Максимилиан Робеспьер с портфелем подмышкой, в старомодном накрахмаленном парике, щегольском темно-синем сюртуке, бежевых, чуть ниже колен панталонах, белоснежных шелковых чулках и туфлях с начищенными до блеска пряжками, возник на пороге Зеленой комнаты, встреченный шумными приветствиями. Скромный и даже как будто застенчивый тридцатишестилетний адвокат из Арраса с тихим голосом, бесцветными глазами и землистым цветом лица был кумиром парижан и одним из лидеров Якобинского клуба, самого посещаемого из всех клубов республики.

– Прекрасно, – довольно пробормотал Сен-Жюст. – Теперь все в сборе. Я оставлю вас, – обратился он к собеседникам. – Рад, что мы поняли друг друга.

Подойдя к окруженному коллегами Робеспьеру, принимавшему поздравления с выздоровлением, Сен-Жюст приветливо кивнул ему.

– Рад тебя видеть, – только и сказал он.

– Слышал о твоем избрании председателем Конвента, – ответил Робеспьер, слегка улыбнувшись. – Мои поздравления.

Больше ни слова при посторонних. Сен-Жюст, помедлив, едва заметно мотнул головой в сторону, приглашая Робеспьера присоединиться к нему, и направился к самому дальнему окну, возле которого за столом расположились три секретаря Комитета общей безопасности.

Робеспьер поблагодарил коллег за радушный прием и последовал за ним.

– Граждане, – обратился Сен-Жюст к секретарям, – оставьте нас на пару минут.

Те послушно встали и отошли к соседнему столу.

– Я уже думал, что ты не придешь, – заговорил Сен-Жюст, понизив голос.

– Я встретил Вадье и Амара на лестнице. О чем это они там шепчутся? – Робеспьер сделал вид, что не расслышал замечания собеседника.

– Понятия не имею, – небрежно бросил Сен-Жюст. – Их секреты меня не интересуют. Куда больше меня заботит, чью сторону ты намерен принять сегодня.

– Опасаешься, что мы окажемся по разные стороны барьера, Антуан? – прищурившись, спросил Робеспьер.

– Надеюсь, ты в курсе, о чем пойдет речь?

– Я знаю, что тебе нужно, – Робеспьер положил портфель на стол и поправил очки. – Ты хочешь голову Демулена. Я уже говорил тебе, что не готов жертвовать друзьями. У меня их почти не осталось. Мы с Камиллом слишком долго знаем друг друга, чтобы я мог сомневаться в его патриотизме.

– Ты читал его газету, – зашипел Сен-Жюст, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. – По-твоему, это мысли патриота?!

– Он уже несколько недель ничего не пишет. И не напишет, можешь мне поверить, – заверил Робеспьер. – Камилл не опасен для республики.

– А Дантон? – возразил молодой человек. – Он тоже безобиден?

– Дантон – другое дело. Но Дантон нам сейчас крайне необходим. Эбер с его экстремистскими требованиями – вот наш главный враг. Дантон и Камилл действуют в наших интересах, взяв борьбу с ним на себя. Разобьем Эбера – тогда посмотрим.

– Тогда будет слишком поздно, – ответил Сен-Жюст. – Надо решать сейчас, сегодня. Для этого мы и собрались.

– Видно будет, – холодно заключил Робеспьер и потянулся к портфелю.

– Комитет безопасности встанет на мою сторону, – заверил Сен-Жюст. – Половина Комитета спасения тоже. Ты останешься в меньшинстве.

– Не уверен, – бросил Робеспьер и, желая покончить с тяготившим его разговором, посмотрел на часы. – Четверть десятого. Пора бы начинать.

Он направился к своему месту, призывая собравшихся последовать его примеру.

Вадье и Амар вошли в Зеленую комнату в сопровождении еще нескольких членов Комитета безопасности, прибывших только что.

Сен-Жюст занял место между Барером и Бийо-Варенном, рядом с последним примостился его товарищ Колло д’Эрбуа. Члены Комитета общей безопасности расположились вокруг своего председателя Вадье. Секретари уселись за дальними столами.

– Удалось чего-нибудь добиться от Робеспьера? – шепнул Барер на ухо Сен-Жюсту.

