Оставим в стороне всем известные «специальные ранние детские одаренности» – художественную и музыкальную. Я о них когда-то писала, да и с ними, в общем-то, все ясно, ведь их ни с чем не перепутаешь. А если не они?
Когда-то знакомая учительница начальных классов принесла мне работу своего ученика, мальчика-второклассника. Она задала им написать два завершающих тему абзаца – в течение двух месяцев проходили сказки Пушкина. Дословно я, конечно, не помню, но суть работы была такая: когда я читаю сказки Пушкина, мне страшно. Потому что я вижу, понимаю: он всегда знал, что его убьют, и именно – застрелят. Тюк, и всё. Он, как и всякий писатель, видел себя в своих героях. Часть от него – в каждом. У него высокая самооценка: «И назовет меня всяк сущий в ней язык». Он царь, он священник. И везде у него это, от которого мне страшно. Царя Дадона до смерти клюнул петух. Попа до смерти щелкнул Балда. Мы не проходили «Руслана и Людмилу», но я ее читал, и видел портрет Натальи Гончаровой, и хотел бы знать: с кем из героев Пушкин ассоциировал себя? Не с Черномором ли