– Ларчик, ларчик, а что у тебя внутри? – спросила Алевтина, три раза обойдя вокруг стола, где на постеленной старой газете стояла железная шкатулка, закрытая на врезной замок.
– Золото и бриллианты! – подсказал Руслан.
– A может, культурные ценности, – предположил Нестор.
– A может, язычники в нём петуха похоронили? – усмехнулся Володя. – A чего? С них станется!
– Да чего гадать-то? – сказал Орлов. – Надо вскрыть и посмотреть.
– A как ты его вскроешь? Это ж тебе не консервная банка! – заметил Володя. – Тут слесарь нужен.
– Я прошу прощения, – вмешалась Лиза. – Но, может быть, вы сперва моего жениха отвезёте в больницу? A потом ищите себе слесаря хоть до греческих календ!
– Ты подожди, Лиз! – остановил её Олег. – Тут такое дело… Если там клад, то его по закону нужно государству сдать. Поэтому лучше сразу ящик вскрыть, чтобы потом второй раз никуда не ездить.
– A ты, молодогвардеец, всегда такой… – начал Орлов.
– Честный и законопослушный, – закончила за него Лиза.
– Дурной и непрактичный, – не остался в долгу Орлов.
– Всегда! – заявил Олег.
– Понятно. A может, просто поделим по-джентльменски, баш на баш? Это всяко больше, чем двадцать пять процентов от государства. Тебе что, деньги на свадьбу не нужны?
– Конечно, нужны! Но я всё равно на это не пойду. Неправильно это, нечестно.
– Ну ты ещё предложи ему «пулю» расписать! – язвительно вставил Володя.
У Орлова сразу же загорелись глаза, а в кармане отыскалась колода карт.
– A и правда, давай распишем «гусарика» на двоих? – подмигнул он Олегу, тасуя колоду.
– Ты даже не вздумай с ним играть на интерес! Без штанов останешься… уж я-то знаю! – предупредил Олега Володя. – Тоже мне – связался чёрт с младенцем!
– Сам ты чёрт! – обругал его Орлов.
– Это кто тут младенец?! – возмутился Олег.
– Это значит – да? – спросил Орлов.
– Это значит – нет, – ответил Олег.
– Может, тогда «козла» забьём?
– Нет!
– Монетку кинем?
– Нет, сказал же!
– Слушай, отстань ты от парня! – снова вмешался Володя. – Видишь – не уступит он. Как говорят у нас в народе, нашла коса на камень!
– Ладно, – пожал плечами Орлов. – Вижу, что вы тут все против меня на одну лапу. Ещё бы знать, ради чего весь сыр-бор. A может, там вообще пустышка?
– Да нет, что-то гремело внутри.
– Мам, шпильку дай! – вдруг попросил Руслан. – A лучше две.
– На, держи, – ответила ему Яна Лаврентьевна, вынув шпильку из волос.
– Хороший мальчик! – похвалил Орлов Руслана, увидев, как быстро и умело тот вскрыл замок железного ящика.
– Ты где такому научился? – удивился Нестор.
– Где-где… У лиговской шпаны! – ответил ему сын.
– A если серьёзно? Не в школе же, на уроках труда?
– Пап, ну чего ты опять до меня докопался? Вот и помогай после этого людям! Причём даже не за долю, а просто по доброте душевной!
– Нет, а всё-таки? Или я чего-то о тебе не знаю?
– Ладно, мы с этим потом разберёмся, на семейном совете, – вмешалась Яна чтобы замять назревающий скандал. – Давайте уже глянем, что в этом ларце!
Достав и разложив на столе содержимое железного ящика, Володя потёр затылок и бросил взгляд на Орлова:
– Да это, похоже, привет с того света…
– Ну вот, что я говорил – золото и бриллианты! – обрадовался Руслан.
– Ну, золото как золото – всё новодел, а бриллианты там даже рядом не лежали, – сказал заметно помрачневший Орлов, перебирая женские украшения. – A вот серебро старинное, тут работа стоит дороже, чем сам материал. A что здесь? Ты гляди-ка!
Орлов развернул завязанный узелком платок с вышитыми в углу инициалами «К. К.»: в нём лежали военные награды разных времён – от георгиевского креста, похожего на тот, что Лиза с Олегом видели на старинной фотографии, – до фронтовых медалей Великой Отечественной войны. A на самом дне ларца они нашли патроны, завёрнутые в промасленную бумагу, финский нож-пуукко с наборной рукоятью и ещё один длинный клинок, уложенный внизу по диагонали.
– Ну теперь-то вопрос решённый, – объявил Олег. – Не знаю, как царские награды, а советские нужно сдать в военкомат, если наследников нет. Я так думаю. Ну а патроны и холодное оружие – ясное дело, в милицию.
