Редактор Галина Пырх

© Елена Дымченко, 2021

ISBN 978-5-0051-1986-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Баба Света с дедом Степаном уже давно жили одни. Их небольшой домик притулился на самом краю деревни. В последнее время они стали замечать, что вещи у них словно бы сами с места на место начали передвигаться, а иногда и вовсе пропадать. Поняли старики, что в их отсутствие кто-то из односельчан повадился лазить к ним на подворье, а кто – неизвестно. Были у них, конечно, подозрения, да ведь не пойман – не вор…

Как-то раз возвращалась баба Света из сельмага домой. Пошла напрямик, узкой тропинкой, и встретила огромного пса. Белый, грязный, с крупной, как у медведя, башкой, он лежал прямо на дороге. Баба Света сроду таких здоровенных собак не видела, у них-то в деревне они, в основном, были мелкие, неказистые. Остановилась она, страшновато ей стало – такой как схватит, так полруки долой. Обойти его никак не получится, а домой-то надо, не возвращаться же назад, чтобы по другой дороге пройти, это ж крюк километров пять, да с тяжелой сумкой, не девочка ведь уже…

Пёс лежал спокойно и кидаться на неё, вроде бы, не собирался, но уж больно был страшен с виду, да и вставать и уступать дорогу явно не торопился.

– Эй, супостат, чего тут разлёгся, дай пройти! – строго сказала баба Света, а у самой поджилки трясутся, и голос подвёл, дал петуха на последнем слове.

Пёс внимательно посмотрел на неё и вздохнул. Потом, с трудом поднявшись, отошёл на пару метров в сторону и снова растянулся на земле.

Когда он встал, баба Света обратила внимание на его сильную худобу, которую не могла скрыть даже густая, грязно-белая шерсть. Да и по тому, как собака двигалась, было заметно, что чувствует она себя не очень, то ли ослабела совсем от голода, то ли больна чем, а может, просто старая.

Баба Света хотела было пойти дальше своей дорогой, но вместо этого полезла в сумку и стала искать, чего бы дать псу, уж больно жалко его стало. Достав буханку чёрного хлеба, она отломила четвертинку и кинула кусок со словами:

– На, поешь.

Собака подняла голову, с недоверием взглянула на неё, но дотянулась до угощения и проглотила его за секунду. Она явно ждала продолжения, потому что, не отрываясь, смотрела на сумку.

«Вот дура старая, – подумала баба Света. – Пожалела, на свою голову, сейчас как кинется, харчи отберёт, да и мне достанется!»

Но пёс не двигался, только перевёл взгляд с сумки на лицо старушки, и она увидела в его глазах такую тоску и печаль, что страх у неё как рукой сняло. Отломив ещё кусок, снова бросила псу, и он так же молниеносно исчез в огромной пасти.

«Весь хлеб сейчас съест, – мелькнуло в голове у бабы Светы, – да и хрен с ним, дома ещё полбуханки есть». – И она отдала собаке то, что осталось.

После этого повернулась, чтобы идти домой, но вдруг услышала за спиной какой-то шорох. Испуганно оглянувшись, старушка увидела, что пёс встал и с мольбой смотрит на неё. Сделав несколько шагов к ней, он остановился. Сердце её сжалось от жалости: бедолага, хоть и страшен с виду, но ведь душа-то живая…

– Ладно, пойдём со мной! – со вздохом сказала она и пошла по тропинке, пёс двинулся за ней.

Когда они приблизились к дому, дед Степан колол дрова. Увидев бабу Свету и следующую за ней по пятам громадную собаку, он решил, что жену надо спасать. Прихрамывая, со всей возможной для себя скоростью дед выбежал за калитку и встал, держа топор наперевес, готовый к бою.

Баба Света, увидев вооружённого мужа, перепугалась не на шутку:

– Ты что, старый, совсем ополоумел? Чего делать-то собрался?

Она приостановилась, пёс тоже.

