– Дети, в школу собирайтесь! – игриво напел мне в ухо приятный женский голос.
– Изыди! – Я двинула рукой, смахнув будильник на пол.
Певунья крякнула, но упрямо закончила:
– Петушок пропел давно!
– Да чтоб тебя с твоим петушком, – сонно пробормотал Колян, после чего опять надолго замолчал, то ли обдумывая, что бы сталось с тем петушком, попадись он в недобрые руки, то ли вновь погрузившись в сон.
А вот певунья не заткнулась. Предусмотрительно отдалившись от моего спального места, она опять завела с теми же издевательски ласковыми интонациями:
– Дети, в школу собирайтесь!
– А ничего, что никому из нас в школу не надо? – Вопрос был риторический, но я придала ему остроту и вес, не глядя метнув на голос выуженную из-под кровати тапку.
Не свою – мужнюю, у нее убойная сила больше.
– Петушок пропел давно! – злорадно проинформировала меня певунья.
От тапки она, зараза, увернулась.
– Будь проклят тот день, когда ты купила этот самоходный будильник! – простонал Колян, накрывая голову подушкой.
Он по опыту знает, что утренняя битва с певуньей может затянуться. Самоходный будильник, опрометчиво приобретенный мною на китайском сайте, только с виду похож на пластмассовую черепашку. На самом деле он дивно резв и проворен, так что для поимки и последующей нейтрализации голосящей певуньи нужно не только пробудиться, но и выбраться из постели, а потом еще совершить аналог утренней пробежки по пересеченной местности, отлавливая увертливую заразу на просторах квартиры.
Собственно, потому-то я и купила этот шедевр электроники. Иначе все наше семейство дрыхло бы до обеда. Сама я нынче вольный писатель, муж мой работает на фрилансе, а сын после девятого класса поступил в колледж столичного университета и учится в нем заочно, так что необходимость подрываться рано утром по сигналу будильника возникает у нас нечасто… Ой, блин! Мне же сегодня нужно быть на планерке в редакции!
– Ладно, не буду тебя убивать, ты все сделала правильно, – скупо похвалила я певчую черепашку, поймав ее в углу прихожей.
Кстати, надо бы полы помыть… Впрочем, об этом позже.
– Кыся, завтрак готовишь ты, я опаздываю! – прокричала я в сторону супружеского ложа, убегая в ванную.
– А что на завтрак? – донеслось из условной детской.
Папа и сын – оба большие любители и ценители завтраков – вступили в дискуссию, от которой я уклонилась. Когда рисуешь стрелки на глазах, не до разговоров, знаете ли. На финише макияжных работ скривить линию на веке – это куда хуже, чем потерять нить беседы. Вот так отвлечешься на обсуждение вопроса, что нынче актуальнее – блины или оладьи, и будет у тебя правый глаз от персонажа японского аниме, а левый – от прищурившегося Чингисхана!
Когда я вышла из ванной, взгляд моих красивых симметричных глаз нашел на столе блюдо с дымящимися оладьями. Левой рукой я сцапала оладушек, в правую благосклонно приняла протянутую мне кофейную кружку. Поблагодарила супруга кивком, сжевала одну вкусняшку, запила ее другой и, уже убегая, привычно поинтересовалась у сына:
– Ну и чьи оладьи лучше?
– Твои, – не обманул моих ожиданий сынище. – Они более пышные и рассыпчатые.
– Да что такое! – взвыл Колян, хлопнув себя по бедрам, кокетливо обернутым моим фартуком с оборочками. – Я же все делаю точно по рецепту! Кыся, признавайся, есть еще какой-то секретный ингредиент?!
– Щепотка истинной любви! – крикнула я, уходя.
В ближайшие десять-пятнадцать лет я не собираюсь признаваться, что вместо куриного яйца кладу в тесто для оладушков ложку майонеза. К тому моменту, когда у нас появятся внуки, я должна поднакопить конкурентных преимуществ. Не хотелось бы, чтобы родные малыши затруднялись с ответом на вопрос бестактных взрослых о том, кого они больше любят – бабушку или дедушку!
