– Ну, дочка, поживешь дома, отвыкнешь от выстрелов и взрывов, – ободряла Нину Анна. – Ваня и Шура были тоже в увольнении дома не так давно в начале мая. Ваня женился на Эльзе Глюк. Она полячка германского происхождения. Они приедут домой после победы. За отца волнуюсь. Пишет очень редко. Спасибо, навестила. Я так рада, так рада!

– Не надо, мама, – просила Нина, заметив на глазах у Анны слезы. – Срочно надо сходить в военкомат и узнать. Возможно, отец ранен и еще не успел написать. Писала редко, потому что хотела сама приехать, – про ранение и контузию Нина промолчала, но Анна все поняла без слов, потому, что дети, когда спотыкались или заболевали, всегда бежали к ней со слезами и болячками, да и Афанасий любил изредка жаловаться на свое крепкое здоровье, говоря: «Опять заболел или опять простудился, сколько можно говорить, что я без тебя никак не знаю, что делать или куда идти потом, если у меня болят ноги, руки, живот, а иногда и голова», а она ему всегда отвечала: «Перестань жаловаться, а лучше займись своим здоровьем конкретно без обид на меня или детей. Они сами не знают, что творят эти малолетки. Ты совсем перестал ходить на работу из-за своих жалоб на здоровье. Да и откуда у нас будут деньги, если ты посещаешь банк, а не грузишь мешки на набережной». На что он всегда отвечал: «Вот подрастут внуки и пойдут грузить мешки с мукой на набережной, а мне и так хорошо без твоих советов».

Затем он начинал изучать язык эсперанто, который, как он говорил, выучил в Сибири за один день и переписывался со всем миром, начиная от Австралии до Новой Гвинеи, Канады и США, Нью-Йорком, надеясь узнать причину своего заболевания. Потом отставлял в сторону тетрадь, словарь и записную книжку с кропотливыми заметками, выпивал рюмку водки или сухого вина, что было в наличии в высокой горке, образца сорок пятого года, купленной, а потом привезенной кем-то из Сибири, мебели, которой торговал отец Анны, и ложился спать.

После этого на другой день его головная боль полностью проходила, и он опять шел на работу бухгалтером в банк, как раз напротив их дома, прямо через дорогу.

– Дочка, расскажи, о себе, долго ли еще придется воевать?

Анна интересовалась самочувствием дочери по дороге домой.

– Враг отбит до самой границы, – Нина вспомнила Зуша, Сож, ранение, сожженные деревни, освобожденные города, Таланова, Катю.

Дома в просторной пустой квартире Нина чувствовала себя одиноко. Соседи сразу узнали об ее приезде и собрались вечером отметить это событие.

Две недели пролетели. Пришло письмо от отца, где он писал, что их часть перебросили ближе к границе, едва нашел время для писем, был очень занят. Нина успела на улице случайно встретиться с Ирой и ее мужем, но они не разговаривали, а только посмотрели друг на друга и прошли мимо. Нине стало обидно и стыдно. Все время Нина продолжала дежурить в госпитале, куда были доставлены раненые. По ночам сидела дома, записывала в дневник события прожитого дня и смотрела на кисет, подаренный Кузнецовым в день их расставания в госпитале. Этот кисет красного цвета и дневник Нина хранила, как зеницу ока.

Возвращение на фронт

В день отъезда на вокзале было много новобранцев и таких как Нина. Возвращались солдаты из госпиталей. Когда прибыла в свою часть, Нина ощутила облегчение, даже подъем. Неужели и к войне можно привыкнуть? Просто кончились у нее дорожные тяготы. От Москвы до дивизии добиралась на попутках, несколько раз пришлось голосовать. В дивизии сразу нашлось дело: идти в разведку с батальоном. Нина кинулась в полевой госпиталь, приглаживая растрепавшиеся волосы, и, кивнув Кате, подошла к ней.

