая растерянность Лучаны, жестом приглашал ее к своей элегантной «ауди». Он был могучим детиной с лицом убийцы из американских триллеров.

Грише повезло. Убийца Лучане не понравился.

– Почему вы копаетесь? – Лучана дернула дверцу Гришиного автомобиля; она, естественно, не открывалась. – Поехали!

Гриша мгновенно справился с непокорной дверцей и помог Лучане вскарабкаться на сиденье:

– Поехали! А собачку так в клетке и повезем? Она что, кусается?

Лучана поглядела на пленника, который жалобно взирал из-за решетки:

– Кто ее знает! И вообще – держать собаку в клетке варварство!

Гриша хотел задать напрашивающийся вопрос, но, памятуя о двадцати пяти долларах, смолчал, добыл из-под своего сиденья веревку, с превеликой осторожностью открыл клетку и, рискуя собственной рукой, умудрился поддеть веревку под ошейник.

– Это у вас кобелек или сучка? – Гриша всегда разговаривал с пассажирами в легкой иронической интонации, что помогало ему сохранять достоинство и не превращаться в лакея.

– Понятия не имею, – сказала правду Лучана, а Гриша подумал, что иностранка с придурью.

Ответ на Гришин вопрос дал бедняга, выпущенный на волю. Первое, что он сделал, – поднял ногу на Гришино колесо.

– Так! – протянул Гриша. – Это кобель.

Собака все еще продолжала держать ногу поднятой. И Гриша меланхолически заметил:

– Сейчас он продырявит мне резину! Ишь сколько накопил за перелет!

– А может, он и не летал! – высказала неожиданное предположение Лучана. – Может, он сам в клетку залез или его туда запихнули! Это ведь не моя собака! У моей было шесть золотых медалей! Мы когда-нибудь поедем?

«Все! – подумал Гриша. – Накололся! Эта ничего не заплатит, она не просто с придурью, она целиком в придури!» – а вслух сказал:

– Конечно, у этой дворняги нет медалей, и, конечно, это не ваша собака. Просто вы любите возить с собой чужих собак. А с клеткой что будем делать?

– Выбросите ее и перестаньте болтать! – гневно перебила Лучана.

Гриша оставил клетку