Одежда гражданского сословия была в его вещмешке, которыми торговали во всех торговых точках планеты, без любых опознавательных знаков. Иван купил этот материал на рынке, где можно было купить официально абсолютно все: от орденов до золотых слитков. Интерьеры быта мало его интересовали, хотя он имел завидное представление о своих противниках по их изящным статуэткам, тканям с характерным клетчатым или полосатым рисунком. Другие типичные детали, присущие только интеллигенции врага, были у него в памяти.

В годы учебы он изучил два языка: английский и немецкий и пользовался ими легко на уровне разговорного быта. Словом, у Ивана была возможность перестать волноваться и воспользоваться услугами придорожного магазина, чтобы купить себе какой-то паек для дальнейшего нормального экономического существования в условиях военных действий в каждой точке этой части планеты.

Эльза Глюк

Иван вышел на приграничную территорию и остановился. Куда идти дальше он знал только понаслышке.

Вот быстро пронеслась машина с военнопленными, кого везли на работы на заводы Абверовской группировки на изготовление снарядов дальнего прицела и мин замедленного действия.

Совсем недавно эти простые граждане занимались мирным трудом в своих садах и огородах, возможно, они работали на заводах и фабриках Польши, Белоруссии, Украины или России. Кто знает, какие трудности они перенесли и сколько слез пролили, когда потеряли надежду на освобождение.

Значит, его миссия будет найти эту новую дислокацию Абвера и внедриться в нее в качестве военнопленного, а потом любым доступным или мало доступным способом обеспечить себе алиби, чтобы доказать, что он является простым гражданином Германии и желает вернуться к себе в фатерлянд для восстановления своего хозяйства.

Внешне он очень напоминал представителя славянской нации, но наличие документов и знание языка могли доказать обратное.

Такая постановка вопроса рекомендовалась всем представителям его специальности в вузе, чтобы выучить, чем дышат и как питаются враги, ему не надо было ходить в столовую запретного режима, куда пускали по специальным пропускам, и где принимались иностранные делегации. По соседству с ними в их старом доме жили семьи еврейских, немецких, польских, чешских граждан абсолютно одинаково приспособившихся к этой местности.

Ему трудно было назвать их соседями. Это были просто тетя Роза, тетя Поля, дядя Валериан и другие симпатичные горожане с проблемами и нуждами.

Одна семья славянских и немецких народов издревле населяли эти территории, и отличие было лишь в их иноязычном понимании действительности.

Они даже не прикладывали усилий, чтобы доказать свою принадлежность к определенному сословию, а выполняли свои обязанности с точностью до наоборот.

Их дети становились ремесленниками: печатниками, ткачами, литейщиками; врачами; учителями вузов и школ; продавцами и коммерческими агентами. Теми чье желание было мирно работать на благо своего народа.

Одежда Ивана давно приобрела вид представителя городской прослойки – интеллигенции. На нем были форменные ботинки со склада с названием непонятной фирмы, скорее всего итальянского производства или Сан-Марино, что собственно одно и то же, так как эта страна географически вписывается в ландшафт Италии. Он надел синие брюки в полоску по моде того времени, чуть укороченные и широкие, а в брюки заправил бежевую, фланелевую рубашку в клеточку. Сверху нацепил темно-зеленый, с тонкой, желтой полоской жилет.

На плечо повесил серую куртку американского производства, где на внутреннем кармане красовалась эмблема американской фирмы «Эдельвейс» для сотрудников всемирно-известной компании Форд. Получился такой франт довоенного периода.

Свою прежнюю армейскую форму он зарыл в лесу, завернув в пакет от новых брюк, далеко от пограничной территории, а ботинки спрятал в коробку и положил в вещмешок, чтобы при случае продать за бесценок любому любителю армейской обуви.

Иван зашел в придорожный ресторан с обычным названием «Эссен». Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы перевести на русский язык это простое словосочетание как «еда» или «кушать» и знать о существовании названия такого города в Рейнской провинции. Возможно, хозяин жил где-то в тех местах или приехал, чтобы научиться готовить именно по рецептам той местности, где находился Иван в тот момент.

У него появилось желание зайти и войти в контакт с хозяйкой заведения, которая, впрочем, сама стояла рядом в грязновато-желтом, клетчатом платье на голое тело.

Непременным атрибутом «Эссен» были маленькие подсвечники с красными свечками на столах. Кроме того, были расставлены чашки на блюдцах, а между столиками сновали миловидные и пышнотелые официантки в фартуках, такие же, как выглядели его любимые соседи по кухне. У Ивана стало легко на душе.

