Цитаты из книг автора «Екатерина Рождественская»

Нина театр не любила – там всегда кривлялись и очень громко орали.

– Кес-ке-се, – спросила она по-французски, моментально переводя на русский: – А что за нахер?

рядом с необычной железной колонной, воткнутой в землю, как гвоздь, под прямым углом. Вокруг нее – сильное исцеляющее энергетическое поле. Всегда очередь из страждущих. Подходят, трутся. Говорят, надо правильно встать к ней спиной и соединить руки сзади, чтобы позвоночник соприкоснулся с важной железякой, тогда – и здоровье, и счастье, и вообще

Была у Евы одна странная привычка – все, в том числе и чай, пить из винных бокалов. «Все вкуснее в бокалах! Могла б и бульон из них пить, ну честное слово!» – объясняла она эту свою прихоть

Мандарины и 2 лимона – вместе 2 кг, 1 кг сахара, 3 чашки воды, 2 ст.л. коньяка.

Особенно милы описательные названия оттенков. Например, цвет голубиной шейки – простой серый, а цвет испуганной мыши – нежно-серый, поскольку испуганная мышь, видимо, от страха становится бледнее, чем обычно. А как зловеще звучит фраза: на нем ладно сидел сюртук цвета паука, замышляющего преступление… А на самом деле просто темно-серый банальный сюртук! Зато как сразу меняется характер хозяина сюртука из-за этого паучьего цвета! А вот еще любопытное название цвета – последний вздох жако, желто-рыжий. Оказывается, перед смертью глаза попугая жако желтеют, вот откуда и название оттенка. Ну, а про цвет детской неожиданности все знают и сегодня, этот оттенок никогда и не менялся. Раньше его еще называли «сюрприз дофина». Первыми, конечно же, новый модный цвет детских какашек открыли парижане после того, как Мария-Антуанетта показала своим придворным только что рожденного, но уже успевшего обкакаться сына. Очень распространенным в старое время был пюсовый цвет, от французского puce, «блоха». Лично я с блохой не встречалась, но в то время, говорят, они были обычными домашними животными, то бишь насекомыми. И без них не обходился ни один двор – от крестьянского до королевского. Цветом блоха была коричневая в красноту, в зависимости от того, сколько крови насосалась. И вообще, блошиная тема была очень популярной, особенно в XVIII веке. Ни один кавалер или дама не обходились без ловушки для блох, маленькой фарфоровой или металлической, может быть, даже и золотой трубочки с отверстиями, куда закладывалась приманка – мед или кровь. Особенно любимым местом жительства блох были густо напудренные волосы и парики, которые в том далеком веке были модными. Придумали даже элегантные специальные палочки, которыми можно было чесать голову через парик. Ну это я отвлеклась на тему домашних любимцев. Вот оттенки пюсового: мечтательная блоха, цвет блохи, упавшей в обморок (если в обморок, значит, бледнее, это мы по мыши помним), цвет блошиной спинки и блошиного брюшка и апофеоз – цвет раздавленной блохи и цвет блохи в родильной горячке! Или возьмем зеленый цвет. Его оттенки почему-то чаще зависели от географии – зеленый английский, зеленый русский, саксонская зелень. Иногда сравнивались с животными – цвет змеиной кожи, зеленый попугайный, цвет молодого попугая (наверное, чуть ярче пожилого?), цвет лягушки в обмороке или влюбленной жабы. И множество других зеленых из разных областей: капустный, зеленого луга, осинового листа, селадоновый, зеленый Александр, миртовый, перидотовый, лавровый, бисквитный (нежно-серо-зеленый), берилловый, брусничный (тут подвох, думается, по цвету ягод, а на самом деле брусничного листа, помните?), драконьей зелени (очень темно-зеленый), офитовый (как зеленый мрамор), празеленый (иссиня-зеленоватый), шартрез (желто-зеленый, как ликер с таким же названием) и еще много-много других оттенков.

