– А ты знала, что, когда ребенок начинает шевелиться, его называют оживающим? – спрашивает Хоуп.
Я фыркаю.
– Она что, выскочит из моего живота с мечом и объявит, что в живых должен остаться только один?
– Очень может быть. Женщины ведь умирали, рожая, так? Ребенок, по сути, – это паразит. Он живет, питаясь твоей пищей, поглощая твою энергию. – Концом вешалки она постукивает себя по губам. – Так что да, думаю, девиз «Горца» тут был бы кстати.
Мы с Карин смотрим на нее в ужасе.
– Безнадежная, заткнись, – приказывает Карин.
– Я просто рассуждала, что с медицинской точки зрения это вероятная теория. Не тут, но, может быть, у других, менее развитых, народов. – Она тянется похлопать меня по животу. – Не беспокойся. Ты в безопасности. И тебе нужно больше одежды для беременных, – говорит она, переключаясь на новую тему, пока я все еще перевариваю мысль о том, что мой ребенок – паразит.
Я качаю головой.
– Нет. Вся эта одежда выглядит отвратительно. Я и так похожа на лодку, не хочется быть еще и страшной лодкой.
– Думаю, если бы я была беременной, я бы носила одежду свободного кроя или халаты, как Люсиль Болл, – задумчиво говорит Карин.
– А они вообще есть в продаже? – спрашивает Хоуп.