Корректор Галина Владимировна Субота

© Елена Касаткина, 2022

ISBN 978-5-0051-3202-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Бойся обидеть кого бы то ни было, ибо человек забывает свои обиды не раньше, чем отомстит за них.

Антуан де Сент-Экзюпери

Пролог

Две отливающие синевой бусинки смотрели внимательно и гипнотизирующе. Мерзкое серое чудовище подавляло волю. Больше всего в эту минуту Костик боялся шелохнуться. Казалось, стоит ему сделать одно неосторожное движение, и гадкая тварь, подпрыгнув, вгрызётся своими острыми зубками ему в лицо.

Крыса чувствовала свою силу. «Сиди и не дёргайся», – читалось в её взгляде. Умном, немигающем, властном. Он и не дергался. Не смог, даже если бы захотел. А он и не хотел. Теперь не хотел. И крыса это знала.

Когда минуту назад он вбежал в комнату и увидел лежащую на полу бабушку, а на её груди упирающееся нежно-розовыми лапками животное, он хотел убежать. Но почему-то не смог. Страх сковал его, и это был не просто страх. К нему примешивался интерес. Непонятный, пугающий, завораживающий интерес. Крыса, не обращая внимания на вбежавшего Костика, догрызла кончик бабушкиного носа и только после этого повернула остриё мордочки в его сторону.

Часть первая

Глава первая

На солнце случилась очередная огненная вспышка, и поэтому закат выдался изумительным.

Она как будто знала, как будто предвидела. А что? Может это ей художественное чутьё подсказало. Иначе как объяснить свалившееся ниоткуда щемящее желание творить. Последнее время такое с ней нечасто случалось. Отвлекали отношения. Сложные, непонятные, изнуряющие. Как ей, человеку с вечной потребностью, какой-то жизненной необходимостью любить и постоянно говорить об этом, справляться со своими эмоциями? Словно демон какой-то провоцирует её, а иначе убьёт, размажет, превратит в вату, сделает безвольной и не чувствующей боли. Она не может без него, без своего чувства любви. Любить. Это важнее, чем когда любят тебя?

После того, как она увидела их сидящими так близко друг к другу, что плечи и бёдра сомкнулись в лёгком касании словно в поцелуе, с ней случилась контузия. Или что-то в этом роде. Потому что она продолжала всё видеть и слышать, но не понимала, что происходит. Небольшой старенький томик Бродского в его руке. Её ресницы томно опущены, взгляд тонет в творческих исканиях поэта русской культуры. Пошлая картинка о возвышенной любви, трепетной нежности и… подлой измене.

«Не бойся, если вдруг тебя разлюбят, куда страшней, когда разлюбишь ты…»

Да? Это кто писал? Он сам через такое проходил?

А что там у Бродского?

«Вместе они любили сидеть на склоне холма.

Оттуда видны им были церковь, сады, тюрьма.

Оттуда они видали заросший водой водоём.

Сбросив в песок сандалии, сидели они вдвоём».

Ксюша сбросила сандалии, и её ноги утонули в песке. Ну что ж, лечи подобное подобным. Ни тюрьмы, ни церкви, но остальное всё, как по заказу: заросший водоём, осока с неё ростом, склон холма с другой стороны. «А тюрьму и церковь – символы любви и брака…, – Ксюша зло усмехнулась, вспомнив приглашение на свадьбу, которое полетело в мусорное ведро вместе с кошачьим туалетом, – … потом нарисую».

Откинув косу за плечи, вынула из сумки клеёнчатое сиденье, бросила на песок, достала альбом и краски… Акварель. Природу она любила в акварели. Размытые полутона, перемешанные оттенки, влажный взгляд. Как это близко её теперешнему состоянию. Она присела. Сначала надо насмотреться. Прочувствовать краски. Пропитаться настроением природы. Стать её частью, стать своей. Ксюша замерла.

Сзади послышался шорох и через минуту из кустов вывалился человек. Мужчина дёргал непослушными руками ремень на брюках и нервно сжимал коленки. Его смешно покачивало в разные стороны. При каждом шаге заносило. Он пытался справиться со своим состоянием, но состояние не слушалось, кренило в бок, угрожая падением. Однако падения не происходило, в последний момент мужчина успевал-таки коряво выставить ногу вперёд, и его тут же отбрасывало в другую сторону.

– О! – пьяный визитёр наконец-то заметил девушку. – Ты чего тут… – пробухтел, вращая кашу во рту.

Ответить Ксюша не успела. Мужчина, схватив рукой мотню, согнулся в странный полубоковой угол и, медленно подняв ногу, шагнул. Раз, другой. Он торопился. Он, как сам, наверное, думал, бежал, и этот бег был настолько комичным, что Ксюша громко рассмеялась ему вслед.

