Пространство галереи утопало в полумраке. Стены и окна были плотно задрапированы тёмной тканью. Триптих из нарисованных кровью работ был подсвечен специальной подсветкой, позволяющей разглядеть мельчайшие детали на полотнах. А театрализованное действо обыгрывало все возможные ассоциации с кровью. На многочисленных экранах чередовались изображения фрагментов работ Эдика, живые съёмки льющейся крови, пентаграммы и мистические символы на тему жизни и смерти. По залу сновали актёры, изображающие смерть с косой, обнажённые юноши и девушки, перепачканные искусственной кровью, сотрясались в диких плясках.       Присутствующие были одеты, согласно специальному дресс-коду: в чёрное и все оттенки багряного. Звуковое сопровождение вызывало мурашки по коже и пробирало до глубины души. Напитки были соответствующие: красное вино и коктейли с пузырями рубинового цвета. Это производило определённый эффект, когда дамы с алой помадой на губах тянули через прозрачные соломинки кроваво-красную жидкость. Вера Ивановна мысленно похвалила Антона за то, что его безупречный вкус не позволил вечеринке превратиться в китчевое зрелище. Всё было изысканно, услада для глаз и душ эстетов самой высокой пробы. Всё прошло «на ура», выставка имела оглушительный успех, воодушевлённый Эдик собирался продолжить свои эксперименты и создать новую серию работ «на крови», но не успел…

Вера Ивановна помнит, как свет померк после того, как на пороге её квартиры появился Леонид Семёнович Дрёмин – старейший следователь, отец одного из её выпускников, они были знакомы ещё с тех времён, когда она только начинала работу в школе. Он сообщил о гибели Эдика. Потом была истерика, нашатырь, сердечные капли, невозможность поверить в смерть родного до боли сына.

Похороны… Все «Ашки» собрались. Как могли, поддерживали бедную женщину, обезумевшую от горя. Груды венков и цветов, покрывшихся ледяной глазурью в морозную ночь после того, как комья мёрзлой глины гулко пробарабанили прощальную дробь по крышке гроба из морёного дерева. Вера Ивановна осиротела, сама себе удивлялась, что не умерла прямо сразу, узнав о смерти сына… С её-то неровно и вяло бьющимся сердцем…Она даже пришла на суд, где огласили приговор убийцам её сына, ведомая под локоть Денисом и Костей. Зачем она туда пошла? Что собиралась прочесть в глазах опустившихся спившихся людей, сшибающих копейку у продуктового с утра до ночи? Она и сама не знала.

Одна из троицы, убившей Эдика, когда-то жила по соседству, была обычной миловидной девчушкой. Как все: с бантиками, куклами, трогательно сползшими белыми кружевными гольфиками на линейке 1 сентября. Как превратилась она в людоедшу? Как стали каннибалами её сообщники? У Веры Ивановны не было ответа. Да и никаких чувств не было. Она слегла, целыми днями смотрела на морозные узоры на окне, перед которым ещё недавно Эдик расхаживал и они играли в «угадайку»:

– На что похоже? На полынь! Резкие, рваные линии…

Сейчас бы она продолжила:

– На рваные раны похоже, на боль, на горе, на всё то, что сейчас рвало на части сердце матери.

Строго говоря, они ведь не были кровными родственниками. Кровь, которой нарисовал Эдик свои последние работы, и которые теперь висели в гостиной Веры Ивановны, не связывало родство с женщиной. Экспертиза ДНК не признала бы их родственниками. Вера Ивановна, несмотря на это, считала Эдика «своей кровиночкой». Он появился в её жизни случайно. На первый взгляд, на самом деле, целая цепочка судьбоносных совпадений предшествовала тому периоду в её жизни, когда она обрушила на мальчика всю свою нерастраченную любовь, реализовала долго дремавший материнский инстинкт.       Биологические родители Эдика были коллегами Веры Ивановны. Отец вёл уроки физкультуры. Спортивный подтянутый, красивый блондин. Эдик унаследовал его гены, вырос красавцем. Отца звали Павел Фёдорович, он женился, когда ему уже было под сорок, на лаборантке Светочке. Молодая хохотушка ходила по гимназии в облегающем белом халатике. Помогала химичке с реактивами. Это была спецодежда. Она умело превратила унылое детище отечественной текстильной промышленности в орудие соблазнения. Уже через полгода после трудоустройства в гимназию, Светочка была законной женой физрука, а ещё через 9 месяцев коллектив дружно скидывался на коляску для новорождённого Эдика. А потом всё было как в страшном сне. У Светочки случилась послеродовая депрессия, с которой справиться хохотушке никто не помог. Думали, что оптимистичная женщина сама выкарабкается. А она не смогла. О том, каким способом она покончила с собой, не распространялись. Павел Фёдорович овдовел, его сын осиротел.

