Она провела рукой по стене и почувствовала шероховатую поверхность виниловых обоев. Глаза задержались на неудачно склеенном стыке, из-за которого она когда-то так расстроилась, что чуть не заставила мастера переклеивать всё заново. Всё, как в реальной жизни. Пальцы скользнули к неровному шву, но остановились на полпути. «Если я почувствую и это, то сомнений не останется», – подумала она. Глубокий вдох. Она протянула руку и зажмурилась…
Кончики пальцев погладили вертикальную линию, а взгляд остановился на зеркале, от которого отделяло всего четыре шага. Зеркало… В воспоминаниях всплыли обрывки ужастиков, которые она никогда не смотрела из-за своей впечатлительности, но сюжеты которых знала наизусть. Любопытство брало контроль над страхом ровно настолько, чтобы осмелиться прочитать подробное описание фильма в интернете и все отзывы, упоминающие мельчайшие детали леденящих душу сцен, но его силы было недостаточно для того, чтобы рискнуть посмотреть хотя бы самый нестрашный из самых нестрашных. Однако она точно знала, что зеркало – это классика жанра. И если главный герой стоит перед зеркалом – то всё! Сейчас начнётся! Раз, два, три… четыре… Поворот…
Крик застрял где-то в горле, а руки судорожно сжали внезапно ставший тесным ворот ночной рубашки. Из зеркала смотрели мутные глаза старухи с растрепанными, свалявшимися в колтуны волосами. Хватит! Она бросилась обратно в спальню и почти добежала до кровати, на которую так и не решилась посмотреть. Если бы, согласно прогнозам тренера по «выходам», она оказалась не пустой, и она увидела бы там себя, такого поворота её сознание не выдержало бы. Она остановилась. Мысль о том, что дело осталось незавершенным, не давала покоя. Оставалось всего одно задание. Она развернулась и медленно направилась к кухне. Проходя мимо зеркала, отворачиваясь и отгораживаясь ладонями, она едва удержалась от желания упасть на пол и проползти весь путь, чтобы уж точно ничего не увидеть. Уютное, такое обыденное урчание холодильника подействовало успокаивающе. Она открыла дверцу и не смогла сдержать улыбки.
«Ну, теперь-то я могу не сомневаться в том, что все это фигня. Сон это! Самый обыкновенный! Нет у меня такой кастрюли. И не было никогда», – она открыла крышку и вдохнула аромат. – «И уху я не варю. И вообще готовить не люблю. И рыбу почти не ем». Она вытащила кастрюлю из холодильника, привычным жестом достала тарелку с верхней полки и плеснула в нее пару половников холодной жижи прямо вместе с застывшим сверху жиром. Вкус соответствовал виду. Она выплюнула желтую субстанцию прямо в раковину и прополоскала род холодной водой. Несколько глотков ледяного спасения скатилось в желудок, дополняя приятное ощущение накатившего спокойствия и уверенности в нереальности происходящего. Твердыми шагами она прошла в спальню и улеглась на кровать, так и не решившись, однако, прямо на неё посмотреть. Накрылась одеялом с головой. Из забытья выдернул резкий звонок.
– Алло? Привет, мам. Зачем принесла? Ты же знаешь, что я не люблю. Хорошо, кастрюлю занесу. Спасибо.
Случай на войне
Два удара по дверному косяку рукой, три – ногой и негромко пнуть жестяной таз, предусмотрительно оставленный под скамейкой у завалинки. Несложный пароль для бойца, регулярно работающего с шифровальными кодами и привыкшего ходить в разведку. Вот и опять. Командир отряда, расположившегося на ночь в приземистом домике на краю небольшой деревеньки в восьми километрах от райцентра, отдал приказ идти в разведку. Не пьёшь, мол, вот и иди. «Пусть остальные отдохнут и расслабятся, а ты всё равно не умеешь. И Самойленко с собой возьми. Такой же кислый тип в условиях полевого оборота нефасованной этанолсодержащей продукции».
Что ж, не умею, так не умею. Пусть отдыхают. Ясное ночное небо и ещё не успевший остыть сентябрьский воздух располагают к променаду. В течение нескольких часов район предстоящих действий был изучен: схема ориентиров, тактические свойства местности, проходимость естественных препятствий, наличие удобных подступов, местонахождение и боеспособность противника – всё было тщательно изучено и схематически зарисовано.
