© Эля Ош, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Трикотаж».
Вместо предисловия

Среди ароматных лип и высоких мощных каштанов, в самом центре города, находится старинный особнячок из красного кирпича. Местные жители называют его «часики» из-за того, что на здании есть небольшая башенка со старыми часами, которые уже не ходят. На первом этаже здания расположена кофейня «Трикотаж».

Чуть больше ста лет назад в этом здании была чайная лавка. Она согревала уставших извозчиков с побелевшими от холода костяшками пальцев, купцов с огромными животами и дремучими бородами, сонных крестьян, дожидавшихся открытия ярмарки, и долговязых студентов в коротких сюртучках. Ранним утром и в полдень заведение гудело, будто осиное гнездо, – здесь разговаривали, читали подшивки свежих газет и пили крепко заваренный чёрный чай.

В двадцатые годы в помещении бывшей чайной обосновался ресторан «Оливье», где важные господа могли посмотреть кино и кабаре. Барышни в плоских шляпках цокали низенькими каблучками по дощатому полу и улыбались нэпманам, почти не открывая бантиком накрашенных ртов. Весёлая пора продолжалась до начала тридцатых.

Потом на первом этаже особнячка открыли столовую для студентов строительного училища, и белёные стены впитывали запах тушёной капусты и варёной гречки почти десять лет.

После войны женщины в синих халатах и белых платках торговали в этом здании тканями и канцелярскими товарами.

В середине восьмидесятых там располагалась городская пельменная, которая просуществовала вплоть до того момента, когда на здании городской администрации сменили красный флаг на триколор.

После распада СССР в помещении бывшей пельменной сменяли друг друга: магазин свадебной моды, парикмахерская и салон сотовой связи.

В настоящее время там находится кофейня «Трикотаж» – просторная, уютная и светлая. В ней всё дышит историей. В углу стоит патефон – дань первой городской чайной. На стенах висят картины, изображающие бледных красавиц с родинками-мушками, – память о временах рассвета НЭПа. Там же, в этнографическом уголке (так называют его работники и завсегдатаи кофейни), висит горн и красный флажок – вымпел, которые своим видом напоминают посетителям о минувших временах Советского Союза.

«Трикотаж» живёт и дышит историями тех, кто каждый день приходит сюда.

На круглом столике у окна стоит чашка недопитого латте – её оставила молоденькая учительница музыки, грустившая в одиночестве ещё несколько минут назад. А вот на белом маленьком блюдце лужица облепихового чая, пролитая студентом юридического факультета. Он почти каждый день пьёт такой напиток с девушкой своей мечты и никак не может открыть ей чувств. А на столике, что находится у самой барной стойки, лежит новенькая купюра в пятьсот рублей – её оставила официантке Лиля, владелица сети обувных магазинов. Она каждый день завтракает в кофейне и проклинает свою жизнь.

Истории разных людей витают в воздухе, будто ароматы кофейных напитков, подаваемых здесь. Чьи-то терпкие, но приятные, словно капучино; чьи-то резкие, горькие и короткие, словно регуляр, а чьи-то лёгкие и воздушные, как какао с зефиром.

Сюда приходят разные люди с разными мыслями и мечтами. Их объединяет только одно – кофейня «Трикотаж».

Людмила. Свидание

С виду Людмила Сергеевна ничем не отличалась от своих сотрудниц из отдела бухгалтерии: она носила строгие блузочки и аккуратно укладывала короткие тёмные волосы. В её отделе работали три женщины, и все они были как сестрички: средних лет, подтянутые и дружелюбные. Людмилу, пожалуй, отличала только её детская мечтательность и жажда приключений. В юности она хотела стать актрисой цирка или, на крайний случай, певицей, но по настоянию матери («не хватало тебе ещё там перед всеми голыми ногами и трусами мелькать?!») связала свою жизнь с накладными и табелями.

После техникума она устроилась бухгалтером в молодой коллектив одного государственного предприятия, где и проработала семнадцать лет. Она, конечно, оставила мечты о полётах под куполом цирка, о новых городах и поклонниках, но жажда приключений прорывалась через любые мнимые барьеры, словно сорняк через слой асфальта.

В свои тридцать пять Люда испробовала все возможные виды нестандартного отдыха: плавала с акулами, прыгала с тарзанки и парашюта, занималась любительским альпинизмом.

Её мятежная душа искала приключений не только во время отпуска, но и в будние дни. Общественному транспорту (где было душно, серо и уныло) она предпочитала пешие прогулки, причём каждый раз женщина старалась избрать ещё нехоженый маршрут. Иногда, завидев интересное местечко – кафе, ресторан или кофейню, она заходила туда и с удовольствием пробовала новые блюда и напитки, рассматривала незнакомые лица. Случалось, что она представляла себя не в родном городке, а где-нибудь на юге Тосканы или в Венеции, если этому способствовала атмосфера случайно найденного ею заведения.

Пару дней назад она брела домой и заметила красивую вывеску в виде вязаного шарфа, надпись на которой гласила: «У нас уютно, как под пледом!» Это была новая кофейня – «Трикотаж».

И вот она пришла в это заведение. Запах кофе, пастельные оттенки интерьера и уютные мягкие подушки в вязаных чехлах настроили её на романтический лад. Музыка в кофейне была подобрана со вкусом: по воздуху медленно разливались звуки шлягеров из старого кино и французский шансон.

Люда маленькими глоточками попивала капучино – его мягкая терпкость согревала её, расслабляла и уносила в какие-то грёзы. Перед её глазами, как в калейдоскопе стёклышки, мелькали образы: мощёные улочки, жёлтые фонари, прекрасные старые дома… Поток её мыслей вдруг прервал звонкий голосок официантки в коричневом фартуке.