– Беги, Светка, быстрей, я его сейчас порешу!

– Кого порешишь, его?

Старушка обернулась: пёс как-то неловко, бокомсидел на дороге – видимо, ноги плохо егодержали, – и, не мигая, смотрел на её мужа.

– Брось топор, дурак старый, со мной он.

Дед Степан даже рот раскрыл от изумления:

– Совсем сдурела? Такую зверюгу в дом вести! Он же ночью сожрёт нас обоих и косточек не оставит! Жить надоело?

– Топор-то опусти, Стёпа. Плохой он совсем, то ли старый, то ли больной, пусть в сарае поживёт. Жалко мне его стало, живая душа не должна одна на дороге помирать.

Дед, опустив топор, посторонился, но ворчливо пробурчал:

– Жалостливая ты у меня больно, Светка, как бы потом не пожалеть об этом, вон какой он здоровущий.

Вернувшись во двор, он положил топор на поленницу и открыл дверь старого покосившегося сарая.

– Веди уж сюда, нехай тут на соломе отлежится.

Баба Света зашла во двор, затем в сарай, пёс следовал за ней. Поворошив солому и собрав подстилку потолще и помягче, она сказала:

– Давай, дружок, ложись здесь, сейчас поесть тебе чего-нибудь соберу.

Пёс с облегчением растянулся на соломе и прикрыл слезящиеся глаза.

Баба Света ещё минуту посмотрела на него, жалостливо вздохнула и пошла в летнюю кухню приготовитьеду для нового постояльца.

Налив в большую миску вчерашнего супа и покрошив туда же оставшуюся заначку хлеба, она отнесла получившуюся похлёбку псу.

– На вот, поешь, – подсунула миску ему под нос. – Сколько же тебе еды-то надо, такому громиле? Придётся, видно, старую козу зарезать, всё равно собирались, толку от неё уже нет, а тебе ведь мясо надо.

Пёс съел всё до крошки и, вылизав дочиста миску, удовлетворённо закрыл глаза.

– Намаялся, сердешный, ну, отдыхай. Вот тут тебе воды налила, если что.

Поставив ведро с колодезной водой недалеко от задремавшего пса, старушка на цыпочках, чтобы не разбудить собаку, покинула сарай.

Глава 2

С обедом в этот день баба Света припозднилась – хлеба-то не осталось, как и супа, поэтому пришлось на скорую руку лепить пельмешки, которые можно есть и без хлеба.

Стоя спиной кдеду Степану, она мыла посуду и как бы между прочим спросила:

– Как там коза наша, Манька?

– А что Манька? – насторожился дед. – Как всегда. Вчера сослепу в стенку сарая врезалась, совсем уже одряхлела кормилица наша. Катька, стерва, её обижает, к кормушке не подпускает; что за характер скверный у этой молодой козы, слишком уж ерепенистая и злющая, до одури.

– Зато молоко какое у неё вкусное, жирное, а Манька совсем сдавать стала, может, пора её уже того…

– Чего «того»? Порешить, что ли? Дак, я тебе давно говорю, а ты «не надо, не надо, жалко, пусть поживёт ещё», а тут вдруг сама предлагаешь…

Баба Света начала усиленно оттирать сковородку.

Так и не дождавшись ответа, дед Степан пожал плечами:

– Ну, раз сама предлагаешь, сегодня же ипорешу. Петрович мяса просил на тушёнку, можно будет ему продать половину. Нам с тобой вдвоём столько не съесть.

– Обойдётся твой Петрович, у нас свой болящий объявился, надо его подкормить, – не выдержала баба Света.

– А, понял теперь. Значит, козой собралась этого пса откармливать. Ну, ты, мать, совсем с катушек съехала! Кто это собак голимым мясом кормит? А когда коза кончится, кем его кормить будешь, может, мной? – закипятился старик.