Светало. Проведя довольно много времени в почти абсолютном безмолвии, на подходе к деревне мы с Самойленко разговорились. Как выяснилось, нас обоих беспокоило непонятно откуда взявшееся и всё нарастающее чувство тревоги. Вскоре оно получило предельно ясное и прискорбное объяснение. Зрелище, представшее нашему взору, когда мы вошли в дом, ужасало своей жестокостью. Не вдаваясь в излишние подробности, скажу, что в живых не осталось никого. Весь отряд, включая командира, был уничтожен в ходе неожиданного ночного нападения. Не пощадили и приютившую защитников и потчевавшую их имевшейся снедью старушку. От души расслабившиеся солдаты не сумели дать врагу должный отпор. А скорее всего, и заметили-то его, только когда прореагировать надлежащим образом уже не представлялось возможным.
Я не ханжа. Могу и опрокинуть одну-другую в мирное время. Но когда меня спрашивают, как алкоголь помогал солдатам во время войны, я даю однозначный ответ. Я прошел всю войну и остался в живых потому, что предпочитал оставаться в здравом уме и твердой памяти.
– Пыль вытри!
Проснуться от этой фразы – значит испортить весь день: поменять свои планы и вместо очередного эпизода сериала потратить время на ерунду какую-то. Надо сомкнуть веки поплотнее и постараться увидеть продолжение сна. А проснуться – когда зазвонит мерзкий будильник. Даже это будет лучшим началом дня. Веки сомкнул, ноги под одеяло втянул, даже начал придумывать продолжение. Но напрасно. Сон беспощадно улетучился, а хлопнувшая в коридоре дверь подарила надежду на то, что продолжения рекомендаций и указаний не последует.
Побрел в туалет. Самое лучшее место в доме: закрылся – и сиди, сколько влезет. Если конкретнее, сколько вылезет. Тут тебе и изба-читальня, и кинозал, и игровой клуб, и онлайн переговорная, и даже фуршетный зал при большом желании. Вытащил из стопки журнальчик, смахнул серый налет рукой – и сиди, радуйся неприкосновенности под убедительным предлогом.
Где-то на кухне зазвонил телефон. Вот всегда он звонит в самый неудобный момент. Надо было с собой брать. Но, поскольку дома всё равно никого нет, о приличиях можно не волноваться.
– Ты сможешь купить хлеба? Всё равно дома сидишь.
– Вот именно! Сижу дома и выходить никуда не планировал! Сама купишь по пути домой.
Почему-то мир устроен так, что ни в чём неповинные, безмолвно услужливые, никогда ни в чём не упрекающие нас вещи страдают от нашего раздражения больше, чем мы сами. И, получив пинок ногой, жалкий комочек из двух свернутых, но не получивших счастливый билет до корзины с грязным бельём носков летит под диван, поднимая за собой пыльное облако и врезаясь в кучку своих собратьев.
Возвращение в ретирадное место постепенно успокаивает, а забавная статья в журнале даже заставляет улыбнуться. Что ж, основное утреннее мероприятие прошло успешно. Можно спокойно сесть за компьютер. Очередной звонок, но теперь уже в дверь, залился раздражающей трелью.
– Привет, пап.
– Ты почему так рано со школы?
– Я почувствовал себя плохо, и мне разрешили пойти домой. Но я в аптеку не зашёл…
– У меня. Свои. Планы!
Жизнь удалась: приятное гудение вентиляторов компьютера, никто ни о чем не просит, никто не звонит ни в дверь, ни по телефону, никто не отвлекает от очередного фильма.
– Мы – ничто! Пыль, атомы! И я могу вам это научно доказать! – отлично отыгрывает свой монолог Мамонов с экрана монитора.
Что может быть прекраснее? Ничьи просьбы больше не нарушают его покоя. И он тоже больше не входит ни в чьи планы.
Психологи рекомендуют периодически вносить хотя бы небольшие изменения в ежедневную рутину, чтобы жизнь не казалась однообразной. Сегодня я решила не пить утром чай. А выпить кофе, который я не пью почти никогда. И выпила. Было непривычно и невкусно. Уж не знаю, кофе ли тому причиной или просто стечение обстоятельств, но утро было совсем не таким, как обычно.
У турникета выяснилось, что вчера закончился проездной на электричку, а я об этом не вспомнила. Обычно я оплачиваю проезд вечером, чтобы утром не стоять в очереди. Тем более вот так, в понедельник, когда народу особенно много.
У кассы выяснилось, что наличных у меня нет, а именно сегодня у них не работают устройства для безналичного расчета. Надо отстоять еще одну очередь в терминал самообслуживания.
У терминала выяснилось, что пользоваться я им не умею, да и сотрудник ЦППК очень вяло ориентируется во всех этих пунктах и подпунктах, предусматривающих безналичный расчет. Затылку пришлось выдерживать сверлящие взгляды опаздывающих на свой рейс пассажиров.