Вера Ивановна не сразу стала считывать знаки внимания, которые ей начал оказывать физрук. Она его ровесница – около сорока. На него заглядываются коллеги помоложе, и чего уж там скрывать, попривлекательнее. Тем не менее, физрук зачастил в кабинет Верунчика под разными предлогами, а потом расставил все точки над i.

– Вера Ивановна, а можно, я не буду вокруг вас круги нарезать, пытаясь дать понять, что у меня к вам есть интерес? Я – человек прямой, простой….

– Павел Фёдорович, у меня такое чувство, что вы не женщину для себя ищете… Я ваши вкусы успела изучить за 20 лет работы в одном коллективе… Скажите честно, вы теперь всех представительниц слабого пола сквозь сито просеиваете, чтобы у Эдика появилась мать? Ну, не мать, это я погорячилась, но человек, который попробует её заменить… Если получится…

–Зрите в корень, Вера Ивановна, мне от этого немного неловко. Но есть и плюс – обещаю сделать всё, чтобы вы себя рядом со мной почувствовали женщиной… Не сразу, буду честен, пока слишком болит… Но в вас я почему-то вижу того, с кем можно попробовать начать жизнь заново…

И Вера Ивановна ни разу не пожалела о принятом решении. Она удивлялась, как ладно складывались её отношения с мужем и сыном. Поражалась невероятной одарённости Эдика. Оказалось, что его дед был вполне серьёзным живописцем, на Павле природа отдохнула, он был прирождённым спортсменом. А вот Эдик взял всё лучшее от одарённого предка, сформировался настоящим большим художником.

Физрук скончался внезапно, когда Эдику было семь. Вера Ивановна тащила на себе двойные смены в гимназии, чтобы сын ни в чём не нуждался. Потом парень поступил в институт, стал получать стипендию. И Вера Ивановна смогла, наконец, позволить себе роскошь оставить педагогическую деятельность, выйти на пенсию, целиком посвятить себя домашним хлопотам. Это были самые счастливые годы жизни. Эдик набирал обороты как мастер живописи. Мать тихо радовалась его успехам. Утончённая натура, красавец, он нравился женщинам, у пожилой женщины не было ни тени сомнения, что её мальчика ждёт успешная карьера и рано или поздно появится семья. Но всё рухнуло в тот роковой день, когда отморозки погубили молодого художника, а заодно и прихватили жизнь Веры Ивановны. Точнее, физически она ещё существовала, но жизнь её лишилась смысла. Осталось жалкое существование на скромную пенсию, львиную долю которой сжирали расходы на лекарства.

Вера Ивановна лежала на диване. По квартире сновала соседка Лиза. Она привычным жестом открыла шкафчик на кухне, где у пожилой учительницы хранилась аптечка. Достала ампулы с раствором, шприцы. Ласково потрепала Веру Ивановну по плечу:

– Вот увидите, десятидневный курс внутривенно вас на ноги поставит!

Девушка быстро набрала лекарство, умело ввела раствор в тонкие вены учительницы. Приложила ватку со спиртом:

– Ну, вот… Полежите немного, а то может слегка закружиться голова. А я побегу… Бабульке с пятого этажа взялась по хозяйству помогать. Ей социальный помощник положен, как одинокой пенсионерке старше восьмидесяти лет, а она не хочет незнакомых людей в дом пускать. Не доверяет.

Медсестра добродушно засмеялась, поправила подушку учительнице, весело протараторила:

– А я-то выросла здесь, с ней сто лет знакомы. Не смогла отказать. Она, конечно, предлагала деньги, да что там брать? Пенсия копеечная… Я «за так» то пол помою, то за продуктами сгоняю, ну и медицинские процедуры, если надо, сделаю…

Вера Ивановна очень тепло относилась к молодой соседке. Душевная, расторопная девушка была ей очень симпатична. Она даже пыталась сводничать, устраивала чаепития, чтобы таким образом ненавязчиво свести Эдика и Лизу. Но ничего из этого не вышло, хотя вроде и была у молодых симпатия. Потом Эдика не стало. А девушка забегала частенько, и вот сейчас очень пригодилось её умение делать инъекции. Пожилой женщине было нелегко каждый день мотаться в поликлинику в процедурный кабинет. А у Лизы рука лёгкая, и живёт рядышком. Лиза уже помахала ручкой и на прощание напомнила:

– Если буду нужна – звоните на мобильный. А то я ещё подработку взяла – массаж одинокому инвалиду со второго этажа делаю. Не могу отказать тем, кому помощь нужна…

Вера Ивановна сердобольно вздохнула:

– Лизонька, тебе бы в твоём возрасте по свиданиям бегать! А ты свою молодость на нас – старпёров тратишь! Не в этом мире справедливости…

Лиза отмахнулась, мол, да ладно вам, и выпорхнула в коридор. Щёлкнул замок. И повисла тишина.