Когда хаотично передвигающаяся фигура исчезла из виду, девушка достала из коробки карандаш и принялась делать набросок. Руки будто ждали этого момента, будто соскучились. Линии получались точные, выверенные. Удалось передать и дуновение ветерка, и направление течения. Ксюша достала бутылочку с водой, облила ею лист, остатки вылила в стаканчик, обмакнула в него кисти, открыла краски. Какой цвет выбрать первым? Для неё это всегда был самый трудный момент – угадать.

Всё-таки розовый. Им оттенить все остальные.

Это было здорово. С самого первого касания кисти к бумаге, она забыла обо всём. Где-то там, в совершенно другом мире, остались и горечь разочарования, и муки обиды. Всё это теперь не имело никакого значения. Она творила. Она вливалась в то блаженное состояние покоя, которое буддисты называют нирваной. Здесь ей было хорошо, она была счастлива.

– Зачем мне это? Я собираюсь стать врачом, а не художником, – оправдывалась Ксюша, когда выяснилось, что она прогуливает занятия в художественной школе.

– Нет, ты будешь ходить, – настаивала мать. – Я за что деньги плачу?

– Так не плати.

– Что значит – не плати, что значит – брошу? Четыре года проучиться и бросить за полгода до окончания? Нет, ты будешь ходить. Хотя бы ради «корочки». Я теперь сама тебя буду сопровождать, как маленькую.

– Ну вот ещё.

– А вот так. – Мать хлопнула рукой по столешнице, а это означало, что настроена она серьёзно и лучше ей не перечить. Ксюша отвернулась к окну. – Ты мне ещё спасибо скажешь. Вот увидишь. Никогда не знаешь, где и что тебе может в жизни пригодиться.

Вот и пригодилось. Спасибо, мама.

Сзади снова зашуршало.

Да что ж он всё не угомонится?

К шуршанию добавился тонкий противный писк, как будто кто-то водил пенопластом по стеклу.

Что это? Плеск воды, может где-то рыба…

Она не успела додумать. Резкая боль в затылке, и слёзы брызнули из глаз. Она вскрикнула, на миг стало легче, её отпустили. Что-то мелькнуло перед глазами и обвило шею, дыхание перехватило, сердце затрепыхалось и… успокоилось.

Глава вторая

Утро облачно-зефирное. К остановке подъезжает медленно, как огромное неповоротливое животное, светящийся автобус, в котором сидит только один пассажир – пожилой мужчина с внешностью Вассермана, бородой деда Мазая и в шапочке Боба Марли. «Так вот как ты путешествуешь, дедушка Мороз», – Лена, схватившись одной рукой за поручень, протиснулась к окну в средний ряд сидений. «Скоро я стану такой же неповоротливой, как этот автобус» – мысленно проворчала, приложив руку к животу. Почему беременные всегда держатся за свой живот? Вот и она. Почему? Ведь не такая уж большая ещё выпуклость, и она вполне пролезает между сиденьями, не задевая собой спинку кресла. А всё равно… будто боится… будто оберегает.

Дед Мороз несколько раз клюнул носом в бороду, дёрнул головой, прогоняя сон, выдохнул глубокое «о-хо-хо», скучающе посмотрел в окно и, не найдя там ничего интересного, развернулся в сторону Лены.

– Да… зима… – сообщил непонятно зачем.

Лена терпеть не могла разговоры со случайными попутчиками, но промолчать казалось невежливым, к тому же сходство мужчины с тем… из папье-маше, что стоит у них под ёлкой, очевидно… вот только борода не вся ещё седая.

«А вдруг и впрямь дед Мороз», – Лена едва заметно улыбнулась и примирительно откликнулась:

– Люблю Новый год.

– Да… – протянул дед и вновь уставился в окно.

«Ну вот, даже желание не успела загадать», – разочарованно вздохнула Лена и тоже уставилась в окно.

Дальше ехали молча. Через пять остановок она вышла, оставив деда Мороза в грустном одиночестве, и направилась в торговый центр, в душе ругая себя за упущенную возможность. «Нашла чем удивить. Люблю Новый год. Подумаешь! Кто ж его не любит?». Но она действительно, как бы банально это не звучало, любила Новый год больше всех остальных праздников. И даже не сам праздник, а это щемящее ожидание его прихода. Вот и сегодня, сразу после визита к врачу решила посвятить остаток дня покупкам.

Огромное стеклянное здание встретило любимой «Ласт кристмас». Народу в это время ещё немного. Можно без суеты пройтись по бутикам, примерить понравившиеся наряды, обязательно купить что-то новое. Надо бы какое-нибудь платье на вырост. В ширину, конечно, чтобы потом можно было носить до мая. Но сначала выпить чашечку кофе. Стоп. Какой кофе? Кофе же нельзя. Тогда чай. Заодно подумать, что купить в подарок родителям.

