Самое время!

Издательство «Время»

http://books.vremya.ru

letter@books.vremya.ru

© Елена Съянова, 2025

© «Время», 2025

От автора

«Гнездо орла» (Kehlsteinhaus), второй роман трилогии о лидерах Третьего рейха, имеет точные временные рамки: от 17 ноября 1937 года по 4 декабря 1939 года – дату последнего упомянутого в нем документа. Отсылок к архивным свидетельствам в романе немало, но даже и в тех случаях, когда их нет, я могла быть указать точную дату практически каждого описываемого эпизода, если бы это была научная или научно-популярная работа. Документов я получила так много, что весь упомянутый период времени можно было буквально хронометрировать, снабдив текст ссылками на источники.

При создании первого романа трилогии «Плачь, Маргарита», персонажи которого еще только вступали на свой безумный и кровавый путь, я опиралась в основном на их письма и дневники. И после изматывающей работы над этим романом мне было трудно представить, как можно продолжить описывать любовные истории и прочие перипетии личной жизни тех, кто с этого пути уже не свернет. Поэтому я решила весь трехлетний период так называемого рассвета Третьего рейха представить в формате, близком к историческому исследованию, и выбрала жанр документального романа.

Приказы, резолюции, протоколы, расшифровки стенограмм, официальные сообщения и внутренние инструкции, речи, планы, карты, макеты и чертежи… Я до сих пор так и не поняла, кто был тот шутник (или команда шутников), который весь этот массив документов подобрал весьма странным образом. В папки с докладными были аккуратно вложены записочки типа «Прекрати насиловать здравый смысл, сукин сын» (причем с английским написанием – common sence) или, например, чертежи построек курорта Прора на острове Рюген, приправленные ироническими четверостишиями о грандиозных планах Трудового фронта (никто, кроме Геббельса, себе такую вольность позволить не мог бы). На расшифровках стенограмм с оборотной стороны – карикатуры на Геринга и Лея (кроме Гитлера, больше некому это сделать); а на некоторых приказах Гиммлера – множество французских междометий, приписанных зеленым карандашом. И среди всего этого – письма, письма, письма.

Я долго откладывала их в сторону, решив прочитать позже, когда завершу историческое исследование. Тем более что даже в сухих расшифровках стенограмм многочисленных совещаний и заседаний попадались и записи, которые приходилось разгадывать.

Один пример: расшифровка стенограммы Партийной комиссии по вопросу о «полезных эмигрантах» и Abwanderung, утечке мозгов (здесь же уточню: получается, что этот термин первыми ввели не англичане в начале 1960-х, а Фердинанд Порше^[1]). Заседание ведет Ганс Ламмерс, шеф имперской канцелярии; присутствует Борман. 8 декабря 1937 года – дату себе выписала, она точная.

Вообще, большую часть времени работы в архиве приходилось адски напрягать память, чтобы, выйдя на улицу, быстренько записать как можно больше информации. Вести записи в самом архиве запретили. Хотя позже я заметила, что никто процесс не контролирует (камер не было), и нужно было только входить и выходить с пустыми руками. И мы с коллегами стали вести себя как «студенты наоборот», то есть не приходили, а уходили, напичканные шпаргалками, упрятанными во всех укромных местах одежды и обуви.

Итак: расшифровка стенограммы заседания от 8 декабря 1937 года. Берлин. После доклада Порше слово берет Борман, чтобы донести до собравшихся мнение фюрера, которое он, как обычно, цитирует по записи из своего блокнота (блокноты Бормана – уникальный материал!).

Мне показался непонятным вот такой пассаж, почему я его и выписала: «Не шотландцу, но немцу – немцу – мы обязаны бесценной жизнью нашего товарища! И будь он хоть трижды еврей, этот Чейн, – он и ему подобные должны работать на Германию!»

Сказанное я «расшифровала» следующим образом: Эрнст Чейн, биохимик, занимавшийся очисткой открытого Флемингом (вот кто шотландец) пенициллина. Вакцина, оперативно доставленная самолетом из Оксфорда, и спасла «бесценную жизнь» товарища. Им был лидер Трудового фронта, глава орготдела партии Роберт Лей, о котором несколько дней – и в день работы совещания – газеты писали, что он находится при смерти из-за заражения крови.

Сюжет я, конечно, изучила от начала до конца, но пересказывать здесь не стану. Добавлю только, что таким образом сделала небольшое открытие – Эрнст Чейн, будущий нобелевский лауреат, получил вакцину на год раньше, чем о том сообщается в его биографии, а первым «подопытным» оказался нацистский функционер Лей. Мог, конечно, и помереть, но нет – выжил-таки.

Однако, раскручивая этот и другие «сюжеты», я снова взялась за отложенные письма. Линии выстраивались словно сами собой: попытки Юнити Митфорд женить на себе Гитлера и тем изменить политику Британии, любовь и борьба Маргариты Гесс, ее рай и ад – история женщины, не принявшей ничего из того, за что боролись ее муж и брат. Среди писем нашла исчерканную вдоль и поперек, переписанную оркестровку увертюры к опере «Лоэнгрин», автор – Гитлер. Хотелось засунуть ее подальше, сделать вид, что не заметила. Снова попались стихи Геббельса – их было много, но восьмистишие с названием «Хрустальная ночь» я «не заметить» не могла и перевела (на высокую художественность не претендую). Написано оно было 11 ноября 1938 года, сразу после еврейских погромов. Видимо, с досады – все остальные вожди разъехались, а его оставили в столице объясняться с прессой.

Сколько было написано исторических исследований на тему той подлой и кровавой акции. Вот еще и такой «довесок».