Тот лишь покачал головой.

– Дорогие коллеги! – Бийо-Варенн возвысил голос, стараясь перекричать громкую тишину, воцарившуюся в Зеленой комнате и составившуюся из перешептываний двух десятков человек.

Члены Комитетов замолчали и поcмотрели на говорившего.

– Чтобы резюмировать цель чрезвычайного заседания двух правительственных Комитетов, о которой вы уже, безусловно, догадываетесь, предлагаю предоставить слово Сен-Жюсту, приготовившему несколько интересных предложений, которые будут вынесены на обсуждение Комитетов.

Сен-Жюст кинул Бийо благодарный взгляд. Тот ответил ему ободряющей улыбкой. Они поняли, что в этой партии играют на одной стороне.

Молодой человек поднялся и заговорил строгим и несколько высокомерным тоном, каким учитель обычно объясняет урок ученикам:

– Дорогие коллеги, ситуация, в которой находится республика, крайне тяжела. После первых побед французские армии с трудом удерживают отвоеванные позиции, солдаты нуждаются в самом необходимом – обуви, продовольствии, оружии. Но главным нашим врагом является вовсе не неприятельская армия. Враги, действующие внутри страны, куда опаснее врагов внешних. Именно они распространяют ложные слухи, порочащие республику, плетут интриги с целью уничтожить революционное правительство и настраивают население против Конвента и его Комитетов. Франция наводнена шпионами Англии, английское золото подрывает курс ассигнатов, подкупает чиновников и даже депутатов Национального конвента. Продовольственная проблема в городах порождает недовольство, которым пользуются агитаторы-экстремисты, настраивая народ против правительственных Комитетов.

Он сделал паузу и окинул внимательным взглядом собравшихся, словно выискивая, не скрываются ли продажные слуги народа и среди членов Комитетов.

– Но, – продолжил Сен-Жюст, возвышая голос, – еще опаснее этих шпионов те, кто называют себя революционерами, пряча под маской патриотизма и любви к отечеству планы по уничтожению свободы; те, кто сеет раздор в Конвенте и издает газеты, призывая сменить правительство, – быстрый взгляд в сторону Робеспьера. – И неважно, исходит этот призыв от тех, кто, вместе с Эбером, требует усилить террор и заставить гильотину работать с удвоенной силой, или от тех, кто, подобно Дантону, ратует за разрушение тюрем и освобождение подозрительных, оказавшихся там в результате бдительности Комитета общей безопасности, – короткий кивок в сторону Вадье, тонко улыбнувшегося комплименту. – Именно эти две фракции, две преступные клики, одна из которых заседает среди вас в Конвенте, а другая оккупировала Парижский муниципалитет, представляют самую серьезную угрозу для республики и торжества свободы. Уже несколько месяцев в прессе и на трибунах революционных клубов мы наблюдаем дуэль эбертистов и дантонистов. Наблюдаем молча, снисходительно, проявляя тем самым слабость к друзьям и коллегам, примыкающим к этим группировкам.

Сен-Жюст замолчал и посмотрел на Робеспьера. Тот сидел, положив локти на стол и сжав виски кончиками пальцев. Его неподвижный взгляд был устремлен в пустоту.

– Пора покончить с преступным молчанием, с немым ожиданием, кто же одержит верх в этой жестокой борьбе, – продолжал оратор. – Комитеты не имеют права и дальше оставаться в стороне.

Правители согласно закивали.

– Именно с целью нарушить нейтралитет Комитетов в борьбе фракций мы и собрались сегодня, – подытожил молодой человек. – Нам необходимо принять решение, каким образом и на чьей стороне мы включимся в игру. От этого решения зависит не только судьба революционного правительства и ваша судьба как его членов, но и судьба Французской республики, свобода и счастье нации.

Красивый финал, поздравил себя Сен-Жюст и опустился на стул.

– Прекрасные слова! Лучше и не скажешь! – раздалось несколько голосов.

– Насколько я могу судить, – медленно, подбирая каждое слово, заговорил Робеспьер, когда возбуждение, вызванное коротким выступлением оратора, стихло, – у тебя готовы предложения, как должны поступить Комитеты. Интересно было бы их послушать.

