– Вачовски, прекрати! – отплевавшись, потребовала я.
Но, в едином прыжке перескочив метра четыре, не меньше, реющий развернувшимися от рывка ушами Владыка настиг рванувшего в сторону Тихомира, схватил его, зажал рукой горло и уже было собирался влить в безуспешно трепыхающегося студента всю профессорскую похлебку, как я закричала что было сил:
– Вачовски, ты ставишь под угрозу всю нашу экспедицию! Прекрати немедленно!
Меня не слушал никто! Отбросив на снег плащ, я ринулась на упорно вознамерившегося потравить если не меня, то Тихомира Владыку и в попытке разнять их прыгнула на спину Вачовски.
Это было фатальной ошибкой.
Я не знаю как в принципе можно обладать подобной скоростью, но в момент моего падения, дракон вдруг извернулся, отшвырнув разом и Тихомира, и похлебку в сторону, перехватил меня и, мягко ухватив, частично уложил на снег, одной рукой придержав под голову, второй обняв за талию и навалившись сверху.
И в какое-то мгновение его абсолютно черные глаза с вертикальными серебряными зрачками глядели на меня с четкими убийственными намерениями, но уже в следующее взгляд Владыки изменился, жестокое лицо хладнокровного убийцы, которое не смягчали даже ниспадающие зеленые уши, вновь стало прежним, он наклонился ниже и, почти касаясь кончиком носа собственно моего носа, наставительно произнес:
– Я же предупреждал, вкусняшечка, не смей на меня нападать. Никогда. Поранишься ведь, глупышка.
И он рывком поднялся, одновременно поставив на ноги и меня. Затем сходил за моим плащом, отряхнул его, набросил мне, тяжело дышавшей и жутко перепуганной, на плечи, после чего развернулся и, не оглядываясь, ушел в беспросветную темноту жуткой Горлумской ночи.
После его ухода на поляне был слышен лишь треск горящего костра да шипение вскипевшей воды. Никто из нас не проронил ни звука. Тихомир, поднявшись, шатающейся походкой направился к костру, сел на поваленное бревно и начал пить – жадно и страшно. Парни едва ли глянули на него, продолжая смотреть исключительно на меня.
Меня трясло.
Буквально. Колотило настолько, что едва я попыталась застегнуть плащ на шее – не смогла. Перед глазами, как наяву, сверкали глаза Владыки с четко читающимся в них желанием растерзать меня на части. И в тот миг в них не было ничего, абсолютно ничего, кроме желания убивать. Просто убивать.
А я как-то подзабыла, что Гаррат – дракон. Со всеми этими событиями, с его почти детским поведением, с этими выходками… Забыла.
В ладонь мокро ткнулся нос грасса, и я, развернувшись, пошла к своей лежанке, кормить созданное неестественным путем животное. И лишь когда отдавала последний кусок, вдруг вспомнила – грасс рядом стоял. Совсем рядом, когда дракон отпустил меня. Докормив Голода, встала, подошла к тому месту, где лежала на снегу, и увидела десятки следов. Десятки!
А потом кто-то, прямо на моих глазах, прошелся и замел их, похоже хвостом. И ушел во мрак, этим заснеженным хвостом помахивая, в то время как Голод продолжал стоять рядом со мной!
Содрогнувшись, посмотрела на пса, заметного лишь по причине окровавленной после трапезы морде. Голод просто написал на снегу:
«Мама».
Потом добавил:
«Переживает».
Подумал и приписал еще:
«Стая охраняет, можете спать спокойно».
А затем смел все надписи и спросил:
«Хочешь, останусь?»
И я сказала:
– Хочу.
Грасс стер и эту последнюю надпись, прошел и улегся на лежанку, недвусмысленно намекая, что будет спать там и мне есть к кому прижаться этой холодной зимней ночью.