РЕБЕНОК МОЕГО МУЖА
повесть

Глава 1

Нет, я не представляю, на кого это сшито! – Стоя перед зеркалом в примерочной, высокая девушка – блондинка с голубыми глазами – безусловно и совершенно сознательно похожая на Мадонну – выдохнула. И «молния» на юбке, застегнутая с таким трудом, тут же разошлась снова. – Ты только посмотри! Эта юбка сшита не на женщину, а на манекен… А может, просто на доску! Ведь не могут бедра быть того же объема, что и талия? – жалобно протянула девушка.

Черный костюмчик – отделанный рыжим мехом жакет и короткая юбочка – вернулся на вешалку, сопровождаемый негодованиями по поводу ущербности итальянских модельеров, которые ничего не смыслят в женских фигурах. Выговорившись и успокоившись, молодая женщина повернулась к соседней примерочной:

– А у тебя как? Катерина, ну что ты так долго?

Звякнули кольца, штора поползла в сторону, и Катерина, улыбаясь, пошла через зал к большому зеркалу. Платье из буклированного трикотажа теплого оттенка осенних листьев облегало красивую фигуру молодой женщины. Изящный крой и мягкая ткань подчеркивали крутой изгиб бедер (и никто никогда не посмел бы сказать, что они одного размера с талией) и высокую грудь. «Перевернутый» воротник – закрытая шея и вырез на спине – придавал платью очаровательную пикантность.

Любая женщина знает, когда вещь ей действительно к лицу. И Катерина уверенно поворачивалась перед зеркалом, гордо держа голову с тяжелым узлом светлых волос на затылке. Зеленые глаза с золотыми искорками лучились смехом, а полные губы неудержимо складывались в улыбку, когда она смотрела на раздосадованную подругу. Та топнула ножкой, как обиженный ребенок, и сердито сказала:

– Да ну тебя. На диете ты не сидишь, попа у тебя больше моей, но выглядишь ты все равно здорово.

Катерина сказала, ничуть не обидевшись:

– Дурочка ты, Иришка. Просто у меня другой стиль. Ты ведь не наденешь это платье, для тебя оно слишком длинное – аж по колено. И слишком простое. А мне не подойдет этот костюмчик – слишком обтягивает, а на юбку они явно пожалели ткани – совсем коротенькая. Да еще эта «молния» спереди…

– Д-а. – Ира перестала обиженно хмуриться и вновь мечтательно уставилась на костюм. – Но сейчас это самый писк, и мне хотелось именно такой.

– Ну давай сходим в ГУМ или в «Пассаж».

– Ты что! Там так дорого. Артур меня убьет. Знаешь, как он злился в прошлый раз, когда я потратила все деньги за два дня. Он, видите ли, выделил их на питание на месяц… Нет, ты знаешь, что он мне устроил?

И все время, пока они оплачивали покупки, выбирались из ЦУМа и шли в ГУМ («Ну давай заглянем на минутку – там сейчас распродажа»), Катерина в который раз выслушивала историю подружки про деспота и мещанина, за которого она вышла замуж («Тут я полностью согласна с моей мамой – это определенно был мезальянс»). На ее взгляд, Артур – добрый и умный человек, оборотистый делец – стоически сносил все выходки своей взбалмошной жены. Но иногда Иришке все же удавалось пробить брешь в его невозмутимом благодушии – и тогда разражался скандал.

Первое время, когда после очередной бурной сцены подружка приезжала выплакаться и обсудить предстоящий развод, Катерина расстраивалась и переживала, боясь, что дело дойдет до настоящего разрыва. Но потом, присмотревшись к происходящему, она пришла к мысли, что оба скандалиста получают своеобразное удовольствие от ссор, бурных сцен и от следовавших за ними примирений. Так что теперь, выслушивая очередную историю («Он хочет сделать из меня свою маму!»), Катерина то сочувствовала подруге, то поддразнивала ее.