Сен-Жюст движением головы отбросил со лба прядь волос и с вызовом посмотрел на Робеспьера.

– Да, у меня есть предложения! – сказал он. – С этими предложениями я ознакомил некоторых коллег из Комитета общественного спасения и встретил полную их поддержку.

Он посмотрел, ища подтверждения своим словам, направо, где сидели Колло и Бийо, и налево, где вальяжно раскинулся Барер. Все трое ответили кивком головы.

– Дозволь же и нам услышать, что ты предлагаешь, – все так же спокойно, даже слишком спокойно попросил Робеспьер.

– Ну что ж, – Сен-Жюст набрал воздух в легкие и шумно выдохнул. – Я убежден, что Комитеты должны разгромить обе фракции. Дантонисты с призывами к всеобщему милосердию не менее опасны, чем эберисты с идеей утопить Францию в крови. Пока в республике останется хоть одна воля, отличная от воли правительственных Комитетов, свобода не восторжествует.

– Интере-есно, – протянул Робеспьер. – И все члены Комитетов согласны с этим? – он обвел присутствующих испытующим взглядом.

– Я согласен, – откликнулся Барер, верный своему слову.

– Я тоже, – подхватил Колло.

– И я, – раздался голос Бийо-Варенна.

– Комитет общей безопасности разделяет мнение Сен-Жюста, – ответил Вадье за весь свой Комитет, дав в очередной раз понять, что именно он – и он один – определяет политику главного полицейского органа республики.

– В принципе, мы все согласны с этим предложением, – раздался громкий, хорошо поставленный голос Лазаря Карно, выделявшегося среди коллег военной выправкой, немедленно выдававшей в нем выпускника Военно-инженерного училища. – Однако мне хотелось бы напомнить, с какими противниками нам предстоит столкнуться, включись мы сейчас в борьбу фракций. Думаю, каждый из вас помнит, что Дантон еще не потерпел ни одного поражения на трибуне и что Демулен пользуется безусловным авторитетом у депутатов, а его газета продается…

– Продавалась, – поправил Сен-Жюст.

– Пусть так, – кивнул Карно, одарив коллегу злым взглядом. – …Продавалась огромным тиражом. Сен-Жюст совершенно справедливо напомнил, что за Эбером стоит весь Парижский муниципалитет, тот самый муниципалитет, который сверг с престола Людовика XVI и настоял на изгнании из Конвента, а затем и казни двух десятков депутатов от Жиронды еще каких-то полгода назад. Отдаешь ли ты себе отчет, Сен-Жюст, что, выступив разом против обеих фракций, ты объединишь их лидеров против Комитетов? Случись это, я не ручаюсь за голову ни одного из нас.

– Ты, как всегда, разумен и осторожен, Карно! – воскликнул Бийо, и в этом возгласе слышался вовсе не комплимент.

– Кому-то надо быть осторожным, – вступился за Карно его помощник по Военному бюро тридцатилетний Клод Приер, обладатель приятной наружности и не менее приятного голоса, действовавшего успокаивающе среди самых жарких диспутов, которых Зеленой комнате пришлось повидать немало. – Поспешность никогда не была добродетелью политиков.

– Зато стремительность всегда была добродетелью революционеров, – все больше распалялся Бийо.

– Выступить сразу против обеих фракций – это безумие, – все так же тихо проговорил Робеспьер. – Выступить против Дантона сейчас, когда он так успешно борется против Эбера, – еще большее безумие. Я поддерживаю Карно: осторожность превыше всего.

– Малейшее промедление гибельно для Комитетов, – возразил Барер. – Еще немного – и мы потеряем возможность влиять на события. Кстати, где гарантия, что Дантон одержит верх над Эбером, а не наоборот? У Коммуны Парижа есть надежный способ расправиться с неугодными депутатами: осадить Конвент и потребовать их выдачи народу. Мы уже видели это на примере жирондистов. Подобного произвола больше допускать нельзя!

– Согласен, – кивнул Робеспьер. – Но объявлением войны Эберу мы не предотвратим восстания Коммуны, скорее, напротив, только сильнее разожжем едва теплющийся костер мятежа.

