Только один – один на двоих великий огонь согревал их полунагие беззащитные тела, сплетенные в сырых низких сводах их каменной пещеры; жаркое пламя защищало их обиталище от голодных жестоких хищников, бродящих под ледяным покровом первозданного мрака; жар угольев обжигающего, прирученного огня, накормленного сухими ветвями, облизывал жесткое мясо убитых на охоте животных, размягчал и наделял его сочным вкусом.

Один на двоих был огонь. Они были возле него. Двое, созданные друг для друга, двое, являющие собой сотворенную праведную гармонию.

Двое.

***

Он был силен. Она была слаба. Он умен, она хитра. Он – большой, мощный, жилистый и выносливый, покрытый волосами, похожий на гигантский нерушимый корень баобаба; она – хрупкая, изящная, светлокожая, небольшая, с длинными пушистыми коричневыми волосами, имеющая сходство с редким цветком саванны, готовая вметнуть в воздух при сильном порыве ветра. Его искушало и интриговало то, что было в ней, но не было у него, ее забавляло и восторженно настораживало то, чего не было у нее, а было у него.

Ему нравилось смотреть на нежные черты ее лица, ему нравилось гладить ее мягкие волосы, им овладевали сладострастные инстинкты, когда он видел ее обнаженные тело или касался ладонями ее грудей. Он обладал ею всей, она была подчинена ему, ибо она была слабее, и он защищал ее от всех, кто хотел причинить ей вред.

Ей нравилось гладить его крепкое загорелое тело, играть пальцами с окаменелыми надежными мышцами под его кожей, которые внушали ей трепет и спокойствие перед опасностями враждебного мира. Она с радостью и блаженством подчинялась ему, чувствуя его плотское желание, она восторженно внимала его страстным горячим порывам, заражаясь ими сама. И тогда вновь на двоих был один огонь. Огонь Вожделения и Любви.

Он, вооруженный закаленными в пламени копьями, бродил в диком живом лесу и охотился на зверей, добывая мясо для пищи и теплые шкуры для одежды. Она ожидала его возвращения и берегла Огонь в очаге, постоянно давая ему пропитание, она искала сухие ветви и бросала их в пламя. Она знала, что жизнь Огня зависит от того, насколько хорош хворост, собранный ею. Он приносил ей мясо и рыбу, съедобные коренья и фрукты, и она обрабатывала их, очищала, жарила на углях или подавала так, посыпав душистыми травами. Тогда несколько их маленьких детей, резвящихся внутри пещеры, прибегали, соблазненные запахом, и они вместе принимались за еду, наслаждаясь ей, боготворя ее.

Дети были малы и шаловливы, дети постоянно играли в пещере или рядом с ней, дети часто смеялись и плакали, иногда они болели, и когда это происходило, Она начинала метаться и прижимать к груди лихорадящее создание, а Он молча и хмуро сидел у огня, взяв на руки остальных, здоровых и притихших. Это были плохие времена, полные страхов и печалей. Но потом дети выздоравливали, просили еды, и они все вновь были счастливы.

Она постоянно тревожилась за детей, когда те шли купаться или исчезали с глаз, пока она была чем-нибудь занята. Она часто искала их в лесу, призывая их своим грустным голосом, а когда они находились, она злилась и легонько шлепала их. Дети любили Ёе, дети искали Ёе ласки и нежности, и Она щедро давала им эти чувства, ведомая лихорадочным первозданным материнским инстинктом, Она готова была умереть за них, Она готова была за них стать сильной и драться с хищниками и врагами. Она была Мать.

Он так же оберегал своих слабых маленьких детей, он учил их охоте и ловле рыбы, он учил их быть сильными и сражаться, дети боялись и уважали Его, и их восторженная трепетная любовь умиляла Его и радовала. Он мечтал, что бы они выросли крепкими и сильными охотниками и защитниками, что бы у них появились женщины и дети, и они хранили своих женщин и детей так же, как Он сам делал это сейчас. Он был Отец.