В Лейпциге на Международной книжной ярмарке после прочтения нескольких переведенных на немецкий язык отрывков из всех романов трилогии немецкие историки говорили мне следующее: «“Маргариту” у нас, возможно, и напечатают… лет через двадцать. “Гнездо” будет ждать лет пятьдесят. А третий роман вообще едва ли…» И не дождавшись моего закономерного вопроса, пояснили: «Потому что все это, вами описанное, – слишком сильная наша боль. Вы, фрау Хелена, это понимаете?»

Их боль.

И тогда, и сейчас я могла бы ответить вопросом: вы боли боитесь? Или, как писал перед самоубийством в камере Нюрнбергской тюрьмы Роберт Лей, «я больше не могу и не хочу испытывать чувство стыда»?

Ладно, Бог им судья. Но вот на вопрос, почему так нещадно переписаны, фактически сфальсифицированы биографии и искажены личности, к примеру, Кейтеля и Риббентропа, почему сочинены биографии членов семьи Рудольфа Гесса, а его сестра вообще словно выпала из истории, немецкие архивисты дали честный ответ.

Правда, лишь после того, как внимательно дочитали всю трилогию до конца и ознакомились с сюжетом будущего четвертого романа. (Думаю, они это сделали потому, что знали: однажды выставленное на свет, пусть и в романной форме, обратно в тень уже не загнать.) Ответ был такой, и поначалу он меня поразил: Рудольф Гесс, как и вся его семья, были, по сути, врагами фюрера и его режима, что сознавал и сам Гитлер. Но исторические обстоятельства, постоянно подпитываемые заветной германской идеей, сблизили этих двоих – Рудольфа и Адольфа – на время. Гесс сначала еще боролся, потом начал отступать, ушел в тень и наконец ушел окончательно. Вернулся он только в Шпандау. Да вы ведь, в сущности, об этом и написали, фрау Хелена.

С Кейтелем, Риббентропом или Удетом – свои истории. Возможно, кто-нибудь напишет и о них.

Да, всё так. Гитлер оплакивал своего Руди (в буквально смысле), но после его загадочного бегства в Англию вынужден был объявить его безумным. Память о его жене и сыне постарались задвинуть подальше, а имя его сестры и вовсе вычеркнуть. Маргариту Гесс (в замужестве Лей) изъяли из, как бы сейчас сказали, информационного поля Третьего рейха. А ее муж Роберт Лей сам постарался изъять Маргариту из собственного мира. Он ведь отдавал себе отчет, что все они – подельники фюрера и что ходят по краю пропасти, и безумно боялся утащить туда свою Грету, младших сына и дочь. Кстати говоря, избавить от себя и тем спасти свою семью попытался однажды и Геббельс. Но воспротивилась честолюбивая Магда; она сама выбрала свою судьбу и тем погубила и детей.

А Маргарита детей спасла.

Не могу не совершить небольшой исторический экскурс и скажу, что уже сталкивалась с подобными случаями в мировой истории. Помните печальную историю «княжны Таракановой», молодой женщины, выдававшей себя за дочь русской императрицы Елизаветы Петровны? Документальных подтверждений ее личности, происхождения и родства до сих пор не найдено. Имеются лишь слухи, домыслы и версии.

Так вот, в 1763 году бывший фаворит Елизаветы Иван Иванович Шувалов (друг Ломоносова, сооснователь Московского университета) попросил у новой императрицы Екатерины отпуск для «поправления здоровья». Императрица свое согласие на отъезд Шувалова за границу дала, хотя и надеялась на его помощь здесь, в России, зная его порядочность и осведомленность в делах. Но знала она и личную тайну Шувалова, у которого от сестры его друга Льва Нарышкина Марии Нарышкиной была его уже подросшая дочь Лиза. Екатерина понимала, что Шувалов сделает все возможное, чтобы оградить дочь от опасностей и наилучшим образом устроить ее судьбу, поскольку в России незаконнорожденную дочь елизаветинского фаворита, да еще и с именем Елизавета ничего хорошего не ждало.

Но Шувалов сделал для дочери несравнимо больше, нежели просто удачно выдал ее замуж за пэра Англии. С помощью своих влиятельных друзей, а также папы римского он устроил так, чтобы подлинное имя его дочери попросту затерялось, растаяло в анналах истории и таким образом ни одной сомнительной тени из прошлого не коснулось бы ни ее саму, ни ее потомков. Девочка осталась лишь в письмах, избежав возможной судьбы «княжны Таракановой».

Маргарита Гесс тоже должна была исчезнуть из анналов Третьего рейха еще и потому, что была по своей сути его смертельным врагом. Я не зря включила в роман одну сцену, в которой Грета находится на грани… убийства Гитлера. Она осталась с ним наедине, в ее руке было оружие, и мысленно она была готова сделать этот последний шаг. Сцена действительно имела место, если можно учитывать признание самой Маргариты.

А еще я снова убедилась в неразрывности исторических эпох, их документальной перекличке. Я ведь получала разрешение для работы в этом архиве ради совершенно другой информации, так как уже писала роман о молодом Павле, цесаревиче, сыне Екатерины Второй. Я искала письма Екатерины прусскому королю Фридриху, переписку Ивана Шувалова с Вольтером и Дидро, письма елизаветинского министра графа Петра Панина своему брату Никите Петровичу, воспитателю наследника, – по поводу личности и деяний Пугачева. И нашла.

Как такие разные архивы оказались вместе?

А дело в том, что на 50-летие Гитлера Рудольф Гесс преподнес фюреру бесценный подарок – письма Фридриха Великого, кумира Гитлера. Эти письма и стали «мостиком», объединившим архивы столь разных эпох. Письма отлично сохранились, были трижды скопированы, и, надеюсь, хотя бы эти уникальные документы российской истории остались в России и никому не были подарены.