Он понимал каждое их веселое изречение. Ему принесли чашку кофе и рогалик с маком. Такой завтрак характерен для всей европейской молодежи, к кому Иван относился по полному разряду.

Собрав все имеющееся мужество в кулак, он заплатил за еду немецкими марками, поблагодарил: «Данке фройляйн» и вышел на улицу. Эти деньги выдали ему в самом начале подготовки к операции, и он хранил их в потайном кармане брюк.

Солнце начало припекать, и куртка оказалась абсолютно не к месту. Совсем забыв, что его миссия была внедряться в ряды немецкой молодежи, он вернулся и решил поцеловать руку девушке, которая его обслуживала.

Такая форма общения очень характерна среди всех эмигрантов Европы, Азии и Латинской Америки, когда хотят найти способ, чтобы завести личные связи среди местного населения. Но девушка обслуживала другого клиента, а оставаться и ждать, пока она удостоит его взглядом, было слишком долго. Поэтому Иван вышел на улицу снова и спросил по-немецки хозяйку заведения, он надеялся, что обращался именно к ней, где находится ближайшая гостиница, чтобы переночевать.

Хозяйку он назвал «фрау», на что она очень доброжелательно прореагировала и указала на противоположную сторону, где находился этот «отель» с ярким названием «Гер Хаус».

Иван перешел на другую сторону и зашел внутрь. У входа его встретил хозяин гостиницы «Гер Хаус» с очень приятной внешностью и хорошими манерами, но абсолютно пьяный, как гостю показалось с первого взгляда, хотя по разговору Иван понял, что эта напускная манера. На шее у хозяина висела цепочка с протестантским крестом без перекрытия и узоров.

Сам он был одет с иголочки в подобный, как и у всех респектабельных граждан в период войны, костюм. На нем был синий жилет, темно-серая рубашка и синие брюки с отворотами. У пояса брюк висела цепочка от часов, которые были заправлены в потайной карман.

Иван окончательно осмелел и заказал комнату с завтраком. Хозяин обрадовался посетителю и предложил каморку на втором этаже с видом на лес.

Это курортное место было популярно в мирное время для проведения выходных и праздников. Наконец Иван заплатил и поднялся к себе в номер, который был настолько чисто убран, что захотелось вернуться назад и поговорить с хозяином по поводу его желания остаться здесь дня на три. Однако хозяин и сам постучался осведомиться о настроении Ивана.

Документы гость держал в руке и сказал по-английски хозяину, что забыл их отдать ему, употребив французское слово «пардон» для улучшения общения. Хозяин взял «поддельные» английские документы в полной уверенности, что держит подлинник на имя Айвана, с ударением на первый слог, Мельц.

Поблагодарил и ушел с документами в руках, внутренне негодуя, что принял гражданина Великобритании за немецкого бурша.

Довольный хозяин возможностью пообщаться с иностранцем о своих военных делах напевал какую-то знакомую всему миру мелодию французского происхождения.

Иван расположился на небольшом диване, приспособленном к среднему посетителю или для женщины. Запас энергии и денег у него истощился, и он стал думать, как пополнить свои запасы, чтобы легче перемещаться дальше в стан врага.

Он вышел в коридор и увидел, как навстречу ему шел тот же благодушный хозяин с корзиной белья для посетителей. Он клал перед каждой дверью пакет с постельным бельем, чтобы получить надбавку к плате за жилье.

На этот раз Иван выяснил, что фамилия хозяина Глюк и у него две дочери Эльза и Эмма. Эмма была уже замужем за военным, которого забрали в армию, а Эльза была на выданье. Геру Глюк нетерпелось поскорее выдать младшую дочь замуж за приличного человека, и он всем рассказывал об этом. Но никто не реагировал.

Правда, один посетитель, по его словам, часто приезжал к ним и ухаживал за дочерью, то есть приносил хороший доход. Этого посетителя взяли в армию, как и всех мужчин. Эмма жила в семье мужа где-то недалеко от Мюнхена, она часто писала, а Эльза ей отвечала.

На эту переписку уходило мало денег, хотя и накладно для семьи из трех человек. Жена хозяина работала на противоположной стороне в качестве управляющей ресторана «Эссен». Это была очень зажиточная семья в мирное время, но на период войны налоги так выросли, что съедали всю прибыль.

Дочь работала в качестве официантки, а ее подруга, тоже официантка, была их крестницей. Они вчетвером выполняли всю работу по этим двум домам, где царил мир, а условия существования были вполне приемлемы для посетителей. За сезон они зарабатывали около шести тысяч марок. Этого хватало, чтобы помочь обеим дочерям и крестнице.

