Москву их отправить учиться.
– Понятно, что в Москву, куда ж еще. А Андрюха?
– Андрюха в Москве, его родители положили в какую-то больницу. У него вроде воспаление легких, но неопасное. Приедет, наверное, на следующий год.
– Слушай… – Мишка запнулся, но продолжил через секунду: – А Витька где?
Сенька помолчал, переглянулся с Женькой.
– Что в гляделки играете? Где он?
– Не знаем, Миш, – ответила Женька.
– Что, так и не объявлялся? Свалил в свою Болгарию, и с концами? Даже к вам не заходил?
– Нет, Миш, мы его не видели. И в Калиново он не приезжал после нашего отъезда.
Мишка сжал зубы и выругался:
– Сволочь, поэт хренов! Нас подбил, а сам в кусты!
– Почему поэт? – не поняла Женька.
– Потому что стихи хорошо читает, с выражением. Вот гнида! И ведь читал-то как, аж за сердце взяло.
– А про что стихи-то? – недоумевала Женька.
– Да что-то про то, как люди умирают из-за наркоманов. Одну строчку я запомнил: «Глаз не в силах увеличить шесть на девять тех, кто умер». А имя того мужика, который их придумал, забыл.
– Бродский.
– Чего?
– Бродский, – пояснил Сенька. – Слушай, Миш, о чем мы говорим, а?
– Про Витьку, мразь такую. Про стихи его долбаные.
– Нет, Миш, про что мы говорим? Про стихи какие-то… Чушь всякую… Как ты здесь, ты же ничего еще не сказал?!
Мишка помолчал.
– А я и не собираюсь говорить, Сень. Нормально. Люди живут, и я выживу. Мне как раз разговоры про вас всех куда нужнее, понимаешь? Потому что я вроде как с вами побывал, другого воздуха глотнул… – Мишка повысил голос. – Потому что мне думать нужно о том, как там Сашка с Колькой учиться будут и как вы вообще живете, а не о том, что я вот здесь, понимаешь, здесь, еще… столько лет буду!!!
– Басманов! – раздался голос