В торговых центрах время всегда летит незаметно. Новое платье, тёмно-бордовое трикотажное, хорошо тянущееся в разнее стороны, с кокетливыми отверстиями на плечах, уже лежало в красивом фирменном пакете. К новому наряду полагается новое бельё, и не только потому, что Новый год, а ещё и потому, что за четыре месяца и живот, и грудь заметно округлились и увеличились в размерах.

На приёме доктор снова пытала её:

– Шевеления есть?

– Нет, – испуганно пролепетала Лена и схватилась за живот. Тот же вопрос доктор задавал две недели назад на очередном посещении.

– Странно, по срокам уже пора бы. Давно пора.

Лена почувствовала, как от страха вспотели ладошки.

– Я не знаю. У меня бурлит всё время в животе, может что-то случилось.

– Бурлит? – Доктор приложила пухлую ладонь к её животу. – Ну, так это плод ваш так шевелится.

Проходя мимо витрины, Лена придирчиво посмотрела на своё отражение. Волосы, которые по глупой примете нельзя состригать беременным, отрасли так, что легко заплетались в косу. Она не верила в приметы, но на всякий случай их соблюдала. Рисковать можно собой, но не новой зачинающейся жизнью. Толстая рыжая коса её раздражала. Какая-то старорежимная причёска. С ней она казалась себе гораздо старше и чопорней. А иногда, наоборот, простушкой.

Две пары кожаных перчаток, купленных в галантерее, завершили план намеченных покупок ровно к 16:00, но возвращаться домой не хотелось. Музыка, праздничный дизайн, всеобщая суета и счастливые лица людей создавали особую атмосферу, которая бывает только перед Новым годом. Хотелось ею напиться так, чтобы хватило надолго.

Но какого-то ингредиента в этом наборе новогоднего настроения всё-таки не хватало. Мандарины! Точно! Не хватает их запаха! Лена спустилась на первый этаж и зашла в супермаркет. Стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не накупить лишнего, она сразу направилась в овощной отдел.

В огромном деревянном контейнере мандарины лежат россыпью. Молодой, тощий парнишка – сотрудник магазина подхватывает с тележки картонную коробку, переворачивает и вываливает добавочную порцию. Рыжие солнышки призывно переливают пористой глянцевой кожурой. Пройти мимо невозможно. Вот так берёшь в руки эти яркие ароматные шарики, и они рассказывают тебе историю. Каждый свою. Эти истории обязательно экзотические, о тёплых странах, где живут люди-дикари, не видевшие снега, о дивных птицах с головами дев и чудными голосами, поющими о радости и печали, о морях, океанах полных рыб и чудовищ, о фантастических растениях и цветах, о храбрых путешественниках и их верных возлюбленных.

– Картошку взял. Что ещё? Капусту? Что? Зачем снимать верхние листья?

Лена вздрогнула и замерла. Знакомый до боли, до дрожи в ногах голос за спиной вспугнул мандариновые фантазии. Они вспорхнули и улетучились, как будто их и не было. Мысли спутались, а сердце забилось с частотой дроби, отбиваемой виртуозом барабанщиком. Лена бросила в пакет зажатый в руке мандарин и, не оборачиваясь, прошла за витрину. Только там, в укрытии, она смогла собраться с силами и повернуться в сторону Махоркина.

Она смотрела на своего бывшего начальника, на отца её будущего ребёнка и не узнавала в нём человека, которого любила. Махоркин, перебирающий капустные кочаны? Такого она не могла себе представить даже в самом худшем своём сне. Отличный повод для насмешек Волкова.

Взгляд сам собой опустился на тележку, которая упиралась Махоркину в бок. Типичная новогодняя продуктовая корзина: ведёрко майонеза, шампанское, салфетки, лоток с яйцами, сетка с картошкой, две банки икры, ещё что-то… Поверх всего Лена разглядела огромную упаковку подгузников. Ну да!

– Куда посмотреть? На кочерыжку? Так она же внутри? Аа… понял, – отчитался в телефон Махоркин, положил его на плечо, прижал к уху. Освободившейся рукой отодрал верхние листья, повернул капусту кочерыжкой к себе и поскрёб её пальцем. – Какая-то плесень.

Дальше Лена слушать не стала. Плесень! Какая-то плесень. Нет. Это не Махоркин. Не тот Махоркин. Она не хотела этого знать, не хотела видеть эту плесень и, развернувшись, направилась к кассам, чтобы быстрей смешаться с толпой и остаться незамеченной.