Для Эммы они высылали подарки, а Эльза и крестница Хельга получали гонорар за обед от посетителей ресторана в качестве чаевых, который как раз и был той частью прибыли, которую им давали в качестве гонорара.

Гер Глюк им практически ничего совсем не платил, а только требовал от посетителей расписаться к завтраку, обеду и ужину в своем чеке за еду. Девушки ушли жить отдельно и приходили на работу к себе домой как вольнонаемные.

У Эльзы появился собственный магазин верхней одежды, которую она сама шила, так как была ко всему прочему прекрасной швеей, а Хельга зарабатывала тем, что продавала вещи, разнося их по домам как призы к Новому году, там же вкладывалась открытка и новогодняя игрушка, что очень радовало покупателей. Иногда они прикладывали шар, статуэтку в виде ангела, карандаш, пепельницу, трубку, свечку красного цвета, а то и просто полотенце или салфетку.

Такая новогодняя распродажа приносила хороший доход двум родственным душам. В этом заключалось их терпение ждать своего суженого, чтобы тот наслал на них хороший плодовитый год с ребенком в вертепе, который символизировал бы счастье и мир. Но время шло, девушки уставали на работе, дома бывали редко.

Каждый смотрел на них и не замечал, что они украшали к рождеству дом, стирали, мыли пол, гладили белье, готовили ради той последней, счастливой минуты, когда они покинут родное гнездо.

Ивану позарез нужно было жениться на одной из них, чтобы внедриться в стан противника. Здоровье его улучшилось за поездку, нога и голова были в порядке. Он отдохнул за эти три дня в герхаусе. Эльза нравилась ему особенно сильно. Она была на шесть лет старше него, опытная, крепкая и сильная (его менталитет приобрел нужный ракурс). Такой должна была быть настоящая женщина!

Временное его проживание затянулось на неделю. Он переехал жить через три дня к Эльзе, с разрешения отца. За это он заплатил своими ботинками, которые тот взял с удовольствием в качестве свадебного подарка родителям. А фрау Глюк, то есть мама Эльзы и Эммы, была довольна тем, что дочь устроила свою жизнь.

Хорошая жена должна нести свой крест до конца, рассуждала она и устроила молодым свадебный ужин с блинами, медом и грибами, собранными в лесу до войны. На свадьбу никто не пришел, кроме непосредственных членов их семей. Со стороны Айвана, по настоянию Гера Глюк, пришла крестница Хельга. Теперь Эльза стала фрау Мельц. Так произошла адаптация русского разведчика

Их расписали в местном муниципалитете или депутации, как кому нравилось называть. Иван остался жить у Эльзы еще на неделю. За это время его призвали в фашистскую бригаду Абвера, куда он должен был внедриться.

Афанасий

Афанасий приехал на фронт на третий день войны. Получил повестку и на второй день отдал жене, чтобы она ознакомилась. Он пошел в военкомат сразу с вещами и встал в очередь на регистрацию. Ему предложили сидячие места в жестком вагоне, на что он сказал, что готов на любые сложности в поездке, потому что предпочитал путешествовать с семьей, где каждый волен был поступать, как тому вздумалось.

У Афанасия взяли партбилет и паспорт, выдали приписное свидетельство, и он пошел на вокзал, чтобы успеть на проходящий в Белоруссию поезд. Когда он сел в вагон, то его проверили и разрешили занять верхнее лежачее место, он сначала отказался, но потом согласился ввиду отсутствия каких-либо других мест сидячих или лежачих.

Проводница – молодая казашка – принесла ему белье, чай и села рядом, чтобы расспросить о семейном положении. Афанасий был настолько хорошо осведомлен о женских слабостях на предмет мужской красоты, то разговорился с проводницей о погоде, ценах на рынке, узнал о продвижении военных действий в стан противника, а только она отошла от него, залез на вторую полку и уснул, чтобы больше не возвращаться к вопросу о семейном положении.

Жена его никогда не ревновала, так как знала, что он человек совершенно другого плана. Поженились они, когда им было по восемнадцать лет, ему было чуть меньше, а ей чуть больше. Разница составляла буквально в полгода, поэтому они считались ровесниками.

На станции Узловой Афанасий вышел и пошел в здание вокзала, что находилось на противоположной стороне. Он чуть не опоздал, когда догонял поезд. Наконец догнал, сел и еще долго тяжело дышал, боялся, что «выскочит сердце».