      После ухода Лизы Вера Ивановна смотрела вечерние новости, попутно раскладывая пилюли по ячейкам таблетницы. На экране мелькали мигалки, бойкая журналистка сообщала о чрезвычайном происшествии. В садовом кооперативе было обнаружено обезображенное тело человека. Труп не показывали. Только сигнальная лента трепыхалась на ветру за спиной телевизионщицы. Суетились оперативники в перчатках, жестами показывали оператору, что нежелательно вести съёмку. Сердце Веры Ивановны сжалось. Стало как-то нехорошо, тревожно. Она невольно сунула под язык пилюлю, которую собиралась упрятать в таблетницу. С экрана доносился резкий голос журналистки:

– Предположительно, жертвой стал Константин Михайлович Злобин, тысяча девятьсот девяносто первого года рождения.

Вера Ивановна плюхнулась на табуретку:

– Костик? Боже мой, Костик…

У неё в голове не укладывалось, что ещё один из её «Ашек» лежит, превратившись в труп, коченея на стылой земле. И тут же раздался звонок в дверь. На пороге были двое из её «Ашек» – Денис и Антон. Не сговариваясь, начали подтягиваться остальные однокашники. Почему-то ни у кого не возникло сомнений, что после этого трагического случая нужно непременно собраться, чтобы осмыслить случившееся. Пункт сбора сам собой организовался в квартире Веры Ивановны. Одни хлопотали возле пожилой учительницы, понимая, что гибель Костика – это ещё один удар для неё, она восприняла его как потерю близкого человека. Бывшие ученики постарались скрыть от пожилой учительницы подробности гибели жертвы. Но на кухне они перешёптывались тайком от Веры Ивановны. Все были в шоке, так как дело обещало стать резонансным. Просочились слухи, что Константина растерзали в садовом кооперативе бродячие псы. Зимой он жил там после развода с женой в полном одиночестве. Никто из немногочисленных соседей не слышал никаких звуков борьбы. Сторож был пьян и тоже узнал обо всём, когда нагрянула полиция. Труп Костика обнаружила бывшая жена, после того, как он не отвечал на телефонные звонки, а ей нужно было разрешение «бывшего» на вывоз общего ребёнка заграницу.

К тому времени, когда полиция занялась расследованием, труп был изрядно погрызен бродячими псами. Но одно странное обстоятельство не ускользнуло от полицейских – на сохранившихся тканях трупа обнаружили повреждения, характерные для очень странных манипуляций. Один из сотрудников полиции по старой дружбе позвонил своим коллегам из отдела, возглавляемого полковником Зайцевым. Дело обещало быть запутанным и сложным…

      На совещании следственной группы отчитывались все сотрудники в порядке очереди. На большом мониторе демонстрировались фотографии останков жертвы. Патологоанатом Жанна Борисовна Пестова указала на изображение трупа, жестом акцентируя внимание на многочисленные рваные раны на теле жертвы:

– Вынуждена признать, что четвероногие хищники нам изрядно подгадили. На это и рассчитывал убийца. Он скормил труп собакам. На первый взгляд всё выглядело как несчастный случай – смерть в результате нападения бродячих псов.

Жанна обвела взглядом присутствующих, взмахнула наманикюренным пальчиком, ткнула им в изображение:

– Но нам повезло – зверей что-то спугнуло. И можно с уверенностью утверждать, что мужчину убили, а потом натравили животных. Обнаружены повреждения тела, указывающие на то, что в качестве орудия убийства был использован нож с тонким лезвием. Предположительно, медицинский скальпель…

Полковник медицинской службы Платон Зиновьевич Зайцев попросил уточнить:

– Время смерти?

Жанна бодро отрапортовала:

– Сутки назад, в результате нанесения колотых ран и последовавшей за этим потерей крови. Перед смертью погибший крепко выпил, высокое содержание алкоголя в крови…

Эксперт Василиса Геннадьевна Крайнова взяла слово. Коллеги невольно начали усмехаться. Девушка начала работать недавно. И очень напоминала старшеклассницу – отличницу, она усердно старалась контролировать тонкий голос и не срываться на фальцет от волнения. «Вася», как шутливо называли её коллеги за глаза, поправляла толстую оправу очков, которая, как ей казалось, должна была придать солидности, но вызывала абсолютно противоположный эффект. Василиса выглядела комично. Но информация, которую она озвучила, вызвала интерес у присутствующих:

– Взгляните на прижизненные фотографии гражданина Злобина. Они есть в соцсетях в открытом доступе. Здесь погибший позирует в спортзале с обнажённым торсом. А это пляжные снимки, сделанные во время отдыха на Мальдивах…

Василиса пальцем в воздухе очертила круг, привлекая внимание коллег к татуировкам на теле некогда живого Костика. Кто-то из мужчин присвистнул:

– Да на нём живого места нет, всё в узорах… На сидельца не похож, там другая символика…

Василиса укрупнила изображение изуродованного тела жертвы. Стали видны микроскопические порезы на чудом сохранившихся фрагментах кожного покрова. Присутствующие ахнули, поражённые ювелирной работой экспертов:

– Как вам удалось откопать неповреждённые участки кожи? Там же пёсики постарались на славу, обглодали до костей…

Зайцев поправил очки на носу и кхекнул:

– И? Ближе к теме… Какие выводы?

