фельдфебель в юбке. Впрочем, как раз юбки она не носит абсолютно! Постоянно ходит в одной и той же одежде. Только брюки, футболки, джемпера и жилеты. Пренебрегает элементарной личной гигиеной, может спать на кровати поверх одеяла, не снимая, простите, штанов. Не ест с нами за общим столом, утаскивает в свою комнату миску как, простите, собака…
— Не извиняйтесь, прошу вас, — не удержалась я.
Что-то в этом монологе было явно не так. Слишком подчеркнуты противоречия — сложная, литературная речь и пять «абсолютно» в одном абзаце. Совершенно отстраненный рассказ о дочери, а при этом истерики и сердечные приступы в контексте. Женщина явно что-то от меня скрывает.
— Когда началось это… непонимание?
— Очень давно. Практически сразу, как только появились признаки подростковости. 10–11 лет… Так, Володя? — женщина поймала взгляд мужа, тот согласно кивнул. — Дальше все нарастало лавинообразно…
— А до 10–11 лет? Все было нормально? Чем болела Надежда в раннем детстве?
— Она всегда была очень возбудимой, непоседливой, плохо спала. И сейчас плохо спит. Может до трех часов возиться у себя в комнате или, наоборот, заснуть в восемь, потом проснуться в четыре утра и лежать в наушниках. Вы понимаете, мы не разрешаем ей слушать эту музыку, когда все еще спят…
— Да, я понимаю, в четыре утра неуместно слушание любой музыки.
— Разумеется. Но в детстве мы как-то не обращали на это внимание. Один ребенок, к тому же поздний, нам не с чем было сравнивать, казалось, что ребенок и должен быть таким — шумным, подвижным, много бегать, играть, везде лазить. Да, вот еще. Она всегда терялась.