В чистом поле растёт одолень-трава. Одолень-трава! Не я тебя поливал, не я тебя породил, породила тебя мать-сыра земля, поливали тебя девки простоволосые, бабы – самокрутки. Одолей ты злых людей, лиха бы на нас не думали, скверного не мыслили. Отгони ты чародея, ябедника. Одолей мне горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса тёмные. Спрячу я тебя, одолень-трава, у ретивого сердца, во всем пути и во всей дороженьке

/из русского фольклора

Ожидание зимы

Земля промёрзла до звона, и стылый ветер гнал по дороге лохмотья мёртвой листвы. Эта оледеневшая почва для пешехода куда удобней, чем жидкая грязь, в которую, кажется, ещё не так давно превращали землю осенние долгие дожди. Но тоску навевала не меньшую. Даже большую. Грязь вызывала у Петра досаду, а от застывшей в ожидании снега природы веяло унылой безнадежностью. Ждать последних проблесков тепла бессмысленно. Впереди только холод, снег, зима – конец.

Вообще, это чувство бессмысленности его жизни последнее время преследовало мужчину постоянно. Вначале, когда он только вернулся в родную деревню, из которой сбежал пятнадцатилетним подростком, дел было столько, что на мысли не хватало ни сил, не времени. Родительский дом, пустовавший последние годы, требовал хозяйской руки. Поправить крышу, заново застеклить окна, законопатить щели, побелить стены, проверить печь, запасти дров на зиму, прикупить сена – список дел, которые кровь из носа нужно успеть сделать до холодов, казался бесконечным. Тем более, что от помощи односельчан Пётр отказался. Отвык он от людей. От их любопытных, жалостливых взглядов, бесцеремонных расспросов.

Когда Пётр был княжьим телохранителем, с пустым разговором мало кто рискнул бы к нему сунуться. И сам Пётр отличался нелюдимым характером, и охрана княжья из такого любопытствующего потом душу вытрясла бы:

– С какой целью вопросы задаешь? Зачем к телохранителю в друзья набиваешься?

После того, как любопытный претерпевал дотошный допрос и проверку всей подноготной, желание просто так пообщаться с Петром, обычно исчезало.

Вот и вышло так, что после той схватки, где погиб князь и его «верные псы», друзей у Петра не осталось. Все они полегли, защищая князя от прорвавшихся во дворец заговорщиков. Сам-то Пётр чудом выжил, но не боец теперь, не боец… Вот и приполз к остывшему родному очагу зализывать раны.

Нет, молодой княжич оставлял его при дворе, готов был найти ненужному уже телохранителю какую-нибудь символическую должность. Пётр сам не захотел, чтобы его держали, как старого беззубого пса, из жалости.

Иногда он думал, что лучше бы княжич оказался неблагодарным поганцем и выставил бы израненного и ненужного телохранителя, не сумевшего защитить князя, просто на улицу без награды и пенсиона. Тогда Петру пришлось бы не только родительский дом восстанавливать, но и голову ломать, как выжить, как на пропитание заработать. Сейчас же такой заботы не было. Всё, что требуется, спокойно покупал у заезжих купцов и односельчан.

Если бы не скудное хозяйство, Пётр вообще бы мог из дома не выходить. Лежал бы на лавке и глядел в потолок, вновь и вновь перебирая воспоминания. А так, хоть и смешно называть хозяйством приблудного пса, брюхатую кошку и старого жеребца Верного, а всё живые души! Заботы требуют. Вот и вставал утром Пётр, чтобы своего оставшегося боевого товарища обиходить, кашу с мясом для себя и Приблуды сварить, сходить за молоком для кошки в деревню. Его-то дом стоял в стороне, на отшибе. Видно и отец его такой же бирюк был.

