Цитаты из книги «Держись и пиши»

Конечно, этот сложно названный прием сам по себе не архаичен – им пользуются и сейчас. «Страх – это путь на темную сторону. Страхом порождается гнев. Гнев создаёт ненависть. Ненависть приводит к страданию», – говорит Мастер Йода.

Если подходить к тексту расчетливо, как это необходимо, например, в журналистике, в инфостиле – повторы эти легко можно выбросить. Но в художественном тексте они – как специи: подчеркивают вкус, дарят разнообразие.

Когда Беккет в своем «Безымянном» пишет: «Где сейчас? Кто сейчас? Когда сейчас? Вопросов не задавать. Я, предположим, я. Ничего не предполагать. Вопросы, гипотезы, назовем их так. Только не останавливаться, двигаться дальше, назовем это движением, назовем это движением дальше…»,

Здесь действует куда более широкий и важный принцип: «Можно делать все, что угодно, если это работает на текст». Как это часто бывает в литературе, ошибка и прием выглядят похоже, но у приема есть цель, у ошибки – нет даже мысли о цели.

1. Не бойтесь писать, даже если думаете, что ваш язык бедноват. 2. Яркий рассказчик, не фильтрующий свою речь, может помочь вам избежать трудных задач, например, написания диалогов. 3. Сказ – вид повествования с ориентировкой на чужую устную экспрессивную речь. 4. Сказ – это форма литературного артистизма автора. 5. Оригинальность можно вырастить и из того, что вам пока не удается.

В одной из статей Эдгар По писал: «Моей первой целью, как обычно, была оригинальность. Дело в том, что оригинальность, если не говорить об умах, наделенных весьма необычайным могуществом, отнюдь не является, как предполагают некоторые, плодом порыва или интуиции. Вообще говоря, для того, чтобы ее найти, ее надобно искать». Я предлагаю вам поискать свою оригинальность в том, что вас пока ограничивает. Вряд ли кому-то другому придет в голову делать это.

«Ктойтоо?! Это ктоэто?! Тятятыы? Пришёл? А я! Я с тобой. Куда ты? Я с тобой. Я вот тут, я с тобой. Сейчас меня возьми, меня с собой. Я с тобой побуду. А ты где? А я с тобой. Не уходи, а? А де ты был? А я вот лишался. Тебя не было, а я лишался. Чуть не съелся, так грустил. Очень хотел. А ты всё идёшь и не идёшь. Я уж и домой обратно, а ты всё не идёшь. Я с тобой побуду. Побуду я. Вот тут посижу, с тобой, нет, есть тоже хочу, но побуду. И воды хочу. А ты тогда постой, нет, я с тобой. Давай с тобой. А то ушёл куда-то, и так не было долго, а я тут один, и горе едой заливал. Ел я. С тобой буду. Возьмёшь меня? А погладь тоже, я мне просто чтобы вот рядом, и любили, ну и гладили чуть-чуть, а то я лишался, и все куда-то уходили, а я один ведь, и грустил. Не буду теперь. Тятя пришёл, и я не буду. Мне теперь хорошо. Ты даже те дрова в руки играй, я не люблю, но послушаю, ты только не бросай меня, а то я сразу грустный и никто не любит. Вот, побуду тут».

В статье «О прозе» Пушкин писал: «Но что сказать об наших писателях, которые, почитая за низость изъяснить просто вещи самые обыкновенные, думают оживить детскую прозу дополнениями и вялыми метафорами? Эти люди никогда не скажут дружба, не прибавя: сие священное чувство, коего благородный пламень и пр. Должно бы сказать: рано поутру – а они пишут: Едва первые лучи восходящего солнца озарили восточные края лазурного неба – ах как это все ново и свежо

Слово «простота» – тоже слипшееся. Есть столько видов простоты! Простота телеграфного стиля Хемингуэя, под которым – айсберг. Простота незамысловатой лубочной картинки. Глубокая простота пушкинского стиля. Трагическая простота колымских рассказов Шаламова. Пронзительная простота сказа Шмелева. Простота китча. Аристотелевская простота. Простота книг Дарьи Донцовой. Эпическая простота Толстого. А какая простота у вас? Возможно, если рассмотреть ее и присвоить, вы перестанете называть свой стиль слишком легким.

Хемингуэй тоже одобряет эту мысль, утверждая: «Ценность и привлекательность хорошей книги состоит в совершенной простоте, откровенности и как бы нечаянном обнажении характеров и мотивов действий. Это простота языка и мысли. Она безыскусна и свободна от сознательного литературного усилия. Но писать с прямодушной простотой труднее, чем с нарочитой сложностью.