Телекомпания, где я от скуки и ради самопиара один раз в неделю веду авторскую программу в прямом эфире, находится в центре города и всего в пяти кварталах от моего дома. Когда у меня есть время, я иду на студию пешком, но на этот раз я опаздывала, поэтому запрыгнула в трамвайчик. Тоже неплохо: пять минут в городском транспорте вполне заменяют обстоятельный опрос общественного мнения, а ведь я еще не успела придумать актуальную тему для следующей программы.
Народ в трамвае горячо обсуждал затянувшийся ремонт одного из городских мостов и вызванные этим обстоятельством пробки на дорогах, а также скрытые и явные угрозы пенсионной реформы. Я сделала сответствующие заметки в блокноте и в редакцию явилась уже во всеоружии, однако мои трамвайные заготовки не пригодились.
– Я придумала вам бомбическую тему, мои котики! – едва дождавшись, пока я сяду рядом с моим напарником Митей Тетеркиным, возвестила Катя Серебрянникова, возглавляющая редакцию информационно-развлекательных программ.
– Ремонт Тургеневского моста, запредельные пробки, пенсионная реформа? – Я скороговоркой перечислила свои варианты, показывая, что подготовилась.
– Ты опять украла у меня реплику! – возмутился Митя.
– Тоже ехал на работу в трамвае? – понятливо уточнила я. – А не надо искать легких путей!
– Так, котики мои, цыц! – Редакторша задорным хлопком убила в воздухе невидимую муху. – Бомбическая тема – дерьмовый маньяк!
Мы с Тетеркиным переглянулись.
– Дерьмовый – это в смысле плохой? – предположил Митя.
– Крайне низко котирующийся по шкале маньяков и ни разу не сексуальный? – подхватила я.
– Нет, нет, не в переносном смысле дерьмовый! – засмеялась Катя. – Буквально! Дерьмо – это его фирменный стиль.
Мы с Митей снова переглянулись и синхронно почесали в затылках.
– Боюсь представить, – пробормотала я. – Он оставляет вместо визитки на месте преступления, пардон, какашки?!
– Бинго! – Катя щелкнула пальцами.
– И чем же они отличаются от других, пардон, какашек, которые у нас на каждом шагу оставляет кто попало? – спросил пытливый Митя, ассоциативно покосившись на свои сияющие лакированные ботинки.
– На них оттиснуты инициалы маньяка, – предположила я.
– Каким образом? – заинтересовался Митя.
– Ну не знаю… Есть же такие кондитерские насадки для крема, которые позволяют формировать из пластичной массы разные фигурки, – задумалась я.
– Из любой массы?
– Из пластичной!
– То есть нужно еще обеспечить массе должную консистенцию? И как-то закрепить насадку…
– И синхронизировать процессы!
– Не понял?
– Ну выдачу массы и, собственно, маньячество!
– А, это чтобы гарантированно сделать фигурку из своей пластичной массы сразу после преступления, а не до или во время его? А то ведь от волнения бывает… – понял Митя. – Однако непростую специализацию выбрал себе наш маньяк!
– Ужасно интересно это слушать, и я понимаю, почему телезрители от вашей пары фанатеют, но вынуждена сказать, что до такого маньяк еще не дошел, – сказала редакторша, не утаив сожаления. – Визитки и розочки из дерьма он не делает.
– А что делает?
Редакторша молча подняла со стола пару бумажных листов на скрепке. Я первой до них дотянулась и начала читку вслух:
– В ночь с первого на второе октября неизвестные художественно вымазали свежими экскрементами свежепобеленную стену многоквартирного дома по улице Захарова, тридцать три, с относительной точностью воспроизведя картину Шишкина «Три медведя». Вот же эстеты!
– Картина называется «Утро в сосновом лесу»! – поправил меня Митя.
