ВО-ПЕРВЫХ, не дети Солнцевых, а сёстры Солнцевы – Варя и Катя. Домашние девочки со своими недостатками, не выходящими за пределы норм человеческого общежития, попадают в замкнутый мир Павловского девического института. Отныне жить, учиться и духовно формироваться им предстоит именно здесь. И если с образованием и материальной базой вопрос худо-бедно, для них решился, то с формированием всё сложней, ибо оно целиком и полностью зависит от педагога.
ВО-ВТОРЫХ, повесть правильней было бы назвать «педагогической поэмой». Сама столкнувшись с пансионной системой воспитания, Кондрашова резко критикует её в первую очередь из-за отсутствия воспитания как такового. И рисует перед читателем образ идеального педагога – к которому отправляет одну из сестёр, в сопоставлении с педагогами обычными, к которым отправляет другую.
А что такое девический институт в его нормальном состоянии по Кондрашовой?
А это когда есть учителя, но на то, ЧТО могут вынести из уроков воспитанницы, ВСЕМ ПОФИГ. И – теоретически – девочка может учиться отлично. А может и вовсе остаться на второй год. НЕТ, МОЖНО, КОНЕЧНО, объяснить, что само попадание в Институт даёт шанс на образование – а он в ту далёкую эпоху был не у всех. Что уже сам факт такого попадания – суть дорогое удовольствие именно в материальном плане. Что даваемые знания пригодятся при будущем трудоустройстве… хотя бы в гувернантки. Что важно, ибо далеко не каждая воспитанница является дочерью миллионера. НО… НЕКОМУ.
Это когда есть пепиньерки и классные дамы, следящие за воспитанницами. Но на то, КАК они следят и НАСКОЛЬКО подходят для занимаемых должностей, ВСЕМ ПОФИГ. Так что забыть ключ от раздевалки, те самым лишив девочку возможности прогулки, ни за что ни про что наказать или, наоборот, вознаградить, заводить в классе своих любимчиков (парфеток) и нелюбимчиков (мовёшек) – это запросто. Интересно, что в парфетки можно попасть не столько за прилежание и примерное поведение, сколько за возможность понравиться конкретному человеку. В остальном же воспитанницы предоставлены сами себе. НЕТ, МОЖНО, КОНЕЧНО, чётко установить систему требований и строго взыскивать за нарушения как с воспитанниц, так и с пепиньерок, а в наиболее вопиющих случаях доводить сведения до вышестоящего начальства. А одновременно избегать мелочных придирок, вникать во все нюансы жизни воспитанниц, подыскивать ключик к их сердцам, добиваться своего, не прибегая к унижениям и запугиваниям, а растолковывая, для чего то или иное действие объективно необходимо. НО… НЕКОМУ.
Это когда есть традиции. Но РАЗУМНЫ ли таковые – БОЛЬШОЙ ВОПРОС. В первую очередь это касается традиции обожания. Которая дегенеративна с виду – раз, провоцирует на идиотские поступки – два и может развить дурные инстинкты – три. Сильно подозреваю, что такой неприятный персонаж, как Бунина, во многом сформирована как раз традицией обожания. НЕТ, МОЖНО, КОНЕЧНО, ввести другие традиции. Например, традицию ведения дневника. Или традицию благотворительности, а заодно рассказывать, что не всем в этом мире повезло. Или традицию работать руками. НО… НЕКОМУ.
В-ТРЕТЬИХ, Кондрашова подходит к этой истории с позиции реалиста. А с этой точки зрения, представьте, находится идеальный педагог, которому, ВНЕЗАПНО НЕ ПОФИГ. С недюжинным талантом воспитателя, трезвым взглядом на жизнь и желанием принести пользу.
Вот только одному педагогу, а точнее сказать классной даме, не под силу взять – и резко изменить сложившуюся за века систему. Посему, хотя начальство и прислушивается к её мнению, поскольку ценит как незаменимого работника (и по ходу – единственного, кто там вообще работает), для коллег – она в лучшем случае «невозможная педантка», а в худшем – корыстная интриганка.
А для воспитанниц посторонних классов – однозначная «внучка Торквемады» или попросту «чёртова внучка». Потому, что – и это тоже реальность, если некому вправлять мозги, мозги сами по себе на место не встанут. И если они видят, что можно вовремя подольстится к руководству, делая затем всё, что вздумается, они именно это и станут делать. Поскольку до мыслей о будущем они в силу возраста и недостаточной социализации (среда-то практически закрытая) попросту не доросли.
Ну и последнее. В рассказах об институтах часто бывает так, что наступает переломный момент, и неисправимая до того мовёшка вдруг перерождается в образцовую парфетку, а вредная педагогиня горько кается о том, что была несправедлива к бедной крошке. У Кондрашовой такового нет, и что вбивалось месяцами, за один день не уйдёт. Интересно, что она написала ещё продолжение «Юность Кати и Вари Солнцевых», так вот там Варя вроде как очень плохо кончает…
