Но я ему не верила: он расхваливал любой текст, если его автором была женщина. После очередного вечера в обществе семейной пары он каждый раз повторял: «Какой скучный человек! Насколько его спутница интереснее!» Всех своих подруг – а они все считались его подругами – он называл исключительными женщинами. Все его суждения о женщинах отличались редкостной толерантностью: он легко прощал тупость работницам почты, мирился с необразованностью и подлым характером учительниц Деде и Эльзы. На этом фоне я больше не чувствовала себя неповторимой, я была такой же, как все. А раз так, то какое мне дело до его мнения? В любом случае он больше не пробуждал во мне никакой энергии.