Ей самой подобный стиль в отношениях с мужем был совершенно чужд. В который раз молодая женщина, выслушивая очередные «Я ему говорю – ты мещанин! А он меня знаешь как назвал?», удивлялась. Как можно наговорить друг другу столько гадостей, так разнести всю совместную жизнь, как дважды два доказать, что твоя вторая половина совершенно не подходит тебе ни по моральным, ни по физическим данным, – и на следующий день ворковать с мужем по телефону: «Да, пусик, я приеду. Я ты заказал мой любимый десерт? А что ты хочешь, чтобы я надела? А под платье?»

Катерина вспомнила свою последнюю размолвку с мужем. Ну, ссорой это было трудно назвать, но все же… Это раздражало, так как источник беспокойства находился извне и являлся – кто угадает? – правильно – любимой свекровью. С другой стороны, она даже не особенно переживала: подобные сцены повторялись не раз, и заканчивалось все приблизительно одинаково. Надо просто переждать, без лишних эмоций делая все по-своему.

Девушка очень скоро оставила надежду на то, что когда-нибудь мама мужа станет для нее родным человеком. Сама Нина Станиславовна, даже после того как поневоле приняла невестку, совершенно не стремилась к установлению каких-то близких отношений. Да ей и в голову не приходило, что они могли бы подружиться. Вот если бы девчонка слушалась – тогда другое дело. Сама того не понимая, Нина Станиславовна безотчетно пыталась повторить ту ситуацию, в которую попала сама, когда стала молодой женой. Свекровь всегда для нее была непререкаемым авторитетом, и невестке в голову не приходило просто пойти наперекор ее воле.

Родители Нины Станиславовны были служащими среднего звена, а Ниночка, обожавшая кино, мечтала стать актрисой. Когда девушка заявила матери, что будет непременно сниматься, мудрая женщина не стала устраивать сцен. Она прекрасно знала дочкин характер и понимала, что проще простого запретить и тем самым настроить против себя строптивую девочку. Мать понимала, что дело не в актерстве. Просто Ниночка мечтала иметь то, что, по ее мнению, есть у знаменитых и публичных людей, – деньги, красивую жизнь, славу. Мама с папой перетрясли всех друзей и знакомых, но раздобыли нужного человека. И вот мама торжественно объявила Ниночке, что к ним придет на ужин настоящая актриса. Второй план, но фамилия была узнаваема.

– Она тебя послушает, посоветует как и что, все-таки знающий закулисную кухню человек, – говорила мама.

И актриса не подвела. Роль свою она исполнила с блеском. Выслушала басню, потом монолог Катерины из «Грозы» Островского и сумела даже ни разу не улыбнуться. Объявила, что девушка не бесталанна, но трудов артистическая карьера будет стоить немалых. Потом, за чаем с пирогами, рассказала пару историй из актерских будней. А уж когда мама пошла в кухню, придвинулась к Ниночке и негромко принялась давать советы другого рода: «Оно, конечно, звучит грубовато, но ведь ты захочешь роли приличные получать? А без этого в нашем деле никак. Если режиссер мужчина – сама понимаешь. Если женщина? Ну, они-то самые и есть… Что глаза круглые делаешь? Не знала такого?»

Как и надеялась мама, разговор этот сильно охладил пыл дочки. Нина задумалась – сколько придется трудиться, прежде чем она приблизится к заветной цели? Посоветовавшись с мамой, Ниночка поступила в историко-архивный и с головой погрузилась – нет, не в учебу, а в праздник студенческой жизни. Отец, дожидаясь дочь с очередной вечеринки, вечером на кухне выговаривал жене, но та качала головой: их Ниночка не глупа, она не потеряет голову из-за какого-нибудь бесперспективного длинноволосого оболтуса с гитарой. Девушка хотела найти обеспеченного мужа, который открыл бы для нее двери в красивую жизнь. В то время в Советском Союзе круг таких людей был очень узок: партийные чиновники, дипломаты, работники торговли и искусства. Две последние группы казались Ниночке сомнительными, что значительно сужало круг поиска.

Ей показалось, что она наконец попала в десятку, когда встретила Андрея. Молодой человек начинал дипломатическую карьеру, следуя по стопам отца. Он был холост, хорош собой, и Ниночка почти влюбилась. Впрочем, что значит почти? Она и влюбилась, но голову – в отличие от многих – не потеряла. Дело в том, что Андрюша оказался заядлым ходоком. Ухаживал он красиво, но настойчиво тянул любой объект в кровать. Помучившись некоторое время над вечным вопросом «спать или не спать?», Ниночка приняла решение пойти ва-банк. Пусть это и плохо сочетается с понятием «девичья гордость» – признаться в любви мужчине, но… но отношения следовало прояснить. И вот после очередной длительной прогулки по Москве, когда они ели мороженое, болтали и целовались в скверике среди сиреневых кустов, Андрей – очередной раз – ненавязчиво спросил:

– Зайдешь?

Ниночка кивнула. Глаза мужчины вспыхнули, и ей на минуту стало страшно, но она уверена была в двух вещах: его порядочности и своем упорстве, а потому смело вошла в прохладный подъезд сталинского дома, а потом и в просторную квартиру. Родители Андрея пребывали в очередной командировке, и он наслаждался полной свободой. Впрочем, как юноша разумный и будущий дипломат, Андрей прекрасно понимал, что в ведомственном доме его свобода всегда была объектом пристального внимания соседей, и вел себя довольно осторожно.

Он провел гостью по квартире, показал коллекцию отца – трости, которые он привозил из всех стран, где работал. Честно говоря, сначала коллекция была просто стратегическим ходом, молодому дипломату посоветовал его кто-то из стариков:

– У человека должно быть хобби. Рыбалка, например. Коллекция чего-то… не очень дорогого, чтобы не обвинили во взяточничестве. Это избавляет родных, друзей и коллег от множества проблем: они всегда знают, что дарить. А у тебя всегда будет тема для разговора и повод для отлучки.

Молодой человек совет принял, а основой будущей коллекции стала хранившаяся в доме трость деда. Очень скоро он действительно увлекся процессом собирательства, обзавелся соответствующей литературой и постепенно стал настоящим, увлеченным коллекционером. Теперь друзья не ломали головы над подарком – и везли трости, тросточки, палки и набалдашники с разных концов Советского Союза и всего мира.

Андрей показал своей гостье самые интересные экспонаты и церемонно спросил, не хочет ли гостья чаю. Ниночка кивнула, и он, оставив ее в гостиной, отправился в кухню.

К концу чаепития разговор практически сошел на нет. Молодые люди ощущали напряжение, повисшее в комнате. Андрей колебался, но в конце концов решил пойти по привычному пути: подсел на диван и, бормоча какие-то ласковые глупости, принялся целовать девушку, подбираясь к воротничку блузки.

Однако Ниночка не дала слабой плоти взять вверх над духом и заявила ухажеру, что если он ее не любит, а хочет приятно провести время, то отношения их должны ограничиться совместными прогулками, и не больше. Должно быть, у девушки все же имелись актерские данные. Она прекрасно сознавала, как трогательно и беззащитно выглядела, когда сидела с распущенными волосами на уголочке дивана и, прижав кулачки к груди, смотрела на растерянного молодого человека огромными, полными слез глазами.

– Пойми меня, Андрей, – говорила она дрожащими губами. – Я люблю тебя… действительно люблю и знаю, что твое чувство ко мне не так серьезно… Если ты настаиваешь – я согласна… на все. Только ты… не предай меня, пожалуйста.

Молодой дипломат, привыкший к легким отношениям, проникся уважением к девушке. Они остались друзьями. Он даже познакомил ее с мамой. А потом встречи их становились все реже и реже, и было понятно, что дружба скоро кончится совсем… Нина страдала, но что было делать? Стать игрушкой на время? Так глупо она не собиралась завершить свой проект. Похоже, надо начинать поиски нового варианта. Но тут в жизни Андрея произошли некоторые перемены. Отец объявил, что через год молодой человек отправится в первую в своей жизни загранкомандировку… если в этом году женится.

– Но почему я должен жениться? – растерянно спрашивал сын.

– Потому что такова политика нашего правительства. Неженатому меньше доверяют, он ненадежен. И даже я не смогу составить тебе протекцию для получения назначения в приличную страну.

Родители заметались, подыскивая невесту. Андрей пребывал в прострации. И вдруг вспомнил Ниночку: ее огромные, полные слез глаза и то, как она говорила: «Я тебя люблю». Как он мог так легкомысленно отвергнуть чувство порядочной, чистой девушки! И ведь она нравилась ему. Андрей бросился к телефону. Молодые люди встретились, и угасшее было чувство вспыхнуло с новой силой. Теперь Андрей чуть ли не с порога объявил о своем желании жениться, но торопить с близостью Ниночку не стал: зачем, раз он и так свое получит. В конце концов, это даже забавно – первая брачная ночь и все такое.

После того как родители молодых познакомились между собой, мама тихонько сказала Ниночке:

– Тяжко тебе придется, детка. Свекровь суровая женщина.

– Ничего. Это ведь только здесь, а уж в командировках я буду сама себе хозяйка.

У Нины хватило ума не ссориться с властной женщиной. Больше того, она охотно училась у нее, часто копировала ее манеры и с возрастом все больше становилась похожа не на свою собственную мать, а на свекровь.

И вот теперь, когда Нина Станиславовна сама стояла перед фактом, что ей волей-неволей все же придется обзавестись невесткой, она попыталась играть роль ментора: учить провинциалку манерам, кулинарным премудростям и прочему, что так необходимо хорошей жене. Но вот поди ж ты – эта выскочка не желала смотреть ей в рот и благодарно кивать, выслушивая поучения! По этой причине отношения невестки со свекровью не заладились с самого начала.

Был солнечный сентябрьский денек, и молодые женщины решили пройтись по Кузнецкому Мосту. Каблучки стучали по булыжнику, солнце отражалось в витринах, пуская зайчиков в глаза прохожим. Мужчины провожали подружек восхищенными взглядами. Они совсем разные, и каждая по-своему хороша. Иришка – мечта восточных мужчин. Высокая пепельная блондинка, очаровательное кукольное личико, яркие губы и широко распахнутые голубые глаза.

Катерина относилась к другому типу женщин – невысокая, с очень женственными формами и пышной грудью. Ее лицо нельзя было назвать красивым в классическом смысле – чертам недоставало правильности. Но мало кто мог остаться равнодушным, увидев карие глаза с золотыми искорками, ровные дуги бровей и большой рот с чувственными губами. Чудесные каштановые волосы, вьющиеся от природы, завершали облик, имя которому – очарование.

Подружки шли через прозрачный воздух золотого осеннего дня, окруженные сиянием молодости, красоты, заинтересованными взглядами мужчин и завистливыми – женщин.

Поход по магазинам и бутикам ГУМа доставил массу удовольствия, но порядком утомил обеих подруг. Наконец Катерина не выдержала:

– Все, больше не могу. Давай где-нибудь посидим немножко, а потом поедем домой.

– Хорошо-хорошо, я тоже устала. Давай только еще в «Штальман» зайдем, и все.

– Ладно, но сначала я хочу пить. И есть. И сесть. А если бы можно было где-нибудь прилечь и задрать ноги выше головы, чтобы кровь отлила, – это было бы вообще чудесно.

В маленьком и уютном кафе с мраморными столиками и пальмами в расписных глиняных кадках подруги просмотрели меню, и лица их приобрели задумчиво-жалобное выражение. Пирожные с кремом и фруктами, со взбитыми сливками и шоколадной глазурью, пицца с грибами, маслинами и ветчиной…

– Ой, нет. – Сглотнув, Иришка отодвинула перечень земных соблазнов, губительных для фигуры. – Кофе. Черный. – И с выражением мученицы первых веков христианства, требующей поскорее поджечь костер под ее ногами, добавила: – И пачку «Давидофф лайт».

Понимающе улыбаясь, официантка спросила Катерину:

– Вам то же самое?

– Да, только кофе с сахаром и сливками. И два пирожных с фруктами и заварным кремом.

– Ты с ума сошла! – Ира недоверчиво смотрела на подругу. – Два пирожных! Ты растолстеешь.

– А одно для тебя.

– Нет-нет, на меня и так не налез тот костюмчик, и вообще…