Вот и шёл сейчас Пётр по скользкой дороге, крепко прижимая к груди кувшин с молоком для этой хвостатой заразы. Ветер пробирался под одежду, выдувая тепло. Перемёрзнет сейчас, а потом в тепле, разноются старые раны. Их и так сегодня ночью крутило. Видно, к перемене погоды. Да ещё и покойник снился – напарник Емеля. Смеялся, предлагал размяться. Всё, как раньше. Даже просыпаться не хотелось. И идти за молоком и маслом не хотелось. Уж очень промозглые тучи висели в небе, ветер завывал. Но кошка ходила за Петром, бросалась ему в ноги и требовательно орала, выпрашивая привычное лакомство.

– Разбаловал я тебя, Зараза! Вначале, небось, на глаза показаться боялась. Всё по углам пряталась. А сейчас орёшь, что твой командир.

Кошка в ответ смотрела на него немигающим взглядом и орала ещё громче. Она явно готовилась разродиться, искала себе потайное место и на мышей охотиться не могла. Вот и отправился Пётр в деревню, рассудив, что завтра может начаться снегопад, и лучше припасы обновить сегодня.

Чтоб уж в ближайшее время больше не таскаться по холоду, сразу зашёл и к кузнецу, подкупил мяса и колбасы у старосты. Тот недавно забил кабана. Теперь Приблуда, сопровождавший Петра, нервно дёргал носом, когда порыв ветра доносил до него дразнящие запахи от хозяйской котомки.

Пётр вспомнил, как первый раз пёс забрёл к нему во двор. День тогда был почти по-летнему тёплый и Пётр не стал обедать в доме, а зажарил по старой памяти мясо на костре, прямо во дворе. На запах он и пришёл. Худой, кожа да кости, с гноящейся раной на боку. Не рычал, не лаял, не ластился. Только жадно принюхивался и глядел в глаза. На протянутую в его сторону руку предупреждающе приподнял губу, обнажив клыки. Но мясо взял, нехотя вильнув хвостом.

С тех пор Приблуда сам себя определил на службу. Ночью обегал двор, охраняя, сопровождал Петра во всех его выходах из дома, честно отрабатывая свою миску с похлёбкой. За пару осенних месяцев, что пёс провёл с бывшим телохранителем, он окреп и оправился. Уже не походил на доходягу. К этому крепкому взрослому зверю не каждый рискнёт сунуться.

Вечером, когда на улице замело, Пётр порадовался, что не стал откладывать свой поход. Раны крутило так, что выть хотелось. Ветер плакал, и снег стучался в стекло отчаянно, как заблудившийся путник. Пришла зима. Она будет пустой и одинокой. Прошлую он проводил не так: тренировочные бои с товарищами, выходы и выезды с князем. Всё это кончилось и больше не повторится. «И жизнь кончилась», – подумал он, глядя в непроглядную темноту ночи.

Проснулся под утро от пронзительных воплей кошки.

– Чего тебе, Зараза? Иди сюда!

Но кошка не подходила, продолжая орать из сеней. «Похоже, рожает», – понял Пётр и с трудом поднялся. Жемчужный свет, что сочился из окна, тускло освещал комнату. В сенях он обнаружил Заразу, устроившуюся в углу на его пропавшей пару дней назад рубахе.

– Я тебе что, повитуха, что ли? Что ты меня зовёшь?

Но кошке, похоже, нужно было хотя бы присутствие хозяина. Как только Пётр пытался вернуться в комнаты, она вновь принималась орать или жалобно мяукать, не желая оставаться одна. И только когда последний крохотный окровавленный комочек появился на свет, кошка наконец перестала обращать внимание на человека.

Пётр смотрел на эти слепые, беспомощные существа и удивлялся, как слаба, хрупка и бесстрашна Жизнь.

Прежде чем вернуться в дом, он вышел на крыльцо, с трудом открыв дверь. Всё кругом было покрыто снегом. И в этом снегу радостно скакал и валялся Приблуда. Взрослый серьёзный пёс словно превратился в щенка, радуясь новой зиме. Увидев хозяина, он весело оскалился и звонко залаял, приглашая разделить его радость. Невольно Пётр усмехнулся. Белый снег, как чистый лист, ждал, что на нём напишут. Зима – это не смерть. Она пройдёт. Земля отдохнёт и весной вновь пробудится.