© Ерофеева-Литвинская Е. В., 2017

© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2017

* * *

…Я все еще люблю Гончарову Наташу… Красавица моя, кумир мой, прекрасное мое сокровище, когда же я тебя опять увижу…

Александр Сергеевич Пушкин – Наталье Николаевне Гончаровой

Мне без тебя так скучно, так скучно, что не знаю, куда головы преклонить…

Александр Сергеевич Пушкин – Наталье Николаевне Гончаровой

Жена моя прелесть, и чем доле я с ней живу, тем более люблю это милое, чистое, доброе создание, которого я ничем не заслужил перед Богом.

Александр Сергеевич Пушкин – Наталье Ивановне Гончаровой, матери Натали

За два века, что отделяют ее от нас, кто только не бросил в нее камень! И современники, и потомки. И маститые литературоведы, и досужие сплетники. И всеми нами любимые Марина Ивановна и Анна Андреевна. Пустая светская кукла, бездушная кокетка. Холодная, равнодушная. Пушкина не любила, стихов его не понимала. С Дантесом флиртовала. Да говорят еще, с царем спала. Если бы не она, Пушкин остался бы жив, и «солнце русской поэзии» не закатилось бы так рано…

Так ли все было на самом деле?

«Наталья Гончарова просто роковая женщина, то пустое место, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место», – писала Марина Цветаева. Но, если задуматься, ни в ее внешности, ни в ее поведении ничего рокового не было. Было – прекрасное, было – человеческое, было – женское, но никак не роковое. Натали не была ни куклой, ни кокеткой, она была женщиной, и женщиной доброй, скромной, безыскусной, отзывчивой, религиозной. И очень ревнивой – Пушкину не раз довелось испытать на себе ее тяжелую ручку. Ведь красота и ум других женщин (конечно, проигрывающих по сравнению с Натали) не переставали воздействовать на поэта, даже когда он стал женатым человеком…

Гончарова – одна из самых красивых и загадочных русских женщин. После нее не осталось дневников. А в жизни она была неразговорчивой, закрытой и весьма сдержанной в проявлении своих чувств. Тайна, заключенная в этой женщине, волновала не одно поколение. Но удалось ли кому-нибудь заглянуть в ее душу, оценить ее по достоинству? «Позволить читать свои чувства мне кажется профанацией, – говорила она. – Только Бог и немногие избранные имеют ключ от моего сердца». Дочь Натальи Гончаровой от второго брака с Петром Ланским Александра Арапова в своих воспоминаниях писала о ней: «Она была христианка в полном смысле этого слова. Грубые нападки, язвительные уколы уязвляли неповинное сердце, но горький протест или ропот возмущения никогда не срывался с ее уст».

Обрушиваясь на Натали с обвинениями, мы ставим под сомнение способность гениального поэта, прозаика, историка и, наконец, умнейшего человека России – Пушкина – разбираться в людях, в частности в женщинах. Разве мог он ошибиться при выборе жены? Вряд ли. Воздадим же ему должное и оценим его выбор. «Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете – а душу твою люблю я еще более твоего лица», – писал Пушкин жене. Это признание поэта дорогого стоит. Значит, была душа, и душа не «кружевная», а наделенная самыми прекрасными качествами, если поэт любил ее больше, чем совершенную, божественную красоту Натали. Пушкин погиб за жену (не из-за жены, а за жену), а мы ее осуждаем. Красивая – значит, неумная, бездарная? Великолепная логика! Достойна ли она просвещенных людей, коими мы себя считаем?

«Тесная дружба, соединяющая детей ее от обоих браков, и общее благоговение этих детей к ее памяти служат лучшим опровержением клевет, до сих пор на нее возводимых, и доказательством, что несправедливо иные звали ее „кружевная душа“, тогда как она была красавица не только лицом, а и всем существом своим. Рядилась же по приказанию мужа, который гордился красотою ее и радовался тому, что его невзрачностью оттенялся „чистейшей прелести чистейший образец“, точно так же, как рядом с Вирсавией помещают Арапа. Пушкин до конца любил и берег ее, как свое сокровище».

Петр Иванович Бартенев

Письма Натали к поэту, в отличие от писем Пушкина к Натали, где он ревностно оберегал честь своей семьи, до сих пор не обнаружены, и обвинения ее в пустоте бездоказательны. То, что ей надоели его стихи, она сказала в раздражении из ревности к фрейлине Александре Смирновой-Россет, ежедневно навещавшей Александра Сергеевича в Царском Селе. Зато сохранились ее письма ко второму мужу, Петру Петровичу Ланскому, – умные, глубокие, дышащие чувствами, по степени откровенности в передаче движений души похожие на дневники. Наверное, такими же были и письма к Пушкину. А как Пушкин радовался письмам Натали! Перечитывал по несколько раз, перецеловывал каждую страничку, исписанную мелким летящим почерком…

 
Читаю с тайною тоскою
И начитаться не могу.
 

«Ты ни в чем не виновата», – первое, что произнес поэт склонившейся над ним Наталье Николаевне, когда его, смертельно раненного, принесли после дуэли домой. И после он повторял это непрестанно, умирая почти двое суток. В измену любимой женщины Пушкин не верил ни секунды.

«Пушкина убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха. С ним умирала его культура. Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит. Это – предсмертные вздохи Пушкина, и также вздохи культуры пушкинской поры. На свете счастья нет, а есть покой и воля. Покой и воля. Они необходимы поэту для освобождения гармонии. Но покой и волю тоже отнимают. Не внешний покой, а творческий. Не ребяческую волю, не свободу либеральничать, а творческую волю – тайную свободу. И поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл», – писал Александр Блок в своей знаменитой речи «О назначении поэта».

С первых же дней семейной жизни Пушкин узнал нужду, да так из нее и не вылезал. И хотя никто из самых близких к нему людей не слышал от него ни единой жалобы, беспокойство о существовании семьи часто омрачало его лицо. Душевное состояние Пушкина оставляло желать лучшего, что замечали друзья. Он неотвратимо двигался к трагическому концу. Казалось бы, все было улажено, Дантес женился на сестре Натали, Екатерине Гончаровой, зачем повторный вызов на дуэль? Но Пушкин уже не мог поступить иначе… Государственная служба тяготила поэта, хотя и давала постоянный доход, лишала его той самой внутренней тайной воли и покоя. Его закружили «бесы» – несвободы, долгов, нищеты, отчаяния, уныния… Он сам искал смерти, как это позже будет делать другой гениальный русский поэт – Лермонтов. И он ее нашел…