СЕРДЦЕ МИРА

Глава первая,

в которой главный герой по имени Райл приходит искать счастья в Сердце Мира. Однако все оказывается не так просто, как ему вначале казалось. Он идет на биржу и попадает к обаятельному работодателю Чарли. Все бы хорошо, но выясняется, что подписанный им контракт – это многолетняя кабала в качестве разнорабочего за жратву и крышу.

Все мы крепки задним умом. Конечно сейчас, сидя на тощем матрасике на нарах в «Счастливом завтра», я философствую и представляю себе другие варианты развития событий в тот злополучный день. И по всему все равно выходит, что я – первостатейный кретин. Как сейчас помню то утро, две недели назад. Я пристроился вслед за фургоном, который тащили два варана, и сжимал в руке три монеты – пошлина за вход.

– Ищешь счастья? – бездонные глаза седого пилигрима заглянули в самое нутро. – Ищи-ищи! Счастья другие ищут там, где иные его теряют. А такое все время происходит в толпе, глядишь, и повезет тебе…

Скучающий привратник принял монеты и кивнул, проходи, мол. Я и прошел. Поток человеческий подхватил меня и понес. Сейчас я думаю, что мне бы не идти бараноподобно следом за толпой, может и по-другому все вышло бы. Но тогда я был не в силах сопротивляться и шел, куда несла меня людская река. А несла меня река прямиком на Первую Торговую, куда она могла еще вынести от Полуночных-то Ворот?

– Эй ты, как там тебя, рыжий! – хрипло пробормотал мой чернявый сосед по нарам. – Принеси воды, сил никаких нет…

Я отвлекся от воспоминаний и слез в узкий проход между двумя рядами нар. В очередной раз подумал, что работный дом похож на книжный шкаф. Полки, на которых рядами лежат люди-книги. Наверное в душе каждого несчастного, оказавшегося здесь, можно прочесть много интересного. Если ты умеешь читать в душах, конечно. Впрочем, если ты не знаешь букв, ряды книжных шкафов покажутся тебе либо бесполезной кучей дерева и бумаги, либо храмом неведомых богов. На этой мысли я подошел к бочке с водой и взял ковш. А ведь если бы вчера…

– Рыжий! – громким шепотом позвал меня сосед. – Ты где там?

Я зачерпнул воды и вернулся и на свое место, и к своим тяжким раздумьям. Воспоминания вновь унесли меня туда, на Первую Торговую, показавшуюся мне в тот момент просто цитаделью цивилизации и оплотом новой жизни и нового счастья, которого я так жаждал.

– Юноша, купите лошадь! – белозубый оскал этой девицы вполне мог сойти за улыбку. Просто дома как-то не было принято улыбаться так широко. И тут я сам же себя одернул: теперь мой дом здесь! А там – просто родина. А девица тем временем продолжала:

– Смотри, какая огненная кобылка, в масть твоим рыжим кудрям, красавчик!

Но человеческая река уже несла меня дальше. Между двумя широкими торговыми рядами, дальше к Кейктауэру. Воздушный шар. Там висел яркий воздушный шар, и мне хотелось на него посмотреть. Я выворачивал голову, пытаясь запечатлеть в памяти красно-зелено-желтый пузырь, висящий в воздухе, а толпа влекла меня дальше.

Не знаю, кстати, почему людской поток показался мне тогда таким плотным. Может и правда в тот день было особенно много народу, а может мне с непривычки так почудилось. Не успел я восхититься смельчаком, висящим в корзине под воздушным пузырем, как перед моими глазами возникли двое – один изображал птицу, стоя на ходулях, второй выкрикивал какие-то незнакомые слова. Смешно. Слова были знакомые, просто у меня тогда все смешалось как перед глазами, так и в голове.

– Стой, парень, не проходи мимо! Мгновенный портрет, память на всю жизнь!

– Лучшие в Сердце Мира орехи!

– …вашими делами займутся умнейшие из умнейших!

– Никогда не подходите к его витринам…

– Покупайте наши товары!

