На этот раз у нас совсем не детективная история. Это настоящий любовный роман со страстями, с семейными тайнами, с преступлением, искуплением, с неожиданными поворотами и счастливым концом. Я могла бы сказать, что в романе много штампов - влюбленные, чьей любви мешает близкое родство, коварная отвергнутая соперница, подлое предательство, счастливый конец.... но я не хочу.
Я совершенно искренне сопереживала героям романа, молодому монаху, ушедшему в монастырь из-за смерти любимой девушки, и вот уже 18 лет тяготящемуся грузом своей невольной вины. Я сочувствовала другой молодой девушке, влюбленной в кровного родственника* и вынужденной идти замуж за хорошего, но нелюбимого парня. В романе не было отрицательных героев. Как обычно у Питерс все ну очень хорошие. И роман такой ...хороший. И от этого он не становится ни слащавым, ни умильным. Вслед за своим героем автор по-доброму смотрит на человеческое несовершенство, вслед за братом Кадфаэлем она готова понять каждого. И даже главный антигерой произведения не изгнан, не наказан, но остается наедине с содеянным и возможно даже не почувствует угрызений совести. Но герои не склонны мстить и наслаждаться унижением преступника, ибо месть противоречит их складу мышления.
Ну а загадка была прозрачной и финал не стал неожиданностью. Впрочем, один момент все же в голову не приходил.
* Совершенно неожиданная ассоциация
спойлерВ романе Владимир Солоухин - Мать - мачеха есть диалог между высокодуховной девушкой Гелей и Дмитрием, влюбленным в нее деревенским парнем, ныне студентом литинститута
свернуть— Ну, пусть. Все равно мы люди, и в нашей любви, то есть я хочу сказать, в основе нашей любви лежит духовное, душевное начало. Остальное прилагается. Его может и не быть. Мы ведь не животные, у которых с этого все начинается и этим все кончается. Мы же люди, Митюшка, люди.
— Чепуха. То есть мы, конечно, люди. Но я утверждаю, что в основе любви, в ее фундаменте все равно лежит физиология. Правда, может быть физиология без любви, но не может быть любви без физиологии. То, что ты называешь «человеческой» частью любви, духовным, так сказать, антуражем, это именно антураж, «идеологическая надстройка», как и на всяком базисе. А базис — физиология. Поэты в течение веков сумели облагородить извечный естественный акт любви. Напустили вокруг него волшебного туману, обрядили его в сверкающие одежды, и в этом их великая заслуга перед человечеством.
— Чудовище! Неужели я встречаюсь в тобой только для того, чтобы целоваться? Представь, если бы не было стихов, музыки, красоты, духовного нашего родства…
— Ну да, согласен. Однако позвольте, Энгельсина Александровна, прямой вопрос?
Геля знала, что могут означать прямые вопросы Дмитрия, и пыталась уклониться:
— Нужно рассуждать, а не задавать прямолинейные, лобовые вопросы.
— Нет, все-таки не будем брать нас с тобой. У нас много еще неясного и ничего еще, в сущности, нет. Возьмем идеальный, классический случай: Ромео и Джульетта. Представь себе, что Монтекки и Капулетти примирились. Представь себе, что любовь приобретает счастливый конец — завтра свадьба. И вдруг выясняется, ну, как-нибудь, чудесным уж образом, что они, Ромео и Джульетта, — родные брат и сестра. Вот я и спрашиваю: для них это трагедия или еще большая, чем даже свадьба, радость?
— Трагедия, конечно, — сорвалось у Гели сию секунду.
— Почему? Ведь духовное общение остается. И стихи, и музыка, и все такое прочее. Пожалуйста, общайтесь с утра до вечера. Так, значит, все-таки трагедия?
— Чу-до-ви-ще!