Во времена веселья они все выбегали из пещеры на залитую предзакатным светом полянку возле реки, купались в теплой воде, брызгались, смеялись и дурачились, то изображая диких зверей, то охотников, кидались друг в друга сочными плодами и глубоко ныряли, доставая со дна разноцветные ракушки. Вдоволь нарезвившись, первой с места веселья уходила Она, тревожащаяся за пламя Огня, оставленного без присмотра в пещере.

Множество лун сменяли одну луну.

Растаял снег, и запела, оживая, черная река, птицы в лесу воспевали пригревающие ласковые лучи молодого солнца, звери резвились на вновь зацветающих полянах дремучих девственных лесов.

Первозданная, первобытная радость пленила темные умы, лучи далекого солнца прикасались к коже, согревая благодатным теплом, дни стали длиннее и жарче. Ночи были пожраны бессонным истомным искушением, томительное призрачное, сладкое предчувствие будоражило, и Он не мог понять, что это было такое.

***

Вооружившись копьем и палицей, Он отправился на охоту в одно росистое серебряное утро, залитый оранжевыми бликами рассвета. Она необъяснимо нежно и тревожно проводила Его, чувствуя трепетный беспорядочный стук внутри своей груди.

В пещере жарче разгорелся костер, подкормленный Ее рукою в тишине, дети крепко спали на шкурах в углу.

Он неторопливо и осторожно шел навстречу восходящему солнцу, ловя острым слухом звуки в этом сонном затишье предрассветных мгновений. Живой, дышащий, кишащий мир лениво пробуждался вокруг, прекрасные дикие цветы источали дивные ароматы, под ногами колосилась сочная влажная трава, древесные листья неспокойно перешептывались в позолоченных тенях.

В невесомой тишине, нежно искрящейся лишь пением далекой реки, он услышал вдруг чьи-то тихие шаги, и мгновенно замер на месте, силясь определить место, откуда доносились вкрадчивые звуки. От острого взора Его не укрылась фигура, неспешно шелестящая легкими ступнями по траве на залитой светом опушке леса.

Это была совсем юная женщина.

Он, словно зверь, затаившийся в кустах, был поражен ослепительной прелестью грациозного светловолосого создания.

Ее поступь была легка словно ветер, а его Женщина ходила тяжело и громко.

Ее груди были нежны и упруги, белые, дерзко смотрящие в небо, а у его Женщины груди смотрели на землю, иссосанные голодными ртами детей.

Ее глаза были синие, словно теплые воды щедрой глубокой реки, а у его Женщины глаза были, словно грязная земля.

Ее волосы были словно солнце, светлые и блестящие, упругими волнами ниспадающие по спине, а у его Женщины волосы были словно обветренные скалы.

Ее наивное лицо было мило и свежо, она дивилась каждому красивому цветку, она улыбалась облакам.

Он осознал, это эта женщина лучше, чем та женщина, которая осталась в пещере с детьми.

Он осознал, что эта женщина должна принадлежать ему, а та, которая осталась в пещере, больше ему не нужна.

Он осознал, что пылает плотским вожделением к ее сверкающему, гибкому телу, не оскверненному шрамами от вынашивания детей.

Он хотел защищать ее от врагов и хищников, он хотел каждый миг своей жизни любоваться ее прелестями.

Его внимательные глаза сквозь ветви деревьев плотоядным взором окутывали чужую женщину, нежащуюся в золотистых лучах, каждое ее грациозное движение отзывалось в его напряженном теле безумной вожделенной дрожью.

Неведомая мощная сила словно подтолкнула его в спину, и Он вышел из своего укрытия прямо к удивленной и испуганной женщине. Она, словно дикая кошка, вся сжалась в ненависти и страхе, и прелесть ее выплеснулась в еще одном чарующем витке соблазна. Мужчина почувствовал ее запах и поразился: она была словно соткана из нектара. Его Женщина, оставленная в пещере, пахла свежей рыбой и дымом.