– А чем его кормить предлагаешь? Картошкой? Он же собака, ему мясо надо. Вон, у нас крупа, ещё с прошлого года припасённая, осталась, думала, курам отдать, а теперь сгодится – кашу ему варить буду. Тогда ему этой козы не на один день хватит. Да и не протянет он долго, сам же видел – еле ходит. Пусть хоть перед смертушкой порадуется.

– Вот недаром моя мать тебя сумасшедшей считала, всех болезных да убогих подбираешь, всю жизнь так! – сплюнул дед Степан и заковылял к выходу.

– Козу-то порешишь? – крикнула вслед мужу баба Света.

Тот ничего не ответил, но вернулся за большим ножом и бруском для заточки.

Когда он вышел, баба Света присела на табурет и облегчённо вздохнула:

– Ну и слава богу! Может, сослужишь, Манечка, службу напоследок, спасёшь душу собачью.

Пока дед Степан в хлеву разбирался с козой, баба Света оставалась в хате. За всю свою жизнь она так и не смогла привыкнуть смотреть на то, как лишают жизни домашнюю скотину, хотя и понимала, что её для того и держат.

Выйдя, наконец, во двор, она решила заглянуть в сарай, чтобы узнать, как там пёс, живой ещё, или уже нет. Она зашла внутрь, подождала, пока глаза привыкнут к темноте, но с удивлением обнаружила, что собаки в сарае нет.

«Куда же этот супостат делся?» – заволновалась баба Света и приступила к поискам.

Калитки на улицу и в огород были притворены, значит, он был где-то здесь. Но, обойдядом изаглянув во все потаённые места, куда мог бы спрятаться этот огромный пёс, она нигде его так и не обнаружила.

«Пойду у Стёпы спрошу, может, видел, куда он подевался», – решила старушка.

Зайдя в хлев, она обомлела. Деда Степана здесь не было, зато приведённая ею собака, лёжа на полу, с наслаждением обгладывала подозрительно большую кость. Подняв на бабу Свету глаза и отвлёкшись всего на минуту, пёс плотоядно облизнулся и снова продолжил своё кровавое пиршество.

– Батюшки-светы, что ж ты натворил-то, убивец! – выдохнула старушка, испуганно прикрыв рот рукой, и заголосила уже в полный голос: – Стёпушка, муж мой любимый!

Выскочив из хлева, она сделала несколько шагов, но ноги её подкосились, и, упав на траву, она забилась в рыданиях.

– Стёпушка, прости меня, дуру глупую! Как же я теперь без тебя буду, осталась одна-одинёшенька! Не послушала тебя, принял ты по моей вине смерть лютую…

Тень упала сверху на бабу Свету; решив, что пришёл и её час, она зажмурила глаза – бежать сил не было.

– Ты чего тут разлеглась-то, по ком причитаешь? – раздался вдруг за её спиной ворчливый голос мужа.

Обернувшись, она увидела оплакиваемого супруга. Присев рядом и положив руку ей на плечо, он с удивлением смотрел на залитое слезами лицо жены. Затем, переведя взгляд на двери хлева и обратно, вдруг прыснул в кулак:

– Ну, ты, Светка, и дура у меня!

– Стёпушка! Я уж такое подумала, такое!!! Решила, что это он тебя доедает, я же долго в хате сидела. Слава богу, жив ты, мой соколик! – кинулась баба Света на грудь мужу.

– Тихо ты, тихо, свалишь своего соколика с ног-то! – засмеялся дед Степан. – Пришёл твой дружок на раздачу, я как раз мясо рубил, ну так он жалобно смотрел, так смотрел, что отдал я ему голяшку погрызть. А ты чего подумала?

– Ой, да что теперь говорить-то, жив ты, мой Стёпушка, здоров!

Припав к мужу, она всё никак не могла успокоиться после пережитых страшных минут.

– Ладно, давай подымайся, горлинка моя, а то твоему соколику тебя уже не поднять.

Дед Степан помог бабе Свете встать на ноги и, обняв за плечи, довёл до крыльца.