взрывной рост покупательной способности населения с XIII века. Конечно, тут связь не прямая, ведь состоятельные горожане и крестьяне, которые обеспечивали этот рост, никогда и не считались жертвами голода. Но надо понимать, что увеличение ремесленного производства требовало новых рабочих рук, города росли, и туда шел постоянный отток деревенской бедноты. Город мог прокормить многих из тех, кто в деревне умер бы с голоду.
изучая документы епископа Винчестерского, они неправильно интерпретировали связь цен на пшеницу и снижение численности крестьян в поместье. Свою теорию они строили на том, что цены росли, численность людей падала, значит, они умирали, тогда как сейчас уже доказано, что большинство просто продавали землю и уходили в поисках лучшей доли или становились наемными работниками. То есть все было, конечно, плохо, и это были тяжелые годы, но не настолько, чтобы люди массово умирали от голода.
К тому же историки, изучающие демографические вопросы, тоже в основном придерживаются мнения, что высокая смертность в отдельные периоды была связана не с голодом, а с эпидемиями. Хотя, конечно, плохое питание способствует распространению многих болезней, поэтому кризисы в сельском хозяйстве вполне логично сопровождались ростом заболеваний.
бобры с разрешения церкви считались неким гибридом животного и рыбы – из-за их чешуйчатого хвоста. Существовало даже поверье, что если бобру долго не давать опустить хвост в воду, он умрет, как вытащенная из воды рыба. Сейчас это кажется глупым, но в средневековых бестиариях хватало всяких мантикор, йейлов, грифонов[10] и прочих странных гибридных существ, которых люди считали вполне реальными, просто живущими где-то в далеких диковинных странах. Поэтому почему бы не верить в то, что бобр – такой же гибрид. Ну и, собственно, из-за такого «родства» с рыбами бобров разрешали есть в постные дни (где-то целиком, где-то только хвост).
мясо считалось «горячей» пищей, поддерживавшей физические силы и плотское влечение, поэтому монахам, понятное дело, следовало от него воздерживаться. Так же, как и мирянам в постные дни, предполагавшие отказ от удовольствий, в том числе и от супружеского сожительства. В общем, идея была проста: мясо – это слишком вкусно, да еще и тягу к сексу возбуждает, поэтому доброму христианину следует от него воздерживаться, а монаху и вовсе отказаться, поскольку он выбрал путь умерщвления плоти и отказа от мирских радостей.
Почему христианская церковь так ополчилась против мяса и настаивала на его максимальном исключении из питания доброго христианина и уж тем более монаха? Дело не в убийстве животных, думаю, все помнят, что Авель был скотоводом, а Каин – земледельцем, но кровавые дары первого были любезны Богу, а плоды земли от второго были отвергнуты. Иудейская, а за ней и христианская традиция относилась к мясу как к вполне нормальному продукту питания. Точнее – как к очень вкусному продукту.
«Христианское вегетарианство, – пишет профессор Массимо Монтанари, – отвергло мясо как акт покаяния: отречение от чего-то хорошего, а не плохого. В основе этого выбора лежало убеждение, в целом разделяемое средневековой культурой, что мясо – это величайшее гастрономическое удовольствие…
О проекте
О подписке