– Да это точно деда карьялайненовского награды! – воскликнул Володя. – И орденские планки тут – он как раз такие носил, я точно помню. За Берлин, за Прагу, за Варшаву, за Будапешт…
– Зачётный ножик! – заметил Руслан, разглядывая длинный клинок.
– Это не ножик. Это артиллерийский кинжал образца 1907-го года, – ответил ему Орлов.
– Этот предмет иначе называется «бебут», – порывшись в памяти, уточнила Лиза.
– Да, – подытожила Яна, – вещь старинная, наверняка немалой исторической ценности. Такую находку необходимо сдать в музей вместе с георгиевским крестом.
– A где у нас в райцентре музей? – наморщил лоб Володя. – Это надо в Петрозаводск ехать, а ближе я не знаю. Так что давай, орёл, расправляй крылья – и с попутным ветром двести вёрст туда, двести обратно! A всего-то нужно было траву скосить.
– Да хорош уже, захлопни патефон! – оборвал его Орлов, ещё раз взглянул на найденный в земле клад и махнул рукой, обращаясь к Олегу: – Ладно, делай с ним, что хочешь! Тебе счастья привалило – тебе и карты в цвет и в масть!
Уже сидя в машине справа от водителя, Олег, сам не зная почему, задал ему вопрос:
– A как звали ту девушку? Которая раньше в доме жила? Это ведь её шкатулка?
– A я что, помню? – равнодушно бросил Орлов и снова приложился к своей фляге. – Это надо документы на дом поднимать и там смотреть. A ты с чего вдруг интересуешься?
– Да так, ни с чего, – ответил Олег, постеснявшись рассказать про свой сон. A потом он решил перевести разговор на другую тему: – Может, вам не стоит так напиваться? Дорога-то впереди неблизкая.
– Зря волнуешься, – выдохнул Орлов, отхлебнув новый глоток спирта. – Вовка правильно сказал: я за рулём не хромаю.
– Вообще-то, – заметил Олег, – ваша толерантность к этанолу – верный признак первой стадии алкоголизма. Это я вам как химик говорю.
– A твоё-то какое дело? Тоже мне, учёный выискался! Ты свои лекции кому другому читай! И кончай уже мне выкать! Тут тебе не учёный совет.
– Ничего, поте́рпите как-нибудь. Ну а если вы наедете на кого-нибудь? A вдруг гаишники остановят?
– Ты, когда сюда ехал, много ли машин по пути видал? Вот то-то же! Или ты за себя боишься?
– Ну, если на то пошло, – да, боюсь! Я, между прочим, себя не на помойке нашёл! Меня, если вы не забыли, невеста ждёт. И ещё кое-какие планы на жизнь имеются.
– Вот ты мозгоклюй! – ответил ему Орлов, трогаясь с места.
Олег понял, что спорить с ним без толку, и молча отвернулся к окну.
– Ты мне вот что скажи: что у вас за дело к моей бабке? – спросил у Олега Орлов, когда они благополучно миновали пропускной пункт на выезде из погранзоны.
(Проверявшие документы пограничники не стали слишком придираться к ним обоим: Орлова и его машину хорошо знали во всём районе, а Олег невольно внушал доверие советским людям своим простым и открытым лицом, с какого было впору писать агитационные плакаты для комсомольцев, – а с него и вправду однажды нарисовали такой плакат.)
– К вашей бабке? – удивлённо спросил он Орлова.
– Ну, в смысле – к моей соседке, подруге дней моих суровых. Вы же по её душу сюда приехали?
– Да я просто так приехал, за компанию, – ответил Олег, который был упрям, но не злопамятен. – A дело там такое, что в двух словах не объяснить.
– A ты не в двух словах, – предложил Орлов (а он и вправду не хромал за рулём и уверенно вёл машину, ловко объезжая ямы на дороге). – Нам ещё долго ехать – там дальше лесовозы трассу вдрызг убили.
– Ну ладно, всё равно шила в мешке не утаишь. Вы что-нибудь слыхали про такой язык – ке́ми?
– Ну, в самой-то Кеми́ я бывал. A про язык такой слышать не приходилось.
– Ничего удивительного. Его с начала века считают мёртвым. В том смысле, что никто из живых людей на нём больше не говорит. Сохранились всего три текста, да и то небольших – по несколько строчек в каждом. И какой-то словарь; даже не словарь, а короткий глоссарий. A ещё крошечная магнитофонная запись почти тридцатилетней давности – на этот фрагмент тогда просто не обратили внимания, потому что и не чаяли найти ничего подобного. И автора этой записи, одной местной сказительницы, давно уже нет в живых. Ну а кроме этого ничего не сохранилось.
– Да, беда… – согласился Орлов. – A Егоровна-то здесь при чём?
– A при том, что она, похоже, – последний живой носитель этого языка. Помните, тут летом старика одного хоронили?
– Что-то припоминаю… Какой-то там её дальний родственник. Хотя тут все друг другу родня, один я не местный… Ну да, сидели там на поминках какие-то бабки, плакали, выли, песни свои жалостливые пели…
– Так ведь их так и называют – плакальщицы, или вопленицы.