Перед Новым годом большинство людей по привычке стараются закупиться всем, чем только можно в немыслимых количествах, как будто за одну эту ночь можно съесть в пять раз больше, чем обычно.

Лена оглядела тянущиеся от касс длинные очереди и почувствовала накипающее раздражение. Ну, конечно, время она выбрала не самое удачное. Насмешливо посмотрела на свой пакет с пятью мандаринами – больше взять не успела. Может бросить их и уйти? Мандарины сейчас можно купить в любом ларьке, прямо возле дома.

– А вы пройдите к первой кассе, там обслуживают тех, у кого товаров не больше пяти.

Милая девушка в синей униформе с бейджиком «Администратор» указала в сторону огромного жёлтого указателя с надписью «Экспресс-касса», где за конвейерной лентой стоял всего один покупатель. Большой, под два метра. Типичный викинг. Чтобы отвлечься от горестных мыслей, Лена стала разглядывать показавшегося ей необычным человека. Прямая спина, мощный торс. Крепкая шея утонула в складках серого шерстяного шарфа, поджимаемого слегка выступающим подбородком. Любопытный экземпляр. Длинные волосы аккуратно собраны в тонкий хвостик. Стоит так гордо, как его предки на драккаре. Он совсем непохож на Махоркина…

Да что ж такое? Как трудно справляться с мыслями. Как будто не она ими управляет, а они ею. Чёрт! Вернёмся к викингу.

Итак, пофантазируем, какую же ему надо подругу?

Почему-то представилась тоже высокая, длинноволосая, с ясным взором, крепкими зубами, крутыми бёдрами, чтоб легко могла нарожать ему кучу детей, и дерзко выступающей грудью, предназначенной не для закачки туда силикона, а для вскармливания потомков. А детей у них должно быть много. И все такие же крепкие, и порода в них будет чувствоваться через поколения. Вот так, и не иначе. Никаких противоположностей, которые якобы притягиваются. В вопросе генофондовом любовь не должна рисковать. Всё правильно. Конечно, та женщина Махоркину подходит больше. Ну вот опять.

– «Кент». Две пачки.

Вскочившая ланью, как по команде, кассирша отточенным движением пробежала пальчиками по корочкам сигаретных пачек и, выудив заказ, протянула мужчине.

– С вас сто пятьдесят рублей, шестьдесят копеек. – Сказала заискивающе. При этом её курносый носик взлетел, а широкая улыбка нарисовала на пухлых щёчках две глубокие ямочки. Девушка явно строила глазки, но мужчина, похоже, не обращал на её кокетство внимания. Казалось, весь его интерес в данную минуту сосредоточен на том, что лежало в кошельке. Даже не взглянув в очаровательные глазки незадачливой поклоннице, он, отсчитав необходимую сумму, положил две купюры на блюдце. Разочарованная невниманием кассирша нервно бросила сдачу и грубо бросила в сторону Лены:

– Кладите товар на ленту.

Смена интонации вызвала ответную реакцию – Лена швырнула пакет с мандаринами на ленту. Кассирша со всей силы надавила на педаль, лента яростно дёрнулась, маленькие шарики обижено подпрыгнули, выкатились из пакета и разбежались в разные стороны. Один из них свалился с ленты и, шмякнувшись об пол, покатился под ноги мужчине с сигаретами.

– Можно аккуратней? – взвизгнула кассирша противным язвительным голосом.

Что происходит? Что за метаморфозы творятся с людьми, или это у неё в голове что-то происходит, разве раньше она стала бы так реагировать? Видимо мы все под стрессом. Конец года, закупки, подведение итогов. У гормона стресса есть реакция «нападай или беги». А вот «прощай и понимай» – такой реакции в организме нет. Это насаждённое от разума, но не от инстинктов. К сожалению, так устроена природа, и эти гормоны просто не в состоянии уговорить наши надпочечники не реагировать. Это невозможно. На агрессию, это известно, лучше отвечать агрессией, иначе, невысказанная, она уйдёт внутрь и неизвестно во что выльется потом. И всё-таки надо взять себя в руки.

Лена присела и потянулась к ногам мужчины за мандарином. Оранжевый мячик будто решил с ней поиграть, он и не собирался останавливаться, а катился всё дальше. На этот раз мужчина, до сих пор безучастный к происходящему, будто опомнившись, нагнулся, подхватил мандарин и положил его на ленту.

– Спасибо, – Лена приподнялась и заинтересованно посмотрела на мужчину. Теперь понятно, почему молодая кассирша так старалась ему понравиться. Это было неожиданным – лицо совершено не вязалось со всем остальным. Тонкие черты – глаза, губы, нос были ошибкой, опечаткой природы, что портило всё впечатление. Но, несомненно, мужчина с лицом Алена Делона был привлекателен для дам, которые ничего не знали про викингов.