– С приездом. Как дома? – интересовалась Катя, заметив смущение подруги. – У нас разгар работы. Три дня танки расчищали путь пехоте.

– Пришло письмо от отца в середине мая. Давно это было… Они уже совсем близко к границе. А мне завтра с батальоном в разведку, – сказала Нина и улыбнулась.

Здесь в маленьком блиндаже, вырытым, видимо артиллеристами было сыро и пахло лекарствами. Всех раненых переправили на большую землю.

Остальные обходились медпомощью прямо на воздухе: вывихи, порезы, ушибы, сотрясения, укусы ос или пчел, огнестрельные ожоги от взрывов бомб или гранат доставляли санчасти много забот.

Болеть инфекционными заболеваниями было некогда, когда звуки победных маршей уже витали в головах солдат.

– Наверно, интересуются, когда войне конец? – спросила Катя и присела на край лавки.

– Еще как спрашивают!

– А с продуктами как?

– Трудно. Все по карточкам. Хлеба очень мало.

Катя задумалась и вспомнила, как она и сестра вдвоем жили до войны.

– А у вас тут как? Слышала, в наступление скоро? – резко спросила Нина, так как лично убедилась, какой колоссальный урон врагу наносят «Катюши».

– Так точно. Сосед уже пошел. На днях и мы двинемся. Вон сколько самолетов летает, – она кивком головы указала в сторону окна. – Будет кровопролитная битва. На днях мне сон приснился, что стою у реки, а она красного цвета. Попробовала воду на вкус, а это вино.

– Вот еще выдумала! – засмеялась Нина, удивляясь словам подруги. – Врага надо брать его же методами: ошеломить и сломить, как учили наши полководцы Суворов, Багратион, Кутузов.

Стояла короткая, душная, рябиновая ночь с зарницами. Небо наполнено гулом самолетов и залпами выстрелов. Где-то вдали шел бой.

– Есть сведения, что «сосед» продвинулся километров на семь, – заговорила Катя.

– Вот-вот должны двинуться и мы, – снова прошептала Катя на ухо Нине.

Снаряжение у разведбатальона было простое: каждый взял плащ-палатку, немного хлеба и банку консервов. Кто-то прихватил пачку табака. Шли долго лесом, чувствуя прикосновение еловых веток к лицу.

Под ногами хрустели сухие сучья и мухоморы. Изредка встречались кусты малины. Сладкие спелые ягоды наполняли рот живительной влагой. Фашиста видно: остались следы отступления – мины. На разминирование уходило много времени. Пленный австрияк, вернее, перебежчик, заверял, что основные силы находятся в Польше. Нина вспомнила, каким заревом вчера было окрашено небо: фашисты жгли деревни.

«Неужели опять дадим им безнаказанно разорять наши города и села?» – подумала Нина.

«Не бывать этому», – поклялась она себе. К одиннадцати дня следующих суток дошли до ближайшего райцентра – Кореличи.

– Здесь проходил передний край нашей линии обороны. Нейтральная полоса: изломанный валежник, высокая трава, где можно спрятаться. Место болотное, – предостерег комбат. – Смотрите сюда, – он указал в сторону, – среди кустов убитый фашист.

– По всем признакам минер. Был сбит с воздуха, – объяснил кто-то из батальона.

Пистолет, найденный у фрица, отдали Нине, так как предыдущий пистолет она вернула перед отправкой в Саратов.

– Вот именное оружие. Если попадем в окружение, будете отстреливаться, – сказал при этом командир батальона.

– Так точно, – ответила Нина, разглядывая еще не успевшее заржаветь оружие.

Стали попадаться вражеские окопы, вырытые очень аккуратно: глубокие, узкие, на две доски, с водой. У огневых позиций в укрытии – разбитая пушка.

– Она противотанковая, – пояснил комбат. – Да, жарко было здесь еще месяц назад. Не хочет отползать фашист. Приказываю связистам смотать кабель, – скомандовал он, когда заметил на деревьях провода. – Возвращаться будем вечером. Сейчас самое время перекурить. Остановимся вот здесь, – он указал на разбросанный валежник и кусты. – Примем маскировочную позицию.