– Никто и не говорит об открытом объявлении войны, – возвысил голос Сен-Жюст. – Никто не говорит о борьбе против двух фракций одновременно. Разом выступить против эбертистов и дантонистов означало бы заставить их сплотиться против Комитетов, как верно заметил Карно. Фракции надо разбивать поодиночке. И для этого вовсе не обязательно открыто заявлять о поддержке одной из них и объявлять войну другой.

Молча наблюдая за разногласиями членов Комитета общественного спасения, Вадье мысленно поздравил себя с тем, что в его ведомстве ничего подобного произойти бы не могло. Недаром члены Комитета общей безопасности молча ожидали, к кому примкнет их председатель, чтобы затем единогласно поддержать его.

– Каковы твои конкретные предложения? – спросил Робеспьер.

– Наносить скрытые удары по обеим кликам, чтобы ни одна из них не чувствовала за собой поддержку Комитетов, и в то же время предлагать меры, более популярные, чем те, что предлагают наши противники, – ответил Сен-Жюст.

– Нет, так не пойдет, – вступил наконец Вадье, с лисьей улыбкой обводя взглядом собравшихся. – Затевая игру в кошки-мышки, мы должны выбрать, кого поразить первым. Играя однвременно на два фронта и нанося удары по обеим фракциям, мы и сами не заметим, как будем втянуты в бесконечную борьбу интересов. Подобная политика опасна для нашего собственного единства. Нам надо решить сегодня раз и навсегда, в какой последовательности мы собираемся уничтожать фракции. Разбив одну из них с помощью другой, можно будет приняться за вторую. Только так мы сохраним гармонию в правительстве.

Это предложение было, безусловно, мудро. Барер обменялся с Вадье понимающим взглядом. Карно одобрил его слова решительным кивком головы. Сен-Жюст постарался скрыть довольную улыбку: предложение Вадье полностью соответствовало его собственным представлениям о стратегии Комитетов. Робеспьер молчал, закусив нижнюю губу и не поднимая глаз от лежащего перед ним портфеля.

– С кого предлагаешь начать ты, Вадье? – глухо спросил Карно, нарушив повисшую паузу.

– С Дантона, – приговор Великого инквизитора был безапелляционен.

– Кто бы сомневался, – еле слышно прошептал Сен-Жюст.

Все взгляды, как один, устремились на Максимилиана Робеспьера. Тот медленно поднял голову от стола и в упор посмотрел на Вадье.

– Это было бы большой ошибкой, – только и сказал он.

– Ты предпочитаешь оставить его в живых, это очевидно! – закричал Колло д’Эрбуа, страстно ненавидевший Дантона.

– Так не получится, Робеспьер, – вмешался Бийо. – Помочь одной фракции одержать победу над другой и затем позволить ей наслаждаться плодами этой победы означает усилить ее и сделать серьезным противником революционного правительства. Слишком большой риск.

– Я не сказал, что отказываюсь выступать против Дантона, – возразил Робеспьер. – Я лишь сказал, что начать с дантонистов было бы серьезной ошибкой.

– Ну что ж, – пожал плечами Барер. – Начем с Эбера. В конце концов, какая разница?

– Разница колоссальна! – с пылом отозвался Робеспьер. – Свалить Дантона мы сможем и без помощи Эбера, а вот выступить в одиночестве против усилившихся после гибели Дантона эбертистов – вряд ли. Нам необходима помощь умеренных для победы над экстремистами.

– Какие гарантии мы получим, что, расправившись с Эбером, ты станешь помогать нам в борьбе с Дантоном? – подозрительно спросил Амар, правая рука Вадье, все это время молча сидевший рядом с шефом. Ни для кого не было секретом, с какой ненавистью относились эти двое к Народному трибуну, как именовали Дантона в Конвенте.

– В яблочко! – пробормотал Сен-Жюст.

Барер, расслышавший эти слова, понимающе улыбнулся.

– Мои главные гарантии – воля к свободе и любовь к отечеству, – надменно проговорил Робеспьер, смерив Амара презрительным взглядом. – Еще никто и никогда не получал возможности усомниться в моих чувствах к республике. Если Дантон препятствует счастью французского народа, я первым выступлю против него.