– Вот же эстет! – заклеймила я и его.
– Читай дальше, – попросила Катя.
– Так, что тут дальше… Утром второго октября пенсионерка Кострова Мария Никаноровна во время утренней прогулки во дворе дома номер два по улице Индустриальной потеряла свою собаку породы пекинес и через некоторое время нашла ее полностью измазанной свежими экскрементами. – Я подняла глаза на редакторшу. – Измазанной, но живой, я надеюсь?
Катя кивнула и перекрестилась. Она любит маленьких собачек, у нее у самой той-терьер.
– Пекинес, пекинес, – забормотал Митя. – Он же низенький и лохматый? Да такому немудрено испачкаться от макушки до хвоста, с разбегу вляпавшись в свежую коровью лепешку.
– Какие коровьи лепешки в городе?
– Лично мне тут, по-моему, и слоновьи встречались! – Митя скривился и машинально пошаркал ногами о ковер.
– Захарова тридацать три и Индустриальная два – это соседние дворы, – с намеком сообщила Катя.
– Полагаешь, эти случаи связаны? Но как? – Митя задумался.
– Может, художники-экскременталисты бабулькиным пекинесом кисти вытирали? – предположила я. – Жестоко, конечно, но, думаю, эффективно. Маленькие лохматые собачки гигроскопичны и с легкостью заменяют собой обувные щетки…
– И это еще не все! – вмешалась Катя. – Позавчера камера наблюдения у входа в бар «Что-то в мыле» засекла неопределенного пола личность, с размаху вылившую на дверь ведро дерьма. А вчера на празднике уличной еды в городском парке какая-то сволочь вытянула из приготовленных к раздаче хот-догов сосиски и заменила их сухими собачьими какашками!
– С хот-догами – это логично, – хмыкнула я, пока Митя талантливо изображал рвотные позывы. – Интересно, все ли отведавшие угощение заметили разницу?
– Ты порочишь имя местного мясокомбината, это непатриотично, – упрекнула меня редакторша. – Не говоря уж о том, что мясокомбинат честно платит каналу за прокат рекламных роликов, а канал платит тебе зарплату.
– Очень маленькую, – напомнила я. – Я бы сказала – символическую.
– Но вернемся к воистину дерьмовому символизму, – предложил Митя, мудро пресекая назревающую перепалку. – На чем основывается предположение, будто все эти гадости сделал маньяк?
– Кто-то же их сделал? – Катя хищно прищурилась. – Так почему же не маньяк?
– Это могли быть совершенно разные люди! – резонно рассудила я. – Дерьмовую картину на стене нарисовал мечтающий о славе художник-авангардист, гавкучую собачку вывозили в какашках недовольные ее поведением соседи, дверь стрип-бара облил канализационными стоками какой-нибудь ревнитель нравственности, а фаршированные собачьими экскрементами хот-доги – просто дурацкая шутка подростков, хотя, возможно, это гнусные происки конкурентов нашего многоуважаемого мясокомбината, да святится его доброе имя в веках.
– Возможно. – Катя сначала кивнула, а потом с настойчивым намеком заморгала одним глазом. – И все же есть вероятность, что это маньяк! Уверена, телезрители оценят эту версию!
– А-а-а, я понял! – вскричал простодушный Митя. – Ты подтасовываешь факты! Нет никакого маньяка, но есть скандальная тема, которая поднимет наш рейтинг!
– Лично мне такой дерьмовый рейтинг не нужен, – объявила я и встала. – Не хочу мараться.
– Мы тебе платим, – железным голосом пробряцала редакторша.
– Лично мне такой дерьмовый рейтинг и даром не нужен, и за деньги не нужен, – дополнила я свой манифест и ткнула кулачком в спину засидевшегося напарника.
– Мне тоже не нравится эта тема, – неохотно признался Тетеркин и завозился в кресле, имитируя трудный затяжной подъем из него.