У Нины от длительной ходьбы гудели ноги. Она присела на бугорок и достала из вещмешка хлеб, сгущенку. Хотелось маминых щей и домашних пирожков. «Спасибо, что живы. Это Польша», – подумала она, глядя на устрашающий вид обгорелых полей.

Кое-кто из солдат стал сушить портянки. В кустах гукали птицы, перелетая с ветки на ветку. Разведчики после отдыха стали фотографироваться и потом двинулись дальше с расчетом вернуться назад.

– Пограничная деревня Гразынь уцелела, – тихие слова командира доносились эхом до каждого.

Они двигались молча, слушая только рядом стоящего, кто передавал слова комбата по цепочке. Раскрытые двери, куры в палисаднике. Людей не видно. С пригорка за селом видна окраина поселка. Блестит куполок церквушки…

– Это Спас-Деменск. Наши войска вошли в него сегодня в шесть утра.

…Вечерело, когда разведбатальон тронулся назад. Только перешли пограничный овраг, сразу успели сориентироваться. Вдруг услышали приближающийся гул бомбардировщиков.

– Воздух!

Все метнулись в разные стороны. Звонкий свист рассек воздух. Нина упала в канаву и припала всем телом к земле. Остальные сделали тоже. Невдалеке разорвалась бомба, и загорелся склад горючего, который фашисты не успели эвакуировать. Взрывной волной Нину откинуло в кусты. На минуту она потеряла сознание, но тут же очнулась и, обхватив голову руками, перевернулась лицом вниз. Со всех сторон слышались сильные взрывы и стрельба. «Живая», – пронеслось у Нины в голове.

В дивизию вернулись из разведки все. В последствии дивизия развивала наступление и преследовала гитлеровцев в направлении Бацевичи-Свислочь-Якшицы-Червень. В самом начале июля части вели бои в пригороде Минска, освободили район совхоза Апчак, Тростинец. Следом через день в районе города Дзержинск дивизия вышла из состава восьмидесятого корпуса и снова вошла в состав сорок первого стрелкового корпуса, где продолжала также настойчиво, решительно и целеустремленно преследовать отходящего противника. В результате смелых и решительных действий дивизия овладела райцентрами Кореличи, Новогрудок, Дятлово и многими другими населенными пунктами и перешла советско-польскую государственную границу. Этим успешным продвижением вперед дивизия содействовала освобождению города Волковыск.

Таким образом, участвуя в освобождении Белоруссии, дивизия пересекла территории четырех ее областей – Могилевской, Гомельской, Минской, Гродненской. В конце июля дивизия участвовала в освобождении польского приграничного города Белосток. Отличившийся в боях за этот город полк был удостоен почетного наименования «Белостокский. В период боев на реке Нарев, в конце сентября сорок четвертого за отличные боевые действия в борьбе с захватчиками дивизия получила «Орден Суворова 2 степени». Эта вторая награда еще больше воодушевила воинов, приступивших тогда к осуществлению великой освободительной миссии, выполнению своего интернационального долга – избавлению от гитлеризма народов западной Европы.

– Приказываю, командира роты, старшего лейтенанта Посквита, наградить званием героя Советского Союза, – сообщил Коновалов на заседании штаба.

Полк, в котором находилась Нина, был еще с лета полностью снабжен всем необходимым провиантом. Пленных, кого удалось освободить на территории Польши, накормили и дали всем обмундирование.

Страшно было смотреть на изможденные голодом и непосильным трудом лица. Польская земля полита кровью советских солдат. Каждый раз на утренней поверке после очередного боя недосчитывались лучших своих сынов.

– Не счесть подвигов, совершенных в боях за освобождение Польши. Капитан Березняк, майор Мировский, старший лейтенант Яковенко, капитан Селезнев, лейтенант Шапошников навечно остались лежать в польской земле. Они вписали славные страницы в историю Гомельской дивизии. Завидную выдержку и хладнокровие демонстрировал комбат Косенко, – Коновалов стоял наверху так называемого постамента, сделанного из валежника и старых избитых орудий германского происхождения, составленных вместе и покрытых брезентом и говорил громко, размахивая руками.

В то время дивизионная газета «На защиту Родины» писала о командирах: «Своих пехотинцев они водили в яростные схватки, применяя маневренность. Обходили врага, били по его тылам и коммуникациям, наносили ему сокрушительные удары».

Около деревни Елейки, в Польше, солдаты батальона Косенко в течение суток отбили двадцать вражеских контратак, но во время отражения одной из них были смертельно ранены.

Дороги, дороги. Сколько их было пройдено. Нине порой казалось, что она не сможет идти дальше сломается. Все было сказано Коноваловым во время его выступления перед дивизионом. Она увиделась в полку с Кузнецовым после возвращения из разведки. Они прошлись вдоль окопной линии как это обычно делали раньше и молчали.

Свернули вглубь леса. Она понимала, что их прифронтовая весна еще впереди. Глубина переживаний, женские чувства, сомнения, тревоги, счастье быть любимой и желанной относились к мирному времени.

Они остановились около полуразрушенного, заброшенного домика лесника или охотника и зашли внутрь. Было гораздо светлее, чем в блиндаже. В пыли, на полу валялась разбитая посуда. Стол был придвинут к стене, под ним стойка со старой летней мужской и женской обувью, мелкие жучки копошились на полу. Паутина свисала с потолка, пучки засушенной травы, привязанные к притолоке, старые вещи, сваленные в кучу: сито, корзина, садовый инструмент, метла, сломанные детские игрушки, коробки из-под шляп, колыбель, на стене две маленькие картины в рамке с видами лесной природы. Нина подошла поближе, открыла коробку и увидела в ней старинную дамскую шляпку.

– Какой красивый фасон! – она сняла пилотку, кудри упали на плечи и надела шляпу на голову. – Можно прогуляться в ней, – она подняла с пола осколок зеркальца и посмотрелась. – Нравится?

Кузнецов увидел себя в качестве кавалера, подошел ближе и поцеловал Нину. Она скинула шляпу с головы и положила назад в коробку.

– Перестань, идем отсюда, – Виктор взял Нину за руку, и ему показалось, что впервые ощутил ее тонкие, длинные пальцы, маленькую ладонь, нежную гладкую кожу, его чувства обострились, и он вздохнул.

– Останемся здесь, мне все напоминает прежнюю, мирную жизнь, сбежим. Здесь можно прятаться. Вот посмотри, это пяльцы, я умею вышивать, – Нина подняла с пола круг, состоящий из двух деревянных колец, вставленных одно в другое. – Наверно, здесь тоже прятались партизаны!

– Вероятно, ты права, – ему нравилось смотреть, как Нина любуется ветхими вещами, как призраком прошлых, безмятежных дней.

– Занеси сейчас в свой планшет, – она кокетливо улыбнулась. – Моя мама научила меня всему, что может пригодиться в хозяйстве, могу даже корову доить.

– Так точно, – Кузнецов стряхнул пыль со стола на пол и положил планшет на дощатый, со щелями стол.

Он нарисовал пограничную территорию, два заведения, у которых им так хотелось остановиться, но машина с ранеными проехала дальше. Возможно, в этих заведениях тоже были госпиталя, поэтому все окна были завешаны простынями.

Пометил ярко крестиком штаб, местность. Примерно рассчитал, сколько километров от дороги и обозначил этот домик лесника рисунком. Они пробыли там еще несколько минут.

– После твоего возвращения из дома ты не разу не приходила ко мне на свидание, – Виктор укоризненно посмотрел на нее. – Ждал тебя каждый день, но очень был занят солдатскими проблемами.