Вообще, о названиях оттенков можно сочинить целый роман! Как шикарно, фантазийно и удивительно их называли! Какое их было разнообразие! Сегодня вместе с большинством названий ушли и сами цвета, палитра, на мой взгляд, стала намного проще, скуднее, глуше, будто в каждый цвет добавили по пятьдесят оттенков серого, или, наоборот, цвета стали крикливо-яркими, вырви-глаз, аж светятся в темноте, без солнцезащитных очков на такую химию не взглянешь! А тогда как же волшебно звучали их названия! Возьмем, к примеру, все ту же немодную нимфу. Оказывается, цвет «la cuisse de nymph emue» – это «неоспоримо» розовый (его, собственно, никто и не пытается оспаривать!), называемый ляшкою (именно, ляШкою) тронутой нимфы». Кстати, слово «ляжка» было очень даже употребимо в XVIII–XIX веках, произнося его, никто и не краснел. Потом этот оттенок розового стал называться «цветом бедра испуганной нимфы». Но чем бедро испуганной нимфы отличается от бедра нимфы в спокойном состоянии, я не очень понимаю, более розовенькое, что ли? Цвет этот возник в самом конце осьмнадцатого века с появлением нового сорта роз. Таким цветом при Павле I красили подкладку военных мундиров. Странно, да? Естественно, для офицеров и солдат предназначалась разная по качеству ткань, и в народе цвет солдатской подкладки прозвали «ляжкой испуганной Машки», а офицеры остались при своей нимфе. У розового цвета раньше было огромное количество оттенков: цвет веселой вдовы, куропаткиных глаз (светло-красный), палевый (розовато-бежевый в желтизну), фрэз (цвет раздавленной земляники), Багдад (розоватый цвет кирпичной пыли, очевидно, из Багдада), гортензии (этим светло-розовым оттенком было принято подбивать женские шляпки, чтобы лицо оттенялось приятным розовым светом), парнасской розы – с розовым отливом в фиолетовый, Иудина дерева (ярко-розовый, в цвет его цветочков) и совсем какой-то странный масово-гумафный (тоже ярко-розовый), милое такое название, пришепетывающее, гумафное. Еще цвет маркизы Помпадур – не подумайте, что она сама была розовенького цвета, просто, скажем так, став крестной матерью севрского фарфора, бывает и такое, она путем долгих экспериментов собственноручно составила сложный розовый цвет для розочек на фарфоре. Сегодня, наверное, этот цвет называется «барби». Еще был цвет резвой пастушки, нимфы во время зари (розово-золотистый), цвет старой розы (грязно-розовый), цвет детей Эдуарда – дети Эдуарда были розовыми!! Эврика! Очень много названий разных оттенков было заимствовано из любимого и распространенного в то время французского языка – «сомон» от saumon, семга, колумбиновый, то есть сизо-переливчатый, от colombin, «голубок». Или, например, орельдурсовый, темно-коричневый с рыжеватым, как уши у медведя, oreilles d’ours. А также вердепешевый (vert de peche, цвет незрелого персика) и вердепомовый (vert de pomme), цвет зеленого яблока. А чего стоит цвет мердуа – merde d’oie – цвет гусиного помета, желто-зеленый с коричневым отливом. Помет с отливом – сплошная романтика!

– С цветом у меня свои отношения, философские. Нынче жизнь серая, почти бесцветная, можно обойтись парой-тройкой оттенков, и все. А раньше какие были названия оттенков этих, я ими еще в Строгановке заинтересовался, просто поэма! Романтика! Вот, мурамный, яркий, травяной – травушка-муравушка, помнишь? Вот он самый. Вот этот селадоновый, зеленый в серость, хороший фон, спокойный. Вот цианинный, немного с металлическим отливом, но здесь ему не место. Вот этот мне нравится здесь, брусничный! Но не путать с брусвяным, брусничный – по цвету листа, а брусвяный – по цвету ягоды. Вот какие нюансы, их же знать надо. Вердигри, – он ткнул в какой-то невнятный цвет, – слишком грязен, скорее серый, чем зеленый, вердрагоновый хорош, но темноват, а вот мой любимый – цвет влюбленной жабы. Он показал на зеленое пятно на стене в цвет застоявшегося пруда в теплый летний вечер, когда уже закатный удивительный свет, с чуть поблескивающей поверхностью воды и пробивающейся местами светлой ряской и, конечно, квакающими влюбленными жабами – жабы ведь всегда влюблены, это даже детям известно! – Мама твоя придет и выберет, но мне жабий нравится. Во-первых, не активный, в глаза не лезет, глубокий, но не снулый и не искусственный, природный такой и потом хороший фон для картин и фотографий, вы же что-то повесите, да? А в кабинете советую поиграть с винным цветом – очень красиво будет смотреться переход из зеленого в бордо. Вот! – Он сделал паузу. – Знаешь, что я предложу? Можно светлый акажу или альмандин. Хотя нет, я бы выбрал пунцовый. – Это как писали раньше: «Ему стало стыдно и он сделался пунцовым?» – спросила я.

чтобы мысль могла менять направление».

Наша голова имеет круглую форму,