– За программу про маньяка мы заплатим ведущим двойную ставку, – сообщила Катя, острым взглядом прочно пригвоздив ерзающего Митю к креслу. – А если ведущий будет работать один за двоих, то получит вчетверо больше!
Митя замер. Потом оглянулся на меня и сделал большие жалобные глаза, в которых отчетливо читалось: «У меня же ипотека, ты помнишь?»
– Творческих вам успехов по-большому! – съязвила я и пошла к выходу.
– Уволю! – крикнула мне в спину Катя.
Я распахнула дверь, картинно замерла на пороге, оглянулась на Митю и нарочито горестно сказала:
– Прощай, Тетеркин! Нам уж не свидеться боле! – после чего нормальным голосом договорила: – Потому что меня совершенно точно не будет в числе тех телезрителей, которые станут смотреть это ваше маниакальное дерьмо.
– Лена! – гневно заорала Катя, но я плотно закрыла за собой дверь в кабинет и обвела пытливым взором группу граждан в приемной.
Отголоски внезапного скандала произвели большое впечатление на разношерстную публику. Секретарша Оленька одинаково округлила глаза и рот. Главный режиссер Гаврилов беззвучно апплодировал. Девочки и мальчики из новостной программы, устало сгорбившиеся на стульях явно в ожидании предстоящего начальственного разноса, подняли головы, взирая на меня недоверчиво и с робким восторгом, как ходоки у Ленина – на перспективный план электрификации всей страны.
– Всех люблю, всех целую, всем пока! – провозгласила я и припечатала сказанное звучным воздушным поцелуем.
– Смотрите, дети! – торжественно изрек главреж Гаврилов, щедро подпустив в голос хрустальной слезы. – Вот так уходят лучшие из нас!
Мальчики и девочки взволнованно завозились, сочувственно забормотали, но я лишь покровительственно улыбнулась им, склонилась к Оленьке в окопчике рабочего стола и прошептала:
– Позвони, когда будут делить квартальную премию.
– Да, но…
– Какие могут быть «но»? Ты же хочешь увидеть свои стихи в новом сборнике?
Оленька торопливо кивнула. Я помахала всем ладошкой и ушла.
Уф-ф-ф!
На дворе была ранняя осень со всеми ее поэтическими прелестями, включая багрец, золото, прохладу и свежесть. Самое время бежать из Мордора на волю вольную!
Бежала я, собственно говоря, не в первый раз и наверняка не в последний.
Руководство нашего городского телеканала в попытках до заоблачных высей поднять рейтинг программ собственного производства не знает удержу и меры, а я дорожу своим добрым именем и профессиональной репутацией, поэтому время от времени вынуждена дистанцироваться от происходящего на голубом экране. Через какое-то время мой демарш забывается, а надобность в хорошем ведущем становится острее того зуба, который держит на меня обидчивое начальство, и тогда меня вновь призывают на телевизионный фронт. Подумав, поспорив и выторговав условия, которые в полной мере никогда не соблюдаются, я возвращаюсь под камеры, потому что за годы работы пиарщиком, журналистом-фрилансером и свободным писателем так и не смогла преодолеть зависимость от прямого эфира.
Кстати, о зависимости. Надо выяснить, что там с публикацией графоманских стишков секретарши Оленьки…
Несколько отдалившись от телевизионного Мордора, я присела на лавочку в уютном сквере с фонтаном и, жмурясь на солнышке, позвонила Ирке.
– Да! Что?! – резко и нервно выдохнула она в трубку в два приема.
– Проблема? – насторожилась я.
– Даже две, и одна из них сейчас лупит другую! – доложила мне лучшая подруга.
– А, ты наблюдаешь за тренировкой? – догадалась я.
Недавно Ирка сдала своих неукротимых отпрысков – пятилетних близнецов Масяню и Манюню – в секцию восточных единоборств, и теперь неизбежные потасовки между мальцами проходят под чутким руководством хладнокровного тренера.