– Эй, рыжий…

Я снова вернулся в «Счастливое завтра». Мой сосед, приподнявшись на локте, делал мне знак подползти поближе. Его лицо не располагало к доверительной беседе, как, впрочем, и большинство здешних лиц. Когда я начал выделять их из человеческого калейдоскопа, то понял, что печать греха на каждом втором.

– Слушай, рыжий, у меня есть дельце одно… – Чернявый говорил едва слышным шепотом. – Надо одному товарищу отнести вещичку. А меня, сам знаешь, Чарли завтра из барака не выпустит. Поможешь?

Я молчал. Наверняка, если меня поймают с этой «вещью», то мне придется переехать в место еще менее уютное, чем теперь. Но если я откажусь сейчас…

– Сколько? – прошептал я.

– Десять, – сказал чернявый. Как же его зовут все-таки? Он ведь представлялся… Нехорошо, имена соседей надо помнить… – И тот человек может еще накинуть, но это уж ты сам, как умеешь.

Десять монет… Я вздохнул. Если добавить еще десять к моим тридцати восьми, будет почти пятьдесят. Еще две, и можно будет купить банковский вексель. Тридцать векселей – свобода…

– По рукам? – просипел Чернявый. – Тогда слушай…

Он начал рассказывать, каким рукавом надо пройти, чтобы оказаться близ дома под железной кошкой, и как потом надо спросить. Я запомнил все детально. Иногда мне жаль, что я рыжий. Приметный получаюсь. Надо будет завтра шапку натянуть, когда пойду. Наконец чернявый замолчал и отвернулся от меня. Шутер. Вспомнил его имя. Он представился как Шутер. Олух Шутер. Только посоветовал Олухом его не называть, потому что такое обращение он позволяет только в трех случаях. А вот случаи я как раз не запомнил. Один точно касался симпатичных женщин. С другой стороны, не очень-то я стремлюсь называть его Олухом…

– Олух несчастный, куда ж тебя несет! – запричитала толстая тетка, об корзину которой я споткнулся. Как будто это помогло мне вернуться в реальность в тот день. Я вынырнул из человеческой реки и принялся помогать женщине собирать клубки ниток и маленькие брякающие коробочки, которые лежали в ее корзине. Мы с ней выхватывали товары из-под ног у прохожих, отряхивали от пыли, а один клубок пришлось спасать из-под колес не в меру ретивого рикши. Женщина отерла раскрасневшееся лицо фартуком и посмотрела на меня внимательно.

– Никак приехал только что?

Я кивнул.

– Что ж вам таким в отчем доме не живется…

Она подхватила корзину и, нырнув в толпу, мгновенно скрылась. А я остался стоять на месте возле дверей, выкрашенных в синий, прямо под вывеской «Городская биржа». Слово это было мне совершенно незнакомо, зато возле этого заведения не клубились толпы народу, а мне надо было перевести дух.

– Может помочь тебе, парень? – вкрадчивый баритон принадлежал худощавому человеку неопределенного возраста. Одет он был в клетчатый плохо сидящий костюм и черную шляпу. На шее зеленый платок. Я молча разглядывал негаданного собеседника. Губы его заученно по-городскому улыбались, а глаза смотрели не холодно, нет… Этак, с прохладцей и оценивающе.

– Очень шумно тут, – ответил я.

Клетчатый снова быстро ухмыльнулся, потом лицо его стало серьезным.

– Тебе нужна работа, – кивнул он. – Хорошая работа и жилье.

– Я пока не думал об этом.

– О работе думать никогда не рано.

– Вы правы.

– Чем раньше ты определишься, тем быстрее устроишься, так?

Вот так я и попал в «Счастливое завтра». Дома мне никто не рассказал, что такое работный дом. Я не подозреваю своих родственников в злом умысле, скорее всего, они просто не знали. Зато теперь я знаю, и жизнь моя, получается, расписана на многие годы вперед.