– Извините, это вам комплимент от мужчины у окна.

Девушка поставила на стол большое белое блюдо, на дне которого лежали пара присыпанных сахарной пудрой блинчиков и два шарика мороженого с кусочками фруктов. Людмила поблагодарила официантку и медленно манерно повернула голову в направлении, указанном девушкой. Она пристально, почти с вызовом, посмотрела на мужчину за столиком у окна. Он был хорош собой. Она сразу отметила его опрятный внешний вид: чёрную шерстяную жилетку поверх белой рубашки с серебряными запонками, серые брюки с аккуратными стрелочками. Он с достоинством выдержал её взгляд и, улыбнувшись, приподнял бокал с белым вином. Она улыбнулась в ответ и кивнула ему.

Людмила намеренно медленно ела десерт и бросала взгляды в его сторону. Казалось, он не сводил с неё глаз. Она гадала, что будет дальше – он просто подойдёт к ней сам или будет ждать приглашения?

Он был похож на удава, терпеливо выжидавшего свою жертву. Люда чувствовала себя его милой прекрасной добычей – симпатичной обезьянкой или беззащитной крольчихой.

К ней снова подошла милая официантка и поставила на стол бокал белого вина. Под стеклянной ножкой была прикреплена записка: «Вы позволите выпить с вами за встречу?»

Людмила повернулась к своему ухажёру всем телом и приподняла бокал. Мужчина встал и направился к ней. Он шёл неспешно, уверенной походкой победителя. Когда он оказался совсем рядом, она почувствовала приятный аромат его парфюма и запах чистой, вымытой с мылом кожи. Она даже вдохнула этот коктейль из свежих, словно скошенная трава, запахов, прикрыв от удовольствия глаза, и тут же смутилась, потому что увидела, как он усмехнулся, глядя на неё. Она сделала серьёзное и, как ей казалось, безразличное лицо, выпрямила спину и в упор посмотрела на того, кто подошёл к ней так близко.

Он протянул ей бокал и произнёс:

– За встречу.

В шуме голосов и музыкального фона звякнули два бокала, и мужчина, и женщина сделали по глотку сухого.

– Как я могу обращаться к вам, милая барышня? – спросил он.

Его слова показались ей слишком напыщенными. Она сделала ещё несколько глотков, немного подумала и ответила:

– Француаза.

Он улыбнулся, и его смеющиеся глаза тут же оказались в обрамлении весёлых лучиков, выдававших его лёгкий нрав.

– В таком случае, Француаза, – он специально выделил это имя, – позвольте представиться – Жан-Поль.

Ей начинала нравиться эта игра. Она любила говорить с мужчинами на равных. Мужчины с чувством юмора, схожим с её собственным, заводили её больше, чем восемь кубиков пресса и бицепс пятьдесят сантиметров в обхвате. Тот, кто назвал себя Жан-Полем, заказал для неё ещё вина, салат из морепродуктов и корзиночку ежевики. Люде не особо хотелось этих ягод, но она взяла их, чтобы подразнить его, выбрав самую дорогую позицию в меню на страничке с фруктовыми десертами.

Вино приятно согревало, и его тепло разливалось по всему телу. После второго бокала благородного напитка Людмила отметила про себя, что начала говорить громче и больше смеяться, а поводов для смеха Жан-Поль давал ей предостаточно. Он мастерски подбирал игру слов и умело вплетал её в ход разговора, как ленту в косу. Они жадно и много говорили: о театре, кино, архитектуре, музыке, об образовании, о книгах и о людях.

От разговоров, вина, шуток и от того, как на его загорелой шее двигалось адамово яблоко, у неё потеплело в животе, и она явственно почувствовала, как там запорхали какие-то хрупкие насекомые.

Он оставил девушке в коричневом фартуке щедрые чаевые и журавлика, сделанного из салфетки.

Жан-Поль взял Француазу за руку и повёл к себе. Сладкий воздух сентябрьского вечера пьянил их сильнее вина. Он всё крепче сжимал её руку в своём кармане. Она заметила, как блестели его глаза.

Она почувствовала дух квартиры, едва он открыл железную дверь. Это была смесь из запахов средства для мытья пола, луковой поджарки и его парфюма, ещё витавшего в коридоре. Людмила сняла туфли в прихожей, и Жан-Поль подал ей розовые тапочки с пушком. Она не удержалась и спросила:

– Где же обладательница тапочек?

Тот, кто назвал себя Жан-Полем, немного замялся и ответил:

– Она в командировке.

Люда прошла в зал и, остановившись у портрета молодого парня в кимоно и медалях, спросила:

– А сын?

Мужчина сообщил, что мальчик на тренировке и вернётся не раньше десяти. Люда машинально глянула на своё запястье и отметила, что у них в запасе было ещё полтора часа.

Жан-Поль пошёл на кухню, поставил чайник, включил радио. Как по заказу, из приёмника заиграла старая лиричная Don’t Speak, вернувшая обоих во времена молодости. Они посмотрели друг на друга и приблизились вплотную. Она почувствовала на своей талии его горячую ладонь, и у неё немного закружилась голова. Он сладко поцеловал её в запястье, а затем в шею, за волосами. Её накрыла волна дрожи. Чайник свистел, как обезумевший физрук, в то время как двое, назвавшие себя Жан-Полем и Француазой, покоряли вершины удовольствия…

Люда потянулась к нему и поцеловала его в адамово яблоко, он шумно выдохнул и упал рядом с ней.

Они ещё некоторое время смотрели в потолок и молчали. Она думала о гимнастах и пыталась представить, сравнимы ли ощущения полёта под куполом цирка с теми, что она испытала несколько минут назад.