– Ё-п-т, вопленицы! Слово-то какое! – поразился Орлов.
– Да это просто народная традиция – часть похоронного обряда. Так вот, один из плачей записали те самые «язычники», которых вы до нас взяли на постой. И так получилось, что попала эта запись в нужные руки, прямо к Нестору Владимировичу, – а он чуть со стула не упал! A потом такое понеслось! Это же настоящая научная сенсация, открытие века, понимаете?
– Нет, не понимаю, – ответил Орлов. – Что толку в этом языке, если на нём никто не говорит?
– Ну, на латыни и греческом тоже давно никто не говорит, а кафедра классической филологии есть при каждом университете. Язык – это ведь не просто средство общения, – объяснял Олег, чем дальше, тем больше вдохновляясь собственной речью. – Это память целого народа, его литература, история, фольклор. Как говорят лингвисты, целая языковая картина мира! И всё это сохранилось в голове одного-единственного человека. Вы слышали, наверное, что бывает, когда учёные находят кости разных доисторических животных? Там даже один зуб или коготь – уже тема для десятков, а то и сотен научных работ. A тут не просто зуб – тут целый живой динозавр!
– Так это что ж получается, – расхохотался Орлов, – я всё это время рядом с динозавром жил? Хотя, если подумать, то лучше и не скажешь! Это же та ещё старая ящерица, змеюка подколодная!
– За что ж вы её так?
– Да ты её, каргу старую, просто не знаешь! A я с нею рядом уже четвёртый год живу. Точнее, выживаю – хуже, чем на минном поле. До чего ведь дошло? Я ей предлагал новый дом купить или квартиру кооперативную в городе, лишь бы съехала с глаз подальше. Так ведь нет – упёрлась рогами на пару со своей козой! Я, говорит, косточками в ро́дную землю лягу!.. Одна радость – не сегодня-завтра и вправду перед Богом представится… Так, подожди, что же выходит, если помрёт бабка, то всё – накрылась ваша сенсация? Пролетает твой профессор со своим открытием?
– Да тут не в сенсации дело, – объяснил Олег. – Он же не ради научных премий или регалий старается – он за саму науку радеет. Он сюда приехал, чтобы успеть хоть что-то записать и сохранить для потомков.
– Ну, все так говорят, – усомнился Орлов.
– Насчёт всех не знаю, а Нестор Владимирович точно не такой. Да если бы он хотел себе все лавры забрать, он просто не стал бы никому ничего рассказывать! A сам бы всё сделал, один, по-тихому, келейно. A он, наоборот, со всеми своими коллегами поделился – и у нас в стране, и за границей. В конце концов, мало ли что может случиться? Учёных-то много, а бабка одна. Во всей стране. Во всём мире. Во всей природе.
– Да это я уже понял. A вот насчёт заграницы давай-ка поподробнее! Что ещё там за интурист, которому пропуск сюда не дали?
– А-а, это профессор Койвисто из университета Турку в Финляндии! Тоже лингвист.
– И тоже со стула упал? – уточнил Орлов.
– Тоже, – со смехом ответил Олег.
– Так вот кто вас в дорогу упаковал! То-то я смотрю – финскими марками пла́тите, с собой привезли целый обоз заграничного сухпая! Тут даже слухи пошли разные… нехорошие… Я и сам, грешным делом, сперва что-то такое заподозрил. Ничего личного – чисто по привычке.
– Да бросьте! – рассмеялся Олег. – Если Нестор – финский шпион, то Лизавета моя – чей тогда лазутчик? Древнегреческий или древнеримский? У них сейчас одна забота в голове – на какой козе к бабе Нюре подъехать, как втереться к ней в доверие. У вас-то самого какие на этот счёт соображения?
– Да никаких. Вот честно, и рад бы помочь, да не знаю чем. Одно скажу: тяжело вам придётся – это вам не ларчик отмычкой вскрыть. Бабка упёртая, вы её за палку салями не купите. Она тех чудиков послала так, стесняюсь сказать как – нецензурно, в общем. A вас, может, ещё дальше пошлёт.
– Ну да, я помню, – усмехнулся Олег. – У нас, бывает, в северных деревнях матом не ругаются – им разговаривают. A она что, и вправду такая матерщинница?
– Честно сказать? – спросил Орлов. – Не знаю, как вы, лингвисты, – может, вы народ привычный. A я, как в первый раз услышал, так просто охуел.
Примечания:
1. «ИМЯ ЕМУ СМЕРТЬ» (Le Coffre et le revenant) – рассказ Стендаля (настоящее имя – Мари-Анри Бейль, 1783–1842), написанный в 1829 г.
2. Кемь – город в Республике Карелия недалеко от берега Белого моря, известный ещё с XIV века.
О проекте
О подписке