"Поскольку ее отца звали Дитер, ее полным русским именем должно быть Барбара Дитеровна. – Но «Барбара Дитеровна» звучит не совсем по-русски, – объяснила она, – поэтому я называю себя Варварой Дмитриевной"
Американка турецкого происхождения Элиф Батуман любит русскую литературу, а более всего в ней Федора нашего Михайловича. Как иначе объяснить, что две из двух ее книг озаглавлены в точности, как названия романов Достоевского. Первый, "Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают" был моим подарком под елочку, второй привязался к женскому дню - такая она у меня получилась девушка-праздник.
"Идиот" с неменьшим основанием мог быть назван "Подростком", по крайней мере, это точнее соответствовало бы содержанию книги и умонастроениям ее героини. Однако известность этого романа несопоставима с культовым "Идиотом", а для сомневающихся, откуда ноги растут у заглавия, бородатый классик, помещенный на обложку в непосредственной близости от юной девы, долженствующей изображать автора, сразу расставляет приоритеты - мы тут не в бирюльки играем, у нас все серьезно.
Из сказанного может создаться неверное впечатление, что питаю неприязнь к американской писательнице, насмелившейся коснуться длинными заграничными руками нашего всего. Ничуть, даже и напротив, со второй ее книгой, уже знала, что референций к "Идиоту" Достоевского вылавливать из текста не нужно, а к величайшему роману времен и народов книга имеет примерно такое отношение как "Мой год отдыха и релакса" Отессы Мошфег с портретом Джейн Остен на обложке, к автору "Гордости и предубеждения".
Просто читала-слушала книжку. С огромным удовольствием. Она часто забавная, даже смешная, местами трогательная, часто соотносишь героиню с собой, а в происходящем с ней узнаешь случаи из своей биографии, сколь бы ни были разными жизненные пути выпускницы Гарварда из очень обеспеченной семьи с твоими.
На самом деле, все умненькие книжные девочки, влюбленные в слова и связанные с ними более крепкими узами, чем с живой жизнью, похожи между собой. И в манере оценивать окружающих/происходящее с позиций своего литературного опыта, куда менее оторванного от жизни, чем принято думать. И в саморефлексиях, когда бесконечно отзеркаливаешь свои страдания из-за лавстори, столь же банальной, сколь неповторимой и уникальной, проговариванием изгоняя из них боль, тоску, неуверенность - оставляя изящную игру в любовь.
Это не превращает хинин в сахарный сироп, но горечь своевременна и помогает излечиться от лихорадки. И во всех других отношениях это очень приятное, занятное, забавное чтение. Не лишенное смысла.