Вадье наклонился к Амару и зашептал ему что-то на ухо. Тот слушал сосредоточенно, периодически кивая.

– Комитет общей безопасности согласен включиться в борьбу фракций на стороне дантонистов при условии, что наш докладчик выступит в Конвенте с разоблачением наводнивших страну заговоров, – озвучил Амар позицию своего Комитета, вернее, позицию его председателя.

– В этом нет необходимости, – отозвался Карно, относившийся куда с большей симпатией к умеренным, чем к экстремистам. – К чему раньше времени раскрывать наши карты?

– А почему бы и нет? – воскликнул Колло. – Достаточно лишь, чтобы ваш докладчик говорил от имени одного Комитета общей безопасности. В конце концов, заговоры – это ваша епархия.

– Я против, – возразил Робеспьер. – Доклад должен быть сделан от имени обоих Комитетов, и сейчас слишком рано.

– Я согласен с Робеспьером, – сказал Карно.

– Если такой ценой мы получим поддержку Комитета безопасности, я не стану возражать, – откликнулся Барер.

– Мой Комитет принимает равное участие в борьбе с врагами республики, – проговорил Вадье. – И он имеет такое же право на публичные выступления, как и Комитет общественного спасения. Мы готовы выступить против Эбера лишь на этом условии.

– Нам остается только уповать, что доклад будет направлен на достижение нашей общей цели, – с легкой издевкой отозвался Сен-Жюст. – Но что-то подсказывает мне, что Комитет безопасности воспользуется трибуной исключительно для того, чтобы в очередной раз подчеркнуть свою значимость для…

Он не договорил, почувствовав на себе напряженный взгляд членов правительственных Комитетов. Он сказал слишком много и понял это. Сейчас не время разжигать огонь ревности и соперничества между двумя органами управления.

– О чем вы намерены доложить Конвенту? – обратился Барер к Вадье, пытаясь замять неловкость.

– Мы подготовим почву для более конкретной атаки против эбертистов и в то же время дадим понять дантонистам, что не собираемся терпеть снисхождения к врагам республики, – ответил Вадье. – Если ты опасаешься, что мы вторгнемся в сферу твоих интересов, Сен-Жюст, можешь не волноваться. Обвинительную речь мы оставим тебе, – добавил он, криво усмехнувшись.

Сен-Жюст предпочел промолчать.

– Что ж, если по-другому твоей поддержки не добиться, Вадье, черт с тобой, – сухо проговорил Робеспьер.

Вадье растянул губы в довольной улыбке.

– При одном условии, – добавил Неподкупный. Улыбка немедленно слетела с уст главы политической полиции. – В этом докладе не должно быть названо ни одного имени: ни Эбера, ни Дантона, ни тем более Камилла Демулена. Ты даешь мне слово?

– Ты действительно рассчитываешь сберечь Демулена?! – Сен-Жюст больше не скрывал своего раздражения. – Неужели ты еще не понял, что он будет скошен той же косой, что и Дантон?! Они слишком тесно связаны друг с другом!

– Замолчи! – резко оборвал его Робеспьер. – Твоя ненависть к Камиллу всем известна. Так ты согласен? – обернулся он к Вадье.

– Да, – ответил тот. – Для имен слишком рано. Хотя Сен-Жюст прав: при падении Дантона падение Демулена неминуемо.

– Это мы еще увидим, – неопределенно отмахнулся Робеспьер.

– Итак, решение принято, – торжественно проговорил Барер, поднимаясь со своего места. – Комитеты включаются в борьбу фракций на стороне умеренных, поставив при этом целью поразить обе группировки. Комитет общей безопасности представит доклад… – он запнулся и обратился к Амару: – Ты будешь докладчиком?

– Я предлагаю поручить доклад Дюбаррану, – ответил за него Вадье. – Что скажешь? Я готов помочь, – эти слова обращались уже к потенциальному докладчику, сидевшему чуть в отдалении от своего председателя. Тридцатитрехлетний Жозеф Дюбарран не был блестящим оратором, но заслужил репутацию безжалостного служителя суровых законов республики, за что пользовался особой благосклонностью Вадье.