Да, я люблю читать про психов. Но с каким же трудом далась мне эта книга… Вернее, первая её треть. Лишь ближе к середине отдельные обрывочные фрагменты, истории жизней разных людей начали связываться в общую картину (метафора более чем уместна: трое главных героев – художники, но и говорит не в пользу авторши, которой писать картины, во всяком случае, с первых попыток, не дано). Всё разваливалось, рассыпалось, улетало, только было про спившуюся Маниту, вдруг, непонятно с чего, начался огромный кусок про детство Беньямина, и ты даже не понимаешь, что это один из заточенных в психушку больных, потому что про это авторша ещё не сказала. Иная книга бывает ужасно хорошо написана, так хорошо, что тебе не важно, если до каких-то пор неясно, как связаны отдельные персонаи, истории. Помню, как я читала «Канарейку» Рубиной: две истории о совершенно разных семьях, городах, велись параллельно, не соприкасаясь и не пересекаясь – но таким замечательным слогом и сами по себе столь увлекательны и живы, что мысль об их связи не зудела над каждым ухом. Здесь же, увы, всё иначе.
Чем толще книга, тем больше шансов у неё мне зайти, это правда. И к концу стало быстрее читать и легче, и интереснее, и переживания за героев начались, но… а если бы авторша вздумала вместо романа написать бы рассказ об этом? Прогорела бы? Со мной, во всяком случае, у её рассказа романа бы не вышло.
Суть же романа в том, как живут люди в психушках. И больные, и условно больные (если не был больным, то станешь, литию тебе побольше, да на электрошок), и врачи, которые, если не маньяки-вампиры, как Запускаев, то тоже плохо кончают. Потихоньку сходят с ума от осознания всей несправедливости и безнадёжности в «лучшей в мире стране», как Сур (ах ты ж чорт, его же в итоге и обезглазили, этого единственного нормального, человечного врача), становятся жертвами своих пациентов, как Люба (вообще жуткая история, после которой я с месяц не брала в руки книгу, устроив себе глобальный перерыв: влюбившись в психа и выписав его, та выходит за него замуж, а после он сбрасывает с балкона её вместе с зачатым уже ребёнком, своего сына, взятого в семью обратно из детдома, и прыгает сам), превращаются в бессовестное быдло, как Боланд, обокравший и подсидевший своего учителя, или, как Зайцев, становятся жертвами бессовестных учеников. Что же до пациентов, то часть из них – политические. Часть – алкоголики с начавшейся шизофренией, часть – совсем шизофреники. Только бывают просветления, которых не замечают доктора, и продолжают колоть лекарства, а бывают помутнения – и чаще всего от тог же дурного обращения. Кстати, с детства всегда мучил вопрос: как же больной человек сможет выздороветь в больнице, где вокруг совершенно чужие люди, доктора, которым плевать на тебя, и больные рядом в палате, глядя на которых не возникнет мотивации к выздоровлению. Возможно, это конкретно мне особенно важно, чтобы рядом были близкие люди, когда совсем плохо, возможно, вопрос этот возник именно оттого, что в детстве я в больнице не бывал, а мог только её представлять (полтора года не в счёт, очень немногое оттуда помню, да и был, в конце концов, с мамой). И, возвращаясь к сумасшедшим, не могу не привести цитату, оченно к месту подходящую (за которую спасибо Дзере, надо бы и самому почитать. Достал я своих побокальников воплями о «Безумии», пока читал.):
Безумные не всегда городят несусветицу, подчас и дело говорят, но, боже мой, разве они выбирают, что сказать?
М. Отеро Сильва «Пятеро, которые молчали»
Именно поэтому не стоит считать «беленькими» больных и выпускать их. Да, отношение должно быть другим, да, лечение – тоже, но иначе повторится случай Любы.
Когда умирает очередной больной – жалко: всё-таки жизнь же была, с которой ты успел сродниться (вред лично мне от толстых книг), которой сколько-нибудь интересовался и как-никак ожидал продолжения. Все они там интересные, эти персонажи. Вот только тех не жалко, кого уговорила Манита со своими внезапно открывшимися способностями гипноза – они сами выбрали уйти в лучший мир, и потому это как бы не убийство.
Вообще режет меня это слово, сочетание звуков: Манита. Странное сокращение от Маргариты. Против воли вспоминается пелевинский «Снафф» с его манитусом и прочими производными.
Да, жизнь сложная, да, жизнь жуткая, да, у всех нелёгкая, но это лишь в конце нам становится известно – что Манитину бабушку на глазах у её дочери застрелил в гражданскую войну дед, а на Манитину мать написал докладную в органы её отец (сходная история, снова предательство со стороны мужа!), и что вообще в Манитином детстве имело место изнасилование отцом, о чём она старательно забыла – факт отцовского насилия также не в плюсы авторше: избито.
И только Колю выписали, который Манитку «обманул и с ней не пошёл», потому что у него семья. И правильно сделал.