На перроне выяснилось, что на свою удобную электричку, в которой можно занять сидячее место, я… Успела!
Но в электричке выяснилось, что телефон я оставила дома. Я перерыла всю сумку, но так его и не нашла. А в нынешнее время без телефона никак. Тем более, если как раз на сегодня назначена доставка из интернет-магазина. Пришлось выходить из электрички и бежать домой.
Как это обычно случается, в самый неудобный момент, когда мчишься со всех ног, придерживая сумку, пакет, пересекая дорогу с активным движением и пытаясь не врезаться в идущего навстречу пешехода… зазвонил телефон. Так выяснилось, что он лежал у меня в кармане.
У турникета выяснилось, что повторный проход по абонементу возможен только по истечении 40 минут. Но тётенька оказалось доброй (и к тому же забыла, что только что помогала мне разобраться с терминалом), поверила, что проездной размагнитился, а мне надо срочно попасть на приближающийся поезд, и пропустила.
Конечно, пришлось ехать стоя в такой толпе, которая может образоваться только в электричке дальнего следования. Зато на работе выяснилось, что я не только не опоздала, но и вовсе пришла в офис раньше своих коллег.
Ну его на фиг, этот кофе.
Есть только один выстрел. А значит, стрелять надо наверняка. Так, чтобы сразу и без вариантов.
Натянув валенки и повесив на плечо старый верный «Ижачок», Аркадий Степанович вынырнул из тёплого сонного полумрака охотничьего сруба в искрящийся бодрящий мороз январского утра. Ступеньки привычно скрипнули, провожая хозяина в дозор. Хранитель лесного порядка потоптался на месте, щурясь от блеска миллиона алмазов, рассыпанных по снежной мантии, укрывшей его обход. Застегнул верхнюю пуговицу бушлата, закрепил широкие деревянные лыжи, отметив, что запах берёзового дёгтя почти выветрился, поправил ушанку, спрятал руки в овчинные рукавицы и шагнул в потрескивающую белизну зимнего леса.
Мороз защипал нос до красна и покрыл усы и бороду сединой. Степаныч прошёл почти половину запланированного маршрута, пополняя кормушки и раскладывая куски каменной соли, когда что-то заставило его резко остановиться. Он прислушался, вглядываясь в заиндевевшие заросли кустарника. По снегу стелились характерные косолапые следы с чётко прорезанными полосками от длинных острых когтей. Шатун.
Лесничий повернулся, пытаясь определить направление ветра. А затем осторожно присел и ощупал след. Снег по кромке был рыхлый. Значит, медведь прошёл совсем недавно. Медленно поднявшись и стараясь не шуметь, Степаныч вынул из ружья только что заряженный патрон с дробью и достал из патронташа пулевой. И тут же где-то впереди, за деревьями, буквально в нескольких десятках метров, хрустнуло. Патрон выпал из дрогнувших пальцев и зарылся в снег.
Пока Степаныч доставал новый, стараясь унять дрожь в руках и не отводя глаз от той части леса, откуда доносились хруст и ворчание, хозяин леса тоже не терял времени даром. Человек шёл с наветренной стороны, а значит, уже был замечен. Щелчок предохранителя совпал с глубоким звериным рыком. Из чащи показалось массивное бурое чудовище.
“Хоть бы не побежать”, – промелькнула мысль. “Никаких резких движений… Избегать прямого контакта глаз”, – всплывали в памяти обрывки инструкций. Стрелять! Подпустить как можно ближе и стрелять! Бывалый охотник впервые в жизни почувствовал настоящий, парализующий тело и леденящий душу страх, который не каждому удаётся взять под контроль. Несмотря на стальные нервы, волосы Аркадия оказались вполне живыми, и он с удивлением отметил, что они реально могут шевелиться от страха.
Переваливаясь с лапы на лапу и мотая косматой головой, зверь, казалось, необыкновенно медленно для оголодавшего хищника приближался к человеку. Время превратилось в густой тягучий кисель. Из пасти животного вырывались клубы пара, а ноздри раздувались, жадно выхватывая запах добычи. Расстояние сокращалось. Медведь всхрапнул и угрожающе задрал верхнюю губу, обнажая жёлтые клыки. Степаныч покачнулся, но удержался от естественного порыва всё бросить и бежать, бежать, к чёртовой матери! Маленькие глазки таёжного гиганта нервно сверкали из-под низко опущенных надбровных дуг.
Осталось метров двадцать.
О проекте
О подписке