– Лучше бы не наблюдала, – вздохнула подружка. – С трудом остаюсь безучастной! Ужасно хочется перестать быть зрителем, броситься в гущу битвы, растащить противников по разным углам и самой надавать оплеух и им, и тренеру!
– Это было бы крайне непедагогично, – хихикнула я. – Поэтому повернись к битве спиной и переключись со спортивного канала на культурный. Я хотела спросить, как дела с твоей книжкой?
– Как мило, что ты этим интересуешься! – желчно молвила Ирка. – И это после того, как сама же наотрез отказалась рекомендовать мой поэтический труд своим издателям!
– Ты прекрасно знаешь, что мои издатели печатают детективы, – устало – потому что примерно в сотый раз – напомнила я.
– Да, да, а стихи вообще никто не печатает, поэтому я вынуждена издавать книжку за свой счет!
– Тем самым делая большое доброе дело и внося немалый вклад в высокое искусство стихосложения. – Я пустила в ход беспардонную лесть.
– Как настоящий меченос… Мезазой… Мизантроп…
– Меценат, – услужливо подсказала я склеротичке правильное слово.
– Точно! – Подружкин голос в трубке подобрел. – Иногда кому-то надо становиться меценатом… О, да это же стихи!
И она продекламировала с драматическим завыванием, которое напомнило мне о зимней вьюге и заставило поежиться:
– Иногда кому-то надо
Становиться меценатом,
Потому что без него
Не издали б ничего!
– Прекрасно, так что там с изданием чего-то? – Я решительно перерезала пуповину родившему экспромту.
– Ну сейчас над текстами работает корректор, и еще я жду ответа от пары авторов, не определившихся с участием, – нормальным голосом сообщила подружка.
– Ответа и денег? – уточнила я.
– Да, и денег тоже! – с вызовом ответила Ирка. – Это же не моя личная книжка, в сборнике будет полтора десятка местных авторов, и я одна эту групповуху не вывезу. Как говорилось в одном рассказе Олега Генри, Бонифацию не снести двоих.
– Буцефалу, – поправила я, вздохнув. – И О. Генри никакой не Олег. Просто О.
– Нет такого имени! – не поверила Ирка. – Или он китаец?
– Он не китаец. – Я снова вздохнула.
Ну что тут поделаешь? Моя лучшая подруга – не великий знаток мировой литературы, зато изрядный графоман и плагиатор. Стихи она пишет плохие, но в этом есть и моя вина: если бы не моя писательская слава, ревнивая Ирка вообще не потянулась бы к перу.
– Почитаешь мне что-нибудь из своего нового? – попросила я, ответственно сознавая, каков он – суровый долг дружбы.
– С удовольствием! – обрадовалась поэтесса. – Но может, лучше не по телефону? Мы с гавриками планируем после тренировки в плюшечную заглянуть, приглашаю тебя к нам присоединиться. Я давно заметила, что натощак ты мои стихи воспринимаешь гораздо хуже, чем на полный желудок.
– Это относится ко всем стихам без исключения, так что в этом смысле ты абсолютно равноправна с Рильке и Бодлером, – заверила я ее.
– Бодлер – это который про Одиссея написал, я помню, а Рильке кто такой?
– Тоже поэт, – уклончиво ответила я, из деликатности «не заметив» неправомерную замену Бодлером Гомера.
– Как я? – горделиво поинтересовалась подружка.
– Как Гомер, – ответила я, продолжая прокачивать ценный навык уклончивости.
– Как мы с Гомером, – самодовольно резюмировала Ирка. – Короче, мы ждем тебя в плюшечной у Ангела через полчаса.
– Буду! – пообещала я и отключилась.
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Цыганочка без выхода», автора Елены Логуновой. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Иронические детективы». Произведение затрагивает такие темы, как «частное расследование», «загадочные убийства». Книга «Цыганочка без выхода» была написана в 2019 и издана в 2019 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке