Мир догадок и тайн… Мир коварства и обмана, в котором как рыбы в воде чувствовали себя не только мужчины, но и женщины. Выведать государственную тайну, оказать влияние на политику целой страны или поведение некоего выдающегося человека, организовать убийство императора или полководца – они справлялись с этими заданиями с той же лихостью, что и их коллеги сильного пола.

Их сила была в их слабости.

Виртуозные притворщицы, они порой и сами не могли отличить свою ложь от своей правды. Именно поэтому в эти игры охотно вступали актрисы: каждая из них мечтала об амплуа главной героини интриги! Бывало, впрочем, что и добропорядочные мужние жены, вдруг ощутив в крови неистовый вирус авантюризма, вступали на тот же путь.

Каждая из них вела свою роль под маской невидимки. Великую роль – или эпизодическую, ведущую – или одну из многих. Кто-то из них вызывает восхищение, кто-то – отвращение.

Странные цели вели их, побуждали рисковать покоем, честью, жизнью – своими и чужими. Странные цели, а порою и непостижимые – тем более теперь, спустя столько лет и даже веков. Хотя… ведь было же когда-то сказано, что цель оправдывает средства. Для них это было именно так.

Познакомившись с нашими российскими дамами плаща и кинжала, можно в том не сомневаться.

* * *

«– Солнце души моей!

Померкло мое солнце. И я в черной ночи вишу над бездонной, над страшной пропастью. Зачем я пишу тебе, куда я пишу тебе, зачем обманываюсь? Совсем недавно я чувствовала себя 25-летней. А сейчас мне даже не сорок – семьдесят. Тянет вниз, но ты не простил бы мне, если бы я сорвалась. Сегодня Алешенька гадал на ромашке «любит – не любит» и, как в прошлом году, уверенно воскликнул: «Любит папа маму!»

Часто я сижу с закрытыми глазами, а иногда просто глядя перед собой. И вдруг начинаю кричать – протяжно, дико, протестующе. Я готова вырвать сердце из груди – такое горячее и колючее. Оглядываюсь кругом: люди сидят и говорят со мной, а на их лицах деловое, обычное выражение. Значит, я кричала молча.

Я живу, как птица с поломанными крыльями. Как мне не хватает тебя!»

Это письмо обращено к мертвому, любимому, незабытому… После ее смерти среди бумаг нашли шесть таких писем – крики, зовы одинокой, страдающей души. Услышал ли он их там, где пребывал? И если там сохраняется память, вспомнил ли, как сначала они недолюбливали, можно сказать даже – ненавидели друг друга?

У некоторых людей бывает любовь с первого взгляда, а у них с первого взгляда возникла взаимная неприязнь, которая только усиливалась с каждым днем совместной работы. Они спорили по поводу и без повода. Ей казалось, что в начальники ей достался какой-то легкомысленный бездельник, который определенно провалит дело. Вот уж воистину – плейбой! Он бы тоже предпочел кого-нибудь повеселей и посговорчивей этой красавицы с непреклонным выражением точеного лица и высокомерными повадками. Не сговариваясь, они обратились к высшему начальству с просьбами – почти с мольбами! – перевести эту (этого) «в другое место, подальше от меня». Начальство ответило кратко: сейчас нет возможности для перевода, придется вам в интересах дела еще немножко пострадать, дорогие товарищи Кин и Ирина. Недолго – полгодика.

«Ну, полгодика я как-нибудь потерплю, тем паче – в интересах дела!» – стиснув зубы, подумал каждый из вышеназванных товарищей.

Спустя три месяца по начальству была отправлена новая просьба – уже совместная: товарищи Кин и Ирина выспрашивали разрешения сочетаться законным браком. Исключительно ради собственных интересов!

– Обязательно им наше разрешение понадобилось, – проворчал один из начальников, крайне недовольный поворотом ситуации: то видеть друг друга не могли, теперь друг без друга не могут. Несерьезно как-то! Взрослые люди, в конце концов. Наверное, уже вовсю живут вместе. Ну и жили бы на здоровье, так нет же: брак им понадобился.

– Ну, это вряд ли, что вместе живут! – усмехнулся другой руководящий товарищ. – Ты что, забыл, какая штучка наша Ирина? У нее нравы строгие! Помнишь, как застрелиться собиралась, когда… – Он выразительно хмыкнул. – Поэтому, думаю, Кин все еще ходит вокруг нее кругами. Но, скажу я тебе, тут наверняка дела не простые, наверняка любовь до гроба, иначе этого рапорта не было бы.

– Любовь! – хмыкнул первый начальник. – Ну что, пусть женятся, как ты считаешь?

– Да на здоровье! – махнул рукой второй, и Кину с Ириной была отбита секретная депеша, в которой содержалась некая разновидность сакраментального благословения: «Плодитесь и размножайтесь!»

Буквально на другой день после получения шифрограммы (это было в декабре 1935 года) второй секретарь полпредства СССР в Финляндии Борис Николаевич Ярцев (Кин) наконец-то остался на ночь в спальне своей жены Зои Ивановны Ярцевой (Ирины), в ее постели, а не на неудобном диванчике в гостиной. Юмор ситуации состоял в том, что эта парочка с самого начала состояла в браке – правда, в фиктивном. И только теперь, с благословения вышестоящих инстанций, они смогли дать волю своим чувствам и перестать морочить людям головы: по видимости муж и жена, а фактически – на пионерском расстоянии…

Хотя нет. Морочить людям головы они – в том-то и дело! – не могли и не имели права перестать, потому что работа у них была такая. Кин (он же Борис Николаевич Ярцев, он же Борис Николаевич Рыбкин, он же Борух Аронович Рывкин) и Ирина (она же Зоя Ивановна Ярцева, она же Зоя Ивановна Воскресенская) состояли на службе в советской разведке и являлись ее резидентами в Финляндии. Сейчас они были более или менее легализованы, однако в прошлом у каждого были задания, выполненные на нелегальном положении, под чужими именами и фамилиями, в самых что ни на есть рискованных ситуациях и с несомненной опасностью для жизни.

Кстати, пассаж руководящего товарища насчет строгости нравов молодой жены и в самом деле был уместен. Еще не забылся случай, приключившийся два года назад. В то время Зоя была куратором чекистской деятельности в Эстонии, Литве и Латвии. Она жила в Риге под именем баронессы Воскресенской и своими манерами,