Во всем надо искать хорошее… Я смотрел на ползущего надо мной по потолку толстого деловитого паука. Меня могли убить, ограбить и посадить в тюрьму. А здесь я должен всего лишь работать на благо города. Или вернее будет сказать – на благо Леденца. Самого Леденца я никогда не видел, от его имени всегда говорит клетчатый Чарли. «Счастливое завтра» – всего лишь один из принадлежащих Леденцу работных домов. А всего их, говорят, больше десяти. Правда, не все здесь, в Сердце Мира…

На соседних нарах зашелся в кашле толстяк, опять вернув меня к реальности. Он тоже представлялся, но я тоже не запомнил имени. Дикстрикс? Виксрикс? Он рассказывал, что кашель свой заработал на каторге, рудная пыль и все такое. А я тогда слушал его и никак не мог понять, почему же он такой толстый? Все каторжники, которых я до этого видел, не сильно отличались от скелетов. Подумал это и про себя усмехнулся – а много ли я видел каторжников? Рубиновый Гро жил в хижине на окраине Озерного двора. Детьми мы думали, что он колдун. Седой, тощий, а глаза пронзительные и страшные. И еще был тот, другой. Он постучался в нашу дверь, а мама его впустила. Он был грязный, тощий, оборванный, а на руках широченные железные браслеты с обрывками цепей. Мы с сестрой спрятались под кроватью и боялись даже дышать. А мама деловито собрала ему узелок со снедью, и он ушел.

– Зачем ты впустила его, мама? – спросила тогда сестра. – Он же мог нас убить!

– Молчи, Галла! – прикрикнула мать. – Оба молчите. Ничего не было, вы ничего не видели…

А потом она еще шепотом добавила, что когда-нибудь добрый человек поможет и Райлу, попавшему в беду. Райл – это я. Только в Сердце Мира Райлом меня никто не называет, кроме Чарли. Остальные зовут просто Рыжий.

Странно получается. Когда стараешься о чем-то не думать, это «что-то» настойчиво лезет в голову. Вот с чего, спрашивается, я сегодня принялся вспоминать себя в тот день, когда я вошел в городские ворота? Никакого удовольствия ведь не получаю, просто каждый раз к моей кретинской сущности добавляется еще одна черточка. Нет бы вспомнить что-нибудь приятное… Ну или по крайней мере тратить время на что-то более полезное мне сейчас. Тридцать векселей. Закон. По типовому контракту с работным домом, если я предъявлю тридцать векселей, то мне можно будет уволиться, заплатив небольшой штраф. А не отрабатывать контракт до конца. А конец контракта – через десять лет. Чарли тогда еще сказал:

– Подписывай, парень, это все фикция, просто типовая бумажка! Уйти можно будет в любой момент, как только найдешь что-то получше.

А я был настолько глуп, чтобы поверить ему… Уже потом, в «Счастливом завтра», Рохля Бум поправил на носу очки и сообщил мне, что:

– Молодой человек, вы подписали контракт и теперь обязаны выполнить условия договора. В противном случае вы отправитесь в тюрьму, потому что денег на уплату неустойки за обманутые ожидания у вас не будет!

– А сколько эта неустойка?

– Столько, сколько стоит твое содержание и питание за все десять лет, оговоренные в контракте. Только не говори мне, сынок, что тебя обманули. Знаю я вас, прохвостов. Каждый такой вот приходит и думает, что поживет тут у нас на казенных харчах, а потом вильнет хвостом, когда захочет. Не выйдет! Твои документы будут храниться в надежном месте, а без документов ты в этом городе никто, понял, рыжая морда?!

Рохля Бум – адвокат. Никогда не знаешь, в какой момент он перейдет с елейно-вежливой речи на визгливые вопли. У него даже лицо становится каким-то другим, и он начинает размахивать руками. На последней фразе он поднялся из-за стола и угрожающе потряс кулаком у меня перед лицом. Потом снова сел и продолжил уже нормальным голосом:

– А теперь, молодой человек, покиньте мой кабинет и отправляйтесь к себе. Мало мне без вас, бездельников, дел…

Надо же, опять я об этом думаю…

Я так и не понял, что меня разбудило. А, проснувшись, обрадовался. Ночь – хорошее время, пусть и шумное очень. Соседи мне достались – врагу не пожелаешь. Хотя зря я так… Вот к примеру Шутер. Сегодня я ходил по его поручению.