Василиса продолжила:

– Удалось установить, что тонкие порезы нанесены по границе татуированных изображений тонким лезвием, предположительно тем же медицинским скальпелем, которым мужчину умертвили. Микрочастицы медицинской стали есть в ране – небольшой скол с кончика инструмента.

Зайцев изумлённо вскинул брови:

– Проще говоря, с убитого срезали татуировки? Есть версии – зачем? И кто это сделал?

Василиса бодро кивнула:

– Пока ничего конкретного по поводу подозреваемых сказать не могу…

В этом месте присутствующие уже не могли сдержать улыбок. Опер Чижиков с невероятно серьёзным лицом строго спросил:

– Как же так, Василиса Геннадьевна? Ведь все улики налицо, мы были уверены, что такая светлая голова и надежда отечественного сыска, как Вы, незамедлительно выдаст ФИО и адрес преступника…

Василиса на секунду растерялась, поняла, что «Шутник» Чижиков троллит её, Зайцев приструнил балагура, и она продолжила:

– Но я могу сказать – кто сделал татуировку. Мы провели анализ чернил, использованных для нанесения рисунка. Их производит зарубежная фирма. Это эксклюзивный и очень дорогой продукт. Не каждый может себе позволить такую роскошь. А почерк мастера мы сравнили с работами художников, выложенными на профессиональных сайтах…

На экране замелькали иллюстрации художников, в левой половине замерла фотография татуировки со спины погибшего, справа высветились книжные иллюстрации, ФИО их создателя и фотография. На ней был запечатлён брутальный молодой человек.

Василиса не без гордости сообщила:

–Денис Карлович Буров, 1991 года рождения. Книжный иллюстратор, но из-за творческих разногласий с издательством, в последнее время не занимается книжными иллюстрациями. Делает татуировки. Ценник у него «конский», ой, извините, я хотела сказать, не гуманный. И что странно – он свою деятельность не афиширует. Информация о его услугах есть только в закрытом сообществе «для своих».

Зайцев стрельнул строгим взглядом на «Шутника»:

– Что за подпольный салон тату? Почему он функционирует? Да там с ходу можно насчитать нарушений на несколько статей. Уход от налогов, оказание несертифицированных услуг…Ну, и почему этот гений книжных иллюстраций и татуировок ещё не отвечает на наши вопросы?

Василиса выдержала паузу и выдала сенсационное известие:

– Самое интересное, что в чернилах , которыми был выполнена одна из татуировок – вот здесь – на запястье погибшего – содержится посторонняя примесь… И это… Прах… Частицы кремированного человеческого тела…

После этого Зайцев выразительно посмотрел на оперов и изрёк:

– Задержать этого Бурова! Немедленно!

Чижиков с напарником Егором Викторовичем Лопухиным, двадцати трёх лет от роду, продвигались по территории заброшенной фабрики, где в настоящее время располагались многочисленные разношёрстные конторы. Прошли в подвальное помещение, остановились у полупрозрачной стеклянной двери. Не было никаких надписей, указывающей на то, что здесь находится салон тату. Только мягкая подсветка за дверью эффектно подчёркивала красоту линий изображения, нанесённого на стекле. Огромный хамелеон выглядел как увеличенная фотография настоящей татуировки. Штришки, линии, всё было гигантских размеров и очень красиво. Этакий знак для тех, кто «в теме».

Чижиков указал на пульсирующую точку на смартфоне, указывающую геолокацию телефона мастера тату, хмыкнул:

– Здесь он… За этой дверью…Хамелеон, значит? Ну, посмотрим, под какой предмет мимикрировать будет при виде вооружённых оперов?!

Парни достали пистолеты, переглянулись, как бы прикидывая шансы, может ли пригодиться оружие, не стали им «светить». Скромно держа пистолеты в карманах, подёргали ручку, было закрыто. Чижиков постучал, звук оказался неожиданно гулким, за дверью раздался женский визг и мужской голос негромко чертыхнулся. Дверь распахнулась, на пороге появился Денис Буров. Голый по пояс, в кожаных штанах, в сапогах – «казаках», густо покрытый татуировками, он нагло тряхнул длинными волосами. Пирсингованный детина не стал стесняться в выражениях:

– Чо надо, парни? Вы, наверно, дверью ошиблись?