У него было отличное здоровье, крепкие нервы и он всегда предусматривал все заранее в силу своей профессиональной привычки готовиться к работе по всем правилам «бухгалтерского учета». Он работал бухгалтером и в Сибири, в Барнауле и в Саратове, в радиокомитете, откуда и был демобилизован.

Однако вся его прежняя жизнь была полностью посвящена семье и детям. Он играл хорошо на гитаре, пел, умел загадывать загадки, различал всех своих детей по способностям.

Они тоже переняли у него хорошие привычки участвовать в домашних концертах и викторинах. Его радовали их шутки и веселье во время Нового года и Рождества. Это вносило некое разнообразие в их совместную жизнь с Анной.

Любовь у них случилась на сеновале, когда они отдыхали со школой в лесу. Они забрались случайно на крышу ее дома, а оттуда перешли в окошко на чердак, где было наложено сена для просушки. Афанасий лег на сено и стал звать Анну, чтобы она помогла ему выбраться оттуда.

Но Анна совсем не собиралась его вытаскивать, а стала кричать, чтобы он ушел из их дома. Тут появился ее строгий отец, еврей по национальности, и выпорол Афанасия до крови. С этого дня они стали лучшими друзьями с Анной и постоянно лазили на тот чердак, где и занимались любовью от души и тела.

Когда Анна забеременела, то Афанасий сразу пришел в их дом и сказал, что готов жениться на Анне, чтобы отец не ругал девушку за плохое поведение. Это значит, они стали настоящими мужем и женой. Их обвенчали в церкви, она взяла фамилию мужа, Мельченко, и они поехали в свадебное путешествие по деревне на велосипеде. Афанасий любил вспоминать этот период их совместной жизни и нередко ставил в пример родителей своей жены.

Семья Анны была очень зажиточной, у них был большой дом, участок земли, и они торговали недвижимостью, которую привезли из Белоруссии, откуда переехали еще до революции семнадцатого года прошлого столетия.

У Афанасия семья тоже была обеспечена всем необходимым для жизни, но они мало уделяли внимания самостоятельному ведению хозяйства, и вскоре семья разорилась. Этот факт наложил тяжелый отпечаток на жизнь Гриши, Нины, Ивана и Шуры, которые родились у них вскоре с небольшими промежутками в два-три года. Семья пополнилась детьми, но и дом пополнился хорошими делами.

Дети стали работать по дому и помогали Анне выжить в период цинги, эпидемии брюшного тифа, которая охватила всю Дальневосточную область. Когда Гриша умер в четырнадцать лет от тифа, все полетело прахом.

Жизнь в Сибири стала настолько тяжелой, что вся семья переехала в Саратов, чтобы дальше существовать и работать в сфере «бухгалтерии и экономики», так Афанасий называл свой карьерный рост. Он окончил высшие экономические курсы и стал образованным человеком.

Анна окончила курсы бухгалтеров и медсестер. У нее было два образования, так как в еврейских семьях принято учиться, пока ты не станешь зарабатывать хорошие деньги, чтобы прожить безбедно дальнейшую жизнь. Ее краткого образования хватило, чтобы содержать семью и мужа, пока он учился в институте экономики.

Следом за Гришей умерли родители и Анны, и Афанасия.

Они были похоронены недалеко от их старого дома в Барнауле, где прошло их счастливое детство, и где они научились работать, ходили в школу, которая находилась в самом центре города. Им приходилось добираться туда на телеге, чтобы не увязнуть в грязи.

Таким образом, их желания полностью совпадали с желанием родителей уехать из этого старого, в свое время нового и красивого крова, где время летело так «быстротечно и искрометно», что вся семья никогда не вернулась туда. Итак, за это тяжелое время они заплатили жизнью родителей и старшего сына, чья могила стала для них символом страха и ужаса.

Дети были нормально воспитаны, вежливые, спокойные, симпатичные, особенно…

«Не было никаких особенностей у этих курчавых смазливых чертенят», – так постоянно говорила Анна, когда укладывала их спать, опасаясь, что кто-то из них станет или военным, или инженером, или врачом, что и получилось на самом деле в конечном итоге.

Отличие составляло лишь то, что они были разными в возрасте, но все отлично разбирались в еврейских традициях, отлично владели, кроме русского, тремя языками: украинским, английским и немецким и всегда отмечали и еврейские, и русские праздники всей семьей. Прятались, бегали по дому, искали «афикоман», то есть последний припрятанный кусок хлеба. Никогда не обращали внимания на соседей, а просто отдавали должное их еврейскому богу Варавве. В церковь ходили очень редко, а потом и совсем прекратили.