– Вот, держи, – прошипел он, впихнув мне в руку что-то, завернутое в промасленную бумагу не больше яблока размером, только плоское. – Помнишь, куда отнести?

Я кивнул и вышел на улицу. Прошел до Бранного рукава, и тут мне в голову мысль стукнула – шапка же! Еще не хватало, чтобы какая-нибудь любопытная бабка рассказала оку закона, что в дом под кошкой приходил какой-то рыжий. Фараон же наверняка знает, что хозяин дома связан с Шутером. Придут они в «Счастливое завтра», а там – вот он я. Не отмоешься потом. Я полез в сумку за шапкой.

С верхних нар посыпалась труха. Прямо мне на лицо.

– Ты чего руками размахался, урод? – сипло прошептал кто-то, потом послышался звук плюхи и сдавленный вскрик. Я вздохнул. Мне повезло, что я сплю не наверху, хотя в нижних нарах тоже есть свои неудобства. Я осторожно, стараясь не потревожить спящего рядом Шутера, стал стряхивать мусор с лица.

Дом под кошкой я нашел далеко не сразу. Все-таки город я пока плохо знаю, а Бранный рукав завел меня в какие-то совсем уж кривые проулки, по которым я и блуждал почти до темноты, пока не увидел ржавую кошку на трех цепях (четвертая болталась оторванной).

– Кого там принесло, – голос был противным и визгливым. И хозяин был похож на свой голос – тощий, похожий на марионетку с несмазанными суставами. Я тогда еще шел за ним и прислушивался, не скрипит ли он на ходу. Он очень долго не хотел меня впускать, выспрашивал через цепочку, кто мои родители. Я рассказал. И три раза повторил в процессе условные слова, что пришел, мол, по объявлению о найме поводыря. После третьего раза он таки скинул цепочку, и я вошел. Наверное когда-то в этом доме был кабак. Во всяком случае, помещение, через которое мы прошли в начале, было похоже на кабачный зал – большое, пыльное, в углу камин, заросший паутиной, а у задней стены явно когда-то была стойка. Пока ее не превратили в кучу бессмысленных обломков и не украсили сверху парой сломанных стульев. Хозяин провел меня к лестнице, такой же скрипучей, как и он сам, мы поднялись наверх и вошли в маленькую клетушку, похоже, единственное жилое помещение во всем этом здании. Тут была кровать, стол, стул, на стене висел гобелен с выцветшим оленем, а посреди комнаты на полу мерцала углями тяжелая жаровня на ножках. И пахло еще так… Незнакомо как-то. Будто траву кто-то жег…

– Давай сюда! – человек-марионетка резко приблизился ко мне, но я отстранился.

– Мама говорила мне, что вежливые люди никогда не начинают сразу разговор о делах, – быстро проговорил я заготовленную фразу. Если честно, мне было очень страшно. Вокруг трущобы, а я нахожусь в одной комнате с каким-то тощим безумцем. Кто знает, что он там под своим траченным молью халатом прячет? Но бросать посылку и бежать тоже не хотелось. Я же не пацан какой уже…

Получатель посылки отступил на шаг, нелепо взмахнул руками, его лицо обиженно сморщилось. Потом он полез под матрас, изредка недобро зыркая в мою сторону.

– Две монеты! – сварливо взвизгнул он. – Больше не дам! И передай Олуху, что дрова заказывать больше не надо, зиму перебедуем.

Я повернулся на бок и уставился на тусклый огонек лампы на столе у выхода. Дома я любил перед сном мечтать и строить планы. А здесь стараюсь вообще думать поменьше, разве что перебираю, как четки, события недавних дней. Где уж тут мечтать, когда сосед напротив храпит, будто конь испуганный, сверху ворочаются два скандалиста, не прекращающие свои потасовки даже во сне, напротив заходится кашлем бывший каторжник Дикстрикс (или все-таки Викстрикс?)… Я бы может и помечтал, но одушевленная, перхающая, постанывающая и похрюкивающая темнота «Счастливого завтра» быстро возвращает меня к реальности. Вот например сегодня… Или уже вчера